Дочки-матери - Знаменская Алина (читаемые книги читать .TXT) 📗

Два месяца Лерка молчала. Она не отвечала на вопросы матери, не болтала по телефону с одноклассниками, не смотрела телевизор. Лежала на кровати, отвернувшись к стене, и водила пальцем по ковру.

Ковер этот когда-то смастерила своими руками Наташина мама. Наташа считала, что от ковра исходит доброта маминых рук, она так это чувствовала и очень надеялась, что ковер как-то по-своему сообщит Лерке тепло и утешение. Наташа пыталась что-то говорить дочери, просиживала за ее спиной часами, иногда ложилась рядом и гладила по волосам. Но Лерка к проявлениям материнской ласки оставалась безучастна. Да и не было сейчас у Наташи той силы, той энергии, которая смогла бы помочь Лерке. Наташа сама нуждалась в утешении и поддержке.

Она сама долго пребывала в полной прострации и, пожалуй, не справилась бы со всеми похоронными хлопотами, если бы не помощь друзей. Первым приехал Королев и организовал весь процесс. Приехали какие-то люди, тихо переговорили с Королевым на кухне, потом они же забрали Рожнова из морга и обрядили его. Приехала Юля и привезла денег. Рожнов лежал в гробу кроткий и смиренный. Лицо его приняло то просветленное выражение покорности, которое бывало у него, когда он после страшных загулов просил у Наташи прощения. Увидев Рожнова таким, Наташа ощутила всю безвозвратность своей потери. Горе навалилось на нее, родив чувство вины.

— Я ведь ничего и не покупала ему последнее время, — причитала она на плече у Юли, — ходил в чем придется, как сирота…

— Ну, ну, ну… — Юля не знала, чем утешить подругу. Рожнов сейчас казался добрым и несчастным. А все они — в чем-то повинными в его несчастьях, его безрадостной жизни.

— Не жалела его! — обливаясь слезами, сокрушалась Наташа. — Иногда доброго слова не хотела сказать, только злилась. Ой, Сережа, прости ты меня!

Она то рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону, то принималась гладить холодные щеки Рожнова, поросшие щетиной, то надолго замолкала, вглядываясь в родные и одновременно уже чужие черты его лица.

Все пришедшие проститься с Рожновым уважительно относились к горю Наташи и Лерку. Соседки сокрушенно кивали, вспоминая, незлобивость Рожнова. Его друзья, кивали в такт Наташиным причитаниям — Серега любил свою жену, и она правильно убивается по нему, как положено. Серега мужик был что надо — дочь спас, себя подставил.

Леркины одноклассники смотрели на все боязливо, скованно. Толпились вокруг застывшей изваянием Лерки, переминались с ноги на ногу.

Приехали деревенские и привезли плакальщицу.

И когда она тонким голосом запела свое “и на кого ты нас покинул, сокол ясный”, затряслись в рыданиях все — и соседи, и сослуживцы, и безработные бесприютные рожновские друзья.

Свекрови стало плохо, пришлось вызывать “скорую”. А на улице, когда выносили гроб, вдруг разом загудело несколько машин. “Уазики” и “пазики”, на которых довелось поработать Рожнову, прощались с бедолагой-водителем как полагается, как принято в шоферской братии — гудком. За гробом вместе с Наташиными сослуживцами и Леркиными одноклассниками шли многочисленные рожновские друзья, которых когда-то Наташа с трудом отучала бывать у них в доме. А в тот день она была рада их видеть. Каждый из них сказал о Рожнове что-нибудь хорошее, и за это Наташа им все простила и на поминках следила, чтобы их хорошо накормили и чтобы всем хватило водки.

Лерка все похороны провисела на руках Королева. После похорон она продолжала ходить в школу, но делала это словно в полусне. Уроков она не готовила, и Наташа серьезно беспокоилась, как дочь сумеет окончить школу. Оставалось последнее полугодие, а успеваемость у нее резко упала. Вопрос, куда пойти учиться, вообще не стоял — не было денег.

Лед тронулся в один из весенних дней, кажется, накануне Восьмого марта. Наташа открыла дверь на короткий веселый звонок. На пороге стоял ослепительный в своем обаянии телеведущий с букетом роз и огромным пакетом в руках.

Наташе стало стыдно за свой халат. Королев протянул ей букет и сказал:

— Это вам.

Наташа охнула, вспыхнула. Давно она не получала таких цветов. Она сосредоточила на букете внимание и как-то даже упустила на миг из внимания гостя. Но Королев уже сам повесил свой плащ, взъерошил волосы. От его искристого взгляда, от всей сильной мужской фигуры веяло весной, жизнью.

Наташе захотелось открыть все форточки, красиво накрыть стол, нарядно одеться.

— Где Валерка? — спросил Королев.

Наташа показала на дверь.

Телеведущий вынул из пакета большую плюшевую собаку с висячими ушами и блестящим носом и решительным шагом направился в спальню.

Наташа занялась бурной деятельностью. Она открыл все форточки, застелила стол скатертью и достала сервиз. Проделывая все это, Наташа то и дело останавливалась и прислушивалась к голосам, доносящимся из спальни.

Сначала это был один голос. Королев говорил с разными интонациями. Его голос приобретал то проникновенные, то озорные нотки, то — удрученные. Слов Наташа разобрать не могла, но интонации ей нравились, и она пыталась представить, какое впечатление они произведут на дочь. Прошел примерно час до того момента, когда в неутомимый монолог Королева начали вклиниваться редкие реплики Лерки. Ее тонкий голосок слабо, но все же отзывался на что-то. Еще через час Наташа услышала из спальни полноценный диалог. Она решила, что настало время пригласить гостя к столу.

— Мама, посмотри, какая прелесть!

Лерка обнимала потешную морду собаки. Псина действительно была хороша. Лерке никто никогда не дарил таких подарков. Они долго сидели втроем — обедали, разговаривали. Перед тем как уехать, Королев попросил у Наташи разрешения бывать у них.

— Я когда-то неплохо учился в школе. Попытаюсь Валерке помочь.

— Конечно, конечно.

А куда деваться? Тут на все согласишься, лишь бы как-то встряхнуть дочь. Теперь, когда приезжал Королев, Лерка послушно вытаскивала учебники, и они вдвоем просиживали над неподдающейся химией и такой сложной для Лерки алгеброй.

Королев оказался терпеливым учителем. Он не раздражался Леркиной тупостью, но не обращал внимания на ее капризы. Едва они заканчивали готовить уроки, Королев быстро собирался и уезжал.