Король утопленников. Прозаические тексты Алексея Цветкова, расставленные по размеру - Цветков Алексей Вячеславович
Дома Акулинушка хватала щипцами кирпичный кусочек, бежала с ним на кухню, накаливала в печи, кропила сверху духами, бог знает где добытыми, и с этим пахучим кирпичиком в щипцах ну носиться по комнате, пока везде не повеет благодатью. Так выказывала она радость и надеялась отогнать батюшкины тяжелые сны.
Сон же ему посылался новый: развязывает на Еловой мешок, а там одни маленькие трамваи, как у Царевича, красные, блестящие, новехонькие. И все ребята из мешка их без спросу берут, и на зуб пробуют, не карамельные ли? А они все никак не кончаются, мешок полон и тошно смотреть. 4
В положенный им срок все праздники закончились. Рядиться в Морозного придется только через год, и акварель смывается водою. Дети, вглядевшись зорко в бывшего вожатого на улице, узнали его по глазам в первый же будний день.
— Нет, я брат его, а Морозный к себе в студеный океан на льдине отбыл, мне вишь работу оставил, книгу грехов ваших в прорубь топить иду, — отвечал им отец Акулинушки.
Сдав прошлогоднюю книгу происшествий Околотошному, по дороге домой остановился он между оградою храма и крыльцом «Плясового Сверчка». Из кабака пели:
Я сегодня устал да намаялся
Добывая насущный свой хлеб
Из натруженных рук рюмка валится
Проливая вино на жакет...
Но решил все же сначала в храм, выбрал там в свечном ящике свечку потолще, поставил ее Николе Зимнему и шепотом просил, чтобы сделалось все как раньше, при лошадушках, без проводов.
Назавтра Околотошный сам пришел к нему и сообщил указ — переучиваться. Брать новые вагонные вожжи. «Будешь ездить на привычном балконе и звенеть в упреждающий колокол».
Выяснилось, что без водителя обходится только игрушечный трамвай у Царевича во дворце, да еще тот, что во сне извозчика, а остальным никак без вожатого.
Наука оказалась немудреная: нажималка — крутилка — дергал- ка. «Вперед», «назад» и «помедлить». По прежним рельсам повел он вагоны на мост и другой берег, только сверху теперь провод за небо держится.
— И всего-то, — объяснял вожатый Акулинушке, — проще, чем с лошадями, и кормить никого не надо.
— А куда ж Сивку с Буркой теперь? — встревожилась девочка. — Неужто татарам отдашь, так они колбасы из них к своему празднику навертят?
— Кормилицы! — крикнул вожатый лошадям в окно, чтобы те успокоились. — Никакой колбасы! Полжизни вы меня катали, а теперь я вас возить стану.
И пошел с этим к Околотошному. Выслушав и не желая прослыть гонителем животных, Околотошный отрядил отдельную платформу, грузовую, нужна была, чтобы уголь возить, но можно сеном им выстелить.
Каждое утро вожатый сопровождал туда Сивку с Буркою, выкупив им два льготных литерных билета. Надевал на своих лошадок венки из банных веников и закручивал их от холода в холстину, отчего все прохожие на тротуарах уверяли друг друга, что это едут пировать ряженные под римлян купцы, запросившие себе отдельный вагон. На это веселое мнение и был расчет.
И только дети ближних дворов знали истину. «Э, да это брат Деда Морозного своих лошадок на трамвае катать повез!» — завидев состав с прицепом, на вопросы неместных отвечала Егоровна, перехваченная крест накрест материнским платком, или Мамай, посасывая из бутылки нечто сладкое сквозь гусиное перо, просунутое в пробку. И немедленно они вспоминали, что к следующему Рождеству сам Морозный с мешком к ним явится на льдине.
Четырнадцать романов Алексея Цветкова 1
Здравствуйте, я первый роман. Почему нас, романов, здесь так много? Ну, чтобы наш автор попал в какую-нибудь книгу рекордов. Ну и еще затем, чтобы побыстрей опубликовали. «Это роман?» — с надеждой спрашивает любой издатель.
— Да что роман! — гордо, даже заносчиво отвечает наш автор, — здесь целых четырнадцать романов. Ну не отвечать же ему: «Роман как форма устарел вместе с индустриальным обществом и способом производства и выполняет потому реакционную, инертную роль», — то есть не отвечать же автору то, что он действительно думает? Тогда у него не получится романа с издателем, и вы четырнадцать романов не прочтете. Допустимый то есть обман.
Для беллетризма здесь недостает какого-нибудь идиотского сравнения, вроде четырнадцати ворот, ведущих прочь из имперского Рима. Если вы любите почитать, считайте, что оно тут есть. 2
Я роман о лучах, возбуждающих неутолимый голод. Облученный закармливает себя чем попало до смерти. Террористы направляют эти лучи на известных, точнее, «влиятельных» людей и сначала губят их имидж, разум, а потом и саму их жизнь уничтожают. Лучи неутолимого голода идут из аппарата-булимитора. Это устройство, впитывающее в себя голод четырнадцати тысяч, ежедневно умирающих на Земле от истощения. В итоге для элиты на всякий случай публичное и отвратительное обжорство становится светской нормой, чтобы облученные не отличались внешне от нормальных и чувствовали себя полноценными в последние дни своей жизни. Со спортивной стройностью покончено. В моде накладные животы и даже щеки с искусственно вкачанным человечьим жиром. Солидарность с гибнущими выражается в непрерывной трапезе вместе с ними. «За одним столом» — примерное название. 3
Я роман о том, как парню по мейлу приходят ссылки, он на них жмет, и там описывается вся его жизнь за истекшие сутки, включая всякие интимные занятия, у которых нет свидетелей, и даже сны и мысли. То есть кто-то следит за ним. Где был. Что делал. О чем думал. Следит по-настоящему. Внутри и снаружи все видит. И парень понимает, что есть некая третья позиция по отношению к этим двум: «внутри»-«снаружи». Некто есть одинаково третий по отношению к «я» и «остальные». Такая фабула позволяет рассказать всю его видимую-невидимую жизнь через эти ссылки. Ссылка приходит в виде кружевного пятна — рисунка, на который он жмет и попадает на «свой» сайт. В этом сложном пятне (герой его называет «блер пришел») парню видится каждый день разное, то череп с крыльями, то открытый гроб, то зубастая вагина. Ему снится, что это пятно — разорванный янычарами ковер, на котором была выткана правдивая карта райского сада. И, конечно же, этот сон тут же добавляется на «его» сайт с издевательскими пометками третьей силы. 4
Я роман о том, как в богатую секту, верящую в переселение душ, приходит молодой человек и утверждает, что он — душа основателя культа, почившего двадцать лет назад. Самозванец требует передать ему все денежные счета и управление церковью.
Он с блеском выдерживает все проверки и, возглавив культ, оказывается всего лишь приятелем агента федеральной безопасности, знавшего об этих сектантах все. Да и сам основатель культа, оказывается, был агентом этих самых служб специальных. Так что все на своих местах, пока в мире есть службы. 5
Я роман об инопланетянах, тайно явившихся на Землю с одной только целью: выкрасть «Черный квадрат» Малевича. Вначале они пытаются его тихо купить у банка, которому принадлежит шедевр, а чтобы незаметно, подменить точной копией. Но банк запрашивает столько денег, а, получив, не выдает «Квадрат», подсовывает гуманоидам как раз копию и запрашивает потом еще столько, что это вызывает гиперинфляцию на всей планете. Никто не понимает, откуда взялись неотличимые от настоящих деньги в таком количестве. Никто не знает, что купюры напечатаны внутри летающих тарелок. Биржу трясет. Инопланетяне быстро догадываются, что их наебали и возвращаются за подлинным Малевичем. Очень агрессивно настроены теперь к людям. А у людей все уже всплыло на поверхность — журналисты раскопали правду. И против инопланетян за наш «Квадрат» начинают войну самые экстремистские слои человечества, тогда как правительства готовы сдать картину, подарить то есть на время «во имя безопасности и межпланетной дружбы», раз им так нравится. На фоне мировой партизанской войны с пришельцами высказываются версии, что «Черный квадрат» — это изображение черного знамени русских анархистов, с которыми Малевич дружил в 1918 году, или образ мекканской Каабы мусульман, перед «абстрактным» искусством которых художник всегда преклонялся. 6
