Я ползу сквозь (ЛП) - King A. S. (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Пятницы – отстой. Пятница – мост между неделей и выходными, а в выходные на меня обрушивается лавина сковородок, крокетных молотков и маминого любимого рыбного филе. И меня прижигают сигаретами.
Иногда они разрезают нежную кожу между пальцами моих ног и втирают в раны поваренную соль.
На самом деле нет. Они могли бы делать это, только если бы были дома.
А мистер и миссис Круз никогда не бывают дома по выходным.
Так что бить меня могу только я сама.
Однажды я работала в магазинчике кухонной утвари, чтобы чем-то себя занять, но однажды туда ворвался какой-то парень, ограбил нас и подстрелил меня, и теперь я каждые выходные сижу в своей комнате страха и жду прихода родителей. Мой единственный друг в этом мире – мой доберман Кранчи.
Вот только у меня нет ни собаки, ни комнаты страха, и я никогда в жизни не работала.
Я не могу остановиться.
Я плавлюсь от экзистенциальной тоски осознания, что я самая нормальная девочка в мире. Будь у меня сложный внутренний мир, я бы ходила на студенческие вечеринки и хлестала водку, как раньше Чайна. У нее очень сложный и богатый внутренний мир: она проглотила саму себя и теперь похожа на ходячий пищевод. Она оставляет следы пищеварения на бумаге и мы все узнаем, что она сегодня ела.
Обычно она ест прошлое.
Она очень боится, когда в школу приходят с собаками. Те бродят вокруг на поводках и делают свою работу. Они принюхиваются. Принюхиваются и пытаются учуять воздух, потому что угроза бомбежки и настоящая бомба сильно различаются. Бомбы обычно делают из химических веществ. А угроза – это то, что может быть у каждого из нас, как сопли, гной в глазах и прочее. Это часть тела. «Угроза (сущ.) – 1. Часть ученического тела, которая заставляет бояться всего на свете и на выходных не выходить из комнаты. 2. Часть ученического тела, которая заставляет врать, чтобы понравиться людям, потому что у какой-то еще личности в этом теле есть кнопка для страха и ее зажали навечно».
Первая учебная тревога на случай захвата была в прошлом году. Я училась в одиннадцатом классе. Нам сказали спрятаться в шкафах. Я сделала то, что сказали, зная, что, если нас по-настоящему захватят, я скорее вывалюсь из окна, чем окажусь в шкафу. Они что, никогда не смотрели ужастиков?
Ненавижу пятницы, потому что выходные – это скучно. Угрозы бомбежки каждый день – это хотя бы весело. Это новое занятие. Это отвлекает. Это вечеринка. Мы сделали из нее рутину, и это повод вставать по утрам. Мне нравится смотреть, как людям постепенно становится плевать. Я наблюдаю, как в людях просыпается черный юмор: «Да блин, взрывайте уже, сколько можно. Надеюсь, сегодня уж всерьез, я химию не сделал».
Пятницы – отстой, потому что я вру, что вижу вертолет Густава. Говорю, что вижу, а на самом деле нет. Я пробовала уже во все дни недели – ничего. Я слушаю, что говорят Чайна и Станци, и знаю, что он красный и почти достроен, поэтому у меня получается убедительно притворяться.
Чаще всего я накручиваю волосы на палец и делаю вид, что мне нравится Густав, хотя он не в моем вкусе. Мне нужен кто-нибудь постарше. Как минимум лет сорока. Кто-то, кому нужна хорошая жена, способная держать на себе все хозяйство. Вот предел моих мечтаний.
А теперь представьте, что я сказала все это вслух. Меня же сожгут, как ведьму. Но это правда. Я хочу быть чьей-то женой, рожать детей и делать своего мужчину счастливой. И быть счастливой сама. А до тех пор я обречена жить во лжи и каждый день отрезать сантиметров по тридцать волос, чтобы моя приемная мама не заметила и не сказала какую-нибудь мерзость в духе: «Ненавижу, ты все хорошеешь и хорошеешь, а я только старею и обвисаю».
Может, я и красивая, если вы считаете красивой Барби, но я не Чайна, которая умеет писать стихи о своих чувствах, и на Станци, которая плюется логическими выкладками, как будто у нее научная отрыжка. У нас нет связи, которая есть между ними. Невозможно завести себе лучших друзей, если тебе приходится переезжать каждые два года, потому что ты патологически врешь и люди начинают тебя ненавидеть, как только это понимают.
У меня есть только мистер и миссис Круз, которые дают мне кров и еду в холодильнике. Миссис Круз – не моя мать. Мама была две жены назад. Папа любит помоложе.
========== Станци — суббота — вальс ==========
Чайна собирается провести целый день с Тамакой де ла Кортез. Я, конечно, никогда не снимаю медицинского халата и постоянно по уши зарываюсь в кишки мертвых животных, но это еще не значит, что я не слышала, что случилось с Тамакой. Все слышали. Чайна, видимо, тоже решила, что я должна что-то знать.
– Ты знаешь, – говорит она. – Все знают, – сказала она вчера утром во время тревоги. – Даже Густав.
Она не понимает, что я не хочу знать. Ни о чем. Я хочу заползти в какую-нибудь нору и не вылезать оттуда. Я хочу разделиться пополам, чтобы наконец-то научиться высказывать свое мнение. Я хочу пойти куда-нибудь, где очень много зеркал и на меня будут смотреть хотя бы двадцать моих отражений, и мне не придется выбирать, какое лучше.
Мне постоянно снится сон про четыре вертикально стоящих гроба. Один из них мой, другой Густава, еще два наглухо заколочены, а ломика у меня нет. К каждому гробу привинчен звонок. Я двенадцать раз звоню в гроб Густава, и он выходит ко мне во фраке и цилиндре. Он спрашивает, умею ли я танцевать вальс, и я глупо себя чувствую, потому что не умею. Он говорит, что ничего страшного, потому что он тоже не умеет.
Тут звучит школьная тревога, открываются два заколоченных гроба, и из них выбегает вся наша школа. Вокруг нас кружатся в вальсе тысяча двести подростков. Они прекрасно вальсируют. Играет Первый вальс Моцарта. Звучит только партия виолончелей. На сегодняшней учебной тревоге мы отрабатываем навыки вальса.
Во сне я понимаю, что мы с Густавом завалили тревогу. Но мы не боимся. Мы, похоже, с удовольствием любуемся, как красиво вальсируют другие. Мы подносим ладони к губам, как будто наблюдаем какое-то невероятное зрелище. Потом возвращаемся в гробы и закрываем крышки. Потом мы вдруг оказываемся на вертолете и летим все выше и выше. Школа остается внизу, и все продолжают вальсировать, с такой высоты похожие на крошечные кружочки в тестовых бланках, которые с каждым шагом меняют ответ: «A, B, C, A, B, C, A, B, C…»
Потом музыка замолкает, они превращаются в жучков, заползают в свои кружочки и сидят там. Потом я просыпаюсь.
Родители сказали, что завтра у нас будет маленький семейный выезд. Они обещают, что будет весело. Я беру свой огромный список и пытаюсь догадаться, место какого преступления они навестят на этот раз. Стейт-колледж? Суортмор? Эдинборо?
Я списала все города из статьи в Википедии про стрельбу в школе. Там зачем-то еще приписано несколько случаев, когда человек просто пришел в школу и выстрелил в голову себе, своему любимому или врагу. В списке все события со времен войны Понтиака. Такое ощущение, что туда добавили несколько случаев, которые не считаются за массовую стрельбу в школе, просто чтобы создалось впечатление, что в школах стреляли всегда. Чтобы принизить важность проблемы, наверно. Густав прав, нельзя ничего прочесть или изучить, не увидев злого умысла. Я иду к нему, чтобы сказать об этом, хотя вообще-то мне нужно попытаться написать стихотворение к английскому. Его надо сдать во вторник, а я еще даже не приступала. Это просто стихотворение. Понятия не имею, почему я так переживаю.
Опасный мужчина из-за куста продает лимонад. У него есть классический и розовый. Над столом с лимонадом висит табличка: «Доплатите за рогипнол». Я останавливаюсь и спрашиваю, почем лимонад. Он отвечает, что четвертак. Тогда я спрашиваю, сколько за лимонад с рогипнолом, и он отвечает, что на доллар больше. Я спрашиваю, как идет торговля.
