Моя сумма рерум - Мартин Ида (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
В основном она, конечно, втирала про «Синих китов», суицидников и прочих придурков у которых всё фигово, так что можно было вообще не слушать.
Не знаю, где такие персонажи водятся, никогда никого похожего не встречал. Скорей всего, это какой-то нелепый миф, наподобие пришельцев или Йети. Человек так устроен, что он всегда борется за своё выживание, даже если не сильно умный, не потрясающе красивый, не особо талантливый и ничем не лучше других.
Хотя, по мнению моей мамы, только самые лучшие могли рассчитывать на прекрасное и благополучное будущее. И вообще хоть на какое-то будущее. Именно поэтому, кстати, она была так одержима всеми теми кружками и секциями. Хотела из меня вундеркинда сделать. Лет до двенадцати всё надеялась, а потом, когда я ничем не отличился и везде показывал обычные, средние результаты, до неё, наконец, дошло, что я не обладаю никакими особыми дарованиями. Один раз в запале она даже высказала, что я «никакой» и «бесперспективный» получился.
Но и тот, кто не умеет плавать, барахтается до последнего, а заблудившийся в лесу идет на свет. Это инстинкт. И чего мне теперь? Под поезд кидаться? Ну, уж нет. Каждый выживает, как может, и раз так сложилось, что в нормальном доме мне было отказано, значит, оставалось только приспосабливаться к новым условиям обитания.
Пусть мама пеняет на себя. Сама виновата. Специально буду тусить с этими уличными ребятами. И курить начну, и пиво пить, и на мотике ездить с Тифоном, а может даже драться стану и сломаю себе что-нибудь. А ещё заведу себе девушку, вот эту рыжую, например, приведу её домой и скажу всем, что женюсь. Я представил лица мамы с бабушкой, и настроение значительно улучшилось.
На литературе русичка Алина Тарасовна неопределенного возраста очкастая тётка с расчесанными на прямой пробор и убранными за уши волосами взялась допытываться, кто и что прочёл за лето по программе. А как услышала про Булгакова, завела о «вечных» темах в «Мастере и Маргарите».
Однако одновременно с ней, на третьей парте по центральному ряду, Лёха с Тифоном во всеуслышание обсуждали другую «вечную» тему: кто круче Роналду или Месси.
— Два мяча в Лиге Чемпионов, Ла Лига и Суперкубок Испании, против жалкой Копы дель Рей. Чемпион Европы. Это тебе о чем-то вообще говорит? — напирал Трифонов, развернувшись к соседу вполоборота.
— А пятьдесят один гол в пятидесяти пяти матчах по сравнению с сорока пятью голами Роналду в пятидесяти одном матче тебе, о чём говорит? — отвечал ему Лёха в том же тоне.
И чем громче становился гнусавый голос Алины Тарасовны, тем яростнее разгорался и их спор.
Ну и естественно, русичка не выдержала:
— Криворотов!
Я вообще сначала не понял, что это фамилия. Показалось, что она выругалась на кого-то, но Лёха тут же вскинулся и засиял ослепительной улыбкой.
— А ну встань, — потребовала она.
Он покорно поднялся.
— Что ты, Криворотов, прочитал за лето?
— Не помню, — признался он весело.
— Как это ты не помнишь? Может быть, и программу десятого класса не помнишь?
— «Грозу» помню, Алина Тарасовна.
— Какая потрясающая память! И что же ты там помнишь?
— Если по правде, то мало. Довольно скучная история.
— Да неужели? — очки русички подпрыгнули. — Наверное, оттого, что там ни слова про футбол?
— Ага, — без тени смущения подтвердил Лёха. — Обычная бабская тема. Любовь, сопли, слюни, самоубийство. Между прочим, та самая пропаганда суицида, которой нас как раз на прошлом уроке пугали. Сначала в школе проходим, а потом на Интернет всё сваливают.
Класс заметно оживился, а девчонки сзади меня захихикали.
— Что ты такое говоришь, Криворотов? — взвилась Алина Тарасовна. — Образ Катерины — не пропаганда! Он, чтоб ты знал, символизирует освобождение от безысходности. Избавление от гнета и терзаний души. Молодая женщина мечтает улететь! Вырваться из зловонного болота темного царства!
Высокопарно размахивая руками, она медленно двигалась по проходу в конец класса.
— Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь…
Алина Тарасовна готова была продолжать, но Лёха насмешливо перебил:
— Вот-вот. Я про то и говорю. Лететь её тянет. Ага. Камнем на дно.
Народ расшумелся ещё больше. И русичка, сообразив, что процитировала не лучший фрагмент, беспомощно воскликнула:
— Это же классика, как тебе не стыдно?!
— А что в этом стыдного? — парировал Лёха. — Не я же эту унылую депрессуху написал.
— Первый день, Криворотов, а ты меня уже вывел!
— Извините. Я не хотел.
— Про Катерину я уже всё поняла! Может, вспомнишь что-то ещё? Расскажешь о Базарове или Обломове?
— Расскажу, конечно, — охотно согласился Лёха. — И Обломов, и Базаров, два очень мутных персонажа.
— Каких-каких?
— Неоднозначных.
— Та-а-ак, — на миг распаленное лицо Алины Тарасовны посветлело. — Хорошо. И в чем же их неоднозначность?
— Базаров только и делает, что со всеми базарит, а Обломов — всех обламывает, — на одном дыхании весело выпалил Леха, уже окончательно играя на публику.
— Садись, клоун, — с трудом сдерживая гнев, презрительно фыркнула она. — Как был дегенератом, так и остался.
По классу прокатился ропот. Народ явно был на Лёхиной стороне, и тот сел на место с видом победителя.
— Было прикольно, — сказал я ему, как только мы вышли из класса после звонка. — У нас бы за такое к директору потащили.
— А смысл?
Я обернулся — та самая рыжая, похожая на Трисс, девчонка. И всё, что я собирался сказать Лёхе секунду назад, моментально вылетело из головы.
— За одиннадцать лет наш директор насмотрелся на Криворотова во всех видах, — поравнявшись со мной, девушка продолжила идти рядом.
— Вот и нет, — громко откликнулся Лёха. — Далеко не во всех.
— А вдруг она подписана на твою Инсту? — засмеялась рыжая.
— Тогда во всех, — весело признал он, поднимая с пола сделанный как заколка-прищепка белый бант. — Но, не за одиннадцать. Я же с третьего к вам пришел.
— Думаю, ей и последних двух лет вполне достаточно.
Они ускорились и ушли вперед.
Вблизи девушка понравилась мне ещё больше: улыбка широкая и тёплая, глаза светло-серые, дымчатые, как утренний туман, а непослушные волосы такого мягкого оттенка рыжего, вроде осенних листьев или мёда.
На четвертом уроке выяснилось, что у нас физкультура. Формы, естественно, ни у кого не было, но на стадион всё равно погнали.
На улице стояла дикая духота и безветрие, а с правой стороны уверенно ползала густая сине-черная туча, и спокойное ясное небо постепенно приобретало тревожный желтоватый оттенок.
Физрук Василий Викторович, кривоногий коротышка с торчащими в стороны усами и странным прозвищем — Полтинник, с вызовом зыркнул в сторону тучи, презрительно хмыкнул и велел всем построиться. Без восторга оглядел весьма малочисленный ряд, а заметив меня, подошел. Пощупал мышцы, легонько ударил кулаком в живот. Потом резюмировал:
— Ладно, сойдет. Спортом занимаешься?
— В позапрошлом году футбол бросил.
— Ну и дурак.
Он не спеша двинулся дальше, но вдруг, через пару человек от меня, встал, как вкопанный, с полнейшим недоумением на лице. Я высунулся посмотреть, чего там такого интересного. И все тоже посмотрели.
На Дятла. Стоял себе, ровненько, старательно вытянувшись по команде «смирно», и даже не подозревал, что голову его украшал пышный и нарядный белый бант. Тот самый, который Лёха на полу нашел.
Девчонки закатились, парни захрюкали. Удивленное лицо Дятла, взволнованно хлопающего ресницами и крутящего головой в поисках того, что вызывает такое неудержимое веселье, выглядело нереально комично.
— Это что за барышня у нас? — подлил масла в огонь Полтинник. — Тоже новенькая?
— Нет, — совершенно серьёзно ответил Дятел. — Это же я — Ваня Соломин.
— Не может быть! — физрук сделал вид, что страшно удивлен. — Соломин? А как изменился!
