Полное собрание рассказов - Воннегут-мл Курт (книги онлайн полные версии бесплатно txt, fb2) 📗

В июне 1946 года он отправил статью о пережитом в «Америкэн меркьюри» и получил отказ. Спустя год он отправил туда рассказ. Предположив, что редактор Чарльз Энгофф оценит его чуть выше, если рассказ будет написан на фактическом материале, Воннегут в сопроводительном письме упомянул, что «описываемые события действительно имели место в Дрездене». Воннегут утверждал, что хотя рассказ «Больше жизни!» выглядит как художественное повествование со всеми положенными литературными приемами, каждое слово в нем — правда. Возможно, в этом и заключалась проблема, потому что Энгофф рассказ отверг. Рассказ «Больше жизни!», наряду с другими рассказами о Второй мировой войне и ранним эссе Курта о бомбежке Дрездена «И будет гул по всей земле» увидел свет только в 2008 году. Это случилось через год после смерти писателя, когда его сын Марк помогал составлять посмертный сборник «Армагеддон в ретроспективе и другие новые и неопубликованные произведения о войне и мире». К тому времени точка зрения автора на войну и в особенности его уникальный подход к ее изображению помогли Америке переосмыслить события Второй мировой войны и других войн второй половины XX века.

А в 1946–1947 годах Курту нужно было кормить семью. Когда писался «Больше жизни!», Марк был еще в пеленках, а вслед за ним последовали еще пятеро детей: две дочери, рожденные в браке с женой Джейн, и трое племянников, которых они с Джейн взяли на воспитание после смерти их родителей.

В первом военном рассказе Воннегута сражение разворачивалось не на поле боя, а на шахматной доске, и американцы (включая женщин и детей) сталкивались в нем не с немцами, а с вероятностью попасть в плен к некоему азиатскому военачальнику — отсылка к Корейской войне, начавшейся в июне 1950 года. Рассказ «Вся королевская конница» вышел в «Кольерз» 10 февраля 1951 года, и эта дата говорит нам о том, что ветеран Второй мировой опередил свое время — во всяком случае в вопросах войны. В отличие от предыдущего конфликта, когда на волне возмущения нападением Японии на Пирл-Харбор у американского правительства не возникло проблем с мобилизацией в армию, происходящее на Корейском полуострове не вызвало должного отклика у американцев. Существовало две Кореи: Северная и Южная. Одну поддерживали Советский Союз и Китай, другую — не столько Соединенные Штаты, сколько Организация Объединенных Наций, что в случае Южной Кореи рассматривалось не как военная помощь, а как «полицейская акция». Особенно тревожил тот факт, что Советы располагали авиацией дальнего действия, а следовательно, могли нанести удар по материковой части Соединенных Штатов. И не только традиционными бомбами, но и ядерными ракетами. США и СССР не вели между собой боевых действий, однако к этому моменту уже начиналась не менее зловещая холодная война.

На протяжении 50-х годов Курт Воннегут обнаружил, что истории про холодную войну продаются лучше, чем собственно военные рассказы. Рассказ «Танасфера», опубликованный в «Кольерз» 5 сентября 1950 года, еще до того, как развернутся баталии на шахматной доске, переносит действие рассказа в мирное время — но мирное время, увиденное глазами офицера военно-воздушных сил США, отправленного в космос наблюдать за военными действиями русских. То, что он взаправду слышит, мог придумать только такой писатель, как Курт Воннегут. В рассказе «Пилотируемые снаряды», опубликованном в июльском номере «Космополитэн» за 1958 год, автор приводит несколько писем, которыми обмениваются отцы двух погибших молодых космонавтов — русского и американца. Здесь эмоции и чувства берут верх над холодом технологий и жаром конфликта. Только таким путем можно было притупить страхи.

Сегодня поклонникам Воннегута известно, что их любимый писатель лучше всего изображал «свою» войну опосредованно. Бомбежка Дрездена силами союзников 13 февраля 1945 года, возможно, была кульминацией «Бойни номер пять», но в романе она сама по себе не описывается, показаны только ее последствия. В романе «Матерь Тьма», который практически полностью посвящен Второй мировой войне, показаны реалии жизни Германии того периода. И только в новом вступлении к переизданию романа в 1966 г. Воннегут, описывая ту бомбардировку, позволил прозвучать первым звукам уверенного «среднеамериканского» голоса. В отличие от скучного описательного эссе «И будет гул по всей земле», это произведение — глубоко личностное повествование о той ночи в бомбоубежище, когда он «слышал, как над головами ходят бомбы». И воспринимается это повествование так, как если бы один человек из Индианаполиса рассказывал историю своему приятелю, который в Дрездене не был, но, несомненно, способен понять, каково это, когда над головой, этажом выше, топает докучный сосед.

И всегда остается проблема, как описать пережитое, когда не существует слов, способных его передать. И потому, когда мы говорим о войне, мы говорим о ее последствиях. Действие всех рассказов Воннегута о Второй мировой войне разворачивается в месяцы, последовавшие за тем, как он попал в плен, в дни, последовавшие за капитуляцией Германии, или в период американской оккупации разгромленного Третьего рейха. В рассказах «Перемещенное лицо» (опубликован в «Лейдиз хоум джорнал» за август 1953 г.) и «Стол коменданта» (в журналах не публиковался) солдаты оккупационной американской армии противопоставлены гражданским, вынужденным оцепенело сносить ужас поражения.

В восторге, что может бросить работу в отделе по связям с общественностью «Дженерал электрик» и готовясь переехать в более благоприятную атмосферу Кейп-Кода, где он мог бы полностью посвятить себя творчеству, Курт Воннегут отправил рассказ Ноксу Берджеру в «Кольерз» с письмом (от 14 апреля 1951 г.), в котором расхваливал собственное произведение и просил «жирную премию». 18 мая Нокс ответил пространным письмом на две тысячи слов, полным рекомендаций, правок и критики. «Персонаж, отражающий точку зрения автора, недостаточно интересен, чтобы строить на нем сюжет»» Повествованию от первого лица нужен «особый привкус, который обычно «зиждется на личности рассказчика». 22 мая Берджер снова написал Воннегуту и посоветовал «уделить больше внимания “Столу коменданта”», поскольку приближался крайний срок сдачи — 15 июня. В конечном итоге все труды были напрасны, и рассказ был опубликован лишь через год после кончины самого Воннегута.

В другом военном рассказе, действие которого разворачивается в 1067 году, после битвы при Гастингсе, недавно завоеванные бритты обсуждают своих новых французских правителей. Нокса Берджера этот рассказ под названием «Ловушка для единорога» совершенно не заинтересовал. В ноябре 1954 г. он выразился прямо: «Отложите его, Курт, [просил он.] Тут чувствуется гений, но с толикой безумия». Журналы, по крайней мере журналы того времени, были слишком «линейными» для подобных литературных кульбитов, однако их редакторы были мудры: Берджер советовал не выбрасывать рассказ, и это произведение тоже дождалось своей публикации спустя почти полвека.

Полвека спустя этот и еще восемь других военных рассказов молодого Воннегута войдут в сборник «Армагеддон в ретроспективе», — как и надеялись редакторы и литературные агенты Воннегута конца 1940-х и 1950-х годов. Все вместе эти произведения складываются в единую картину и дополняют друг друга. Взаимно усиливают друг друга сцены лагеря для военнопленных, голода, берущего верх над желаниями, главенствовавшими в жизни молодых солдат в мирное время, и их отношений друг с другом (есть хорошие парни и не слишком хорошие). Один ранний рассказ, не включенный в «Армагеддон», публикуется в нынешнем сборнике впервые. Речь идет о рассказе «История одного злодеяния». Как и большинство произведений Воннегута о Второй мировой войне, он основан на фактах: после бомбежки пленным поручают собирать трупы, одного из них ловят на мародерстве и расстреливают. Украденное, вполне естественно, оказывается едой. В «Бойне номер пять» — это чайник, а в кинофильме — более эффектно — дрезденская статуэтка, в точности похожая на ту, что случайно разбил до войны неловкий ребенок. Хотя Курт Воннегут не участвовал в написании сценария, он высоко отзывался о работе Стивена Джеллера, сожалея только, что в отличие от романа в фильме не хватает одного персонажа — «меня». Однако в тот день, когда Воннегут присутствовал на съемках, он все-таки исхитрился попасть в кадр — пусть и традиционно литературным образом. Это произошло при съемках эпизода в больнице, где Билли Пилигрим лежит в одной палате с историком военно-воздушных сил Бертрамом Коуплендом Ремфордом, воинственным отставным полковником, не питающим ни малейшего сочувствия ни к Дрездену, ни к тем, кто там пострадал. Как это часто бывает при съемках фильма, первые дубли не удавались. Сцена была простроена четко, психологическое напряжение между Билли (то теряющим сознание, то приходящим в себя) и Ремфордом (поправляющимся после несчастного случая на лыжах) было налицо, и режиссер Джордж Рой Хилл считал, что переход к следующему эпизоду должен быть совершенно ясен, — вот только никто не знал, как «выпутаться» из сцены. Зато знал Курт Воннегут, который предложил: пусть после высокопарных возмущений Ремфорда по поводу незначительности авиаудара для истории и внезапной фразы Билли «Я был там» напыщенный отставной полковник фыркнет: «Тогда собственную книгу напишите!»