Сын цирка - Ирвинг Джон (мир бесплатных книг txt) 📗
Брат Габриэль также произнес общую молитву о здравии Миллса, в частной же молитве он просил Всевышнего оказать помощь в поисках письма. Однако его так и не нашли. Брат Габриэль смирился с неприятной ситуацией, лег в постель и заснул задолго до того, как это удалось Фаруку, который тщетно вспоминал, какую кинозвезду напоминает ему вторая миссис Догар. В то время, когда Вайнод отвозил танцовщицу Мюриэл домой и они оба размышляли о жестокости клиентов в «Мокром кабаре», отец Сесил уже кончил молиться и собирался спать. После того, как Вайнод обнаружил, что фильм «Инспектор Дхар и Башни Безмолвия» вскоре будет показан в спящем городе, отец Джулиан запер ворота ограды миссии, ворота гаража для школьного автобуса и дверь в храм. Через некоторое время ректор тоже заснул.
Примерно в два часа ночи, когда расклейщики объявлений размещали на стенах Бомбея рекламу нового фильма об Инспекторе Дхаре, а Вайнод кружил вокруг публичных домов в районе Каматипура, самолет с братом-близнецом приземлился в аэропорту Саха, Дхар в этот момент спал на балконе у доктора Даруваллы.
Таможенник, который несколько раз перевел взгляд с озабоченного лица миссионера на фотографию приятного лица в паспорте Мартина Миллса, не сомневался, что перед ним стоит Инспектор Дхар. Немного удивила его гавайская рубашка, поскольку таможенник не представлял, зачем Дхару скрываться под видом туриста. Он мог бы и не маскироваться, не сбривать свои характерные усы инспектора. Когда верхняя губа у него открыта, еще заметнее знакомая всем ухмылка Дхара, которую невозможно подделать.
Таможенник подумал, что американский паспорт — хорошая уловка, однако там стоит, что так называемый Мартин Миллс родился в Бомбее. Таможенник ткнул пальцем на эту улику в паспорте, а потом подмигнул миссионеру, давая понять Инспектору Дхару, что он совсем не дурак.
Мартин чувствовал сильную усталость, так как во время перелета учил язык хинди и знакомился с особенностями национального поведения индийцев. Например, он знал все о приветствии, однако этот таможенник явно ему подмигнул, но не стал здороваться. В разделе об особенностях национального поведения Мартин не встретил никакой информации относительно подмигивания. Миссионер не хотел выглядеть невежливым, поэтому он подмигнул в ответ и чуть приподнял руку в приветствии, но так, чтобы это выглядело уверенно.
Чиновник остался очень доволен собой. Он видел, как подмигивают в последнем фильме Чарльза Бронсона, но не был уверен, можно ли так вести себя с Инспектором Дхаром. В отличие от большинства жителей Бомбея, этот работник таможни любил фильмы о полицейском инспекторе и полицейских. И поскольку до сих пор в киносериале не показали ни одного таможенника, никто из этой категории людей не был обижен. Кроме того, незадолго до поступления в таможню его не приняли на работу в полицию и чиновнику нравились постоянные издевательства в фильмах над полицией, упоминания о взяточничестве, что являлось основой любого фильма об Инспекторе Дхаре.
Но зачем он въезжает в страну с фальшивыми документами? Чиновник хотел показать Дхару, что он разоблачил его маскировку, но как это сделать, не обижая стоящего перед ним творческого гения? Вдобавок ко всему гений плохо выглядел. Лицо у него было нездорового оттенка, бледное и помятое. Такое впечатление, что он сильно похудел.
— Вы впервые в Бомбее после рождения? — спросил чиновник Миллса, снова подмигнул ему и улыбнулся.
— Да, но я собираюсь пожить здесь по крайней мере три месяца. — Мартин улыбнулся и подмигнул в ответ.
Для таможенника эти слова показались абсурдом, однако он сохранил серьезный вид и заметил, что визу миссионера можно продлить на три месяца в зависимости от обстоятельств. Изучение визы вызвало новое подмигивание. Как и положено, таможенник стал просматривать личные вещи. Будущий священник в трехмесячную поездку взял с собой большой и тяжелый чемодан. Один. Перебирая немногие вещи, чиновник увидел нечто странное — черные рубашки с отстегивающимся белым воротником. Хотя Миллс еще не стал священником, ему разрешалось носить церковную одежду. В чемодане лежал также помятый черный костюм, с десяток ярких гавайских рубашек, металлические бусы для самонаказания грешника, полуметровый плетеный кнут, а также железные вериги с торчащими шипами, которые надевались на бедра для нанесения ран плоти. Несмотря на охвативший его трепет при виде таких инструментов самоистязания, чиновник продолжал улыбаться и подмигивать.
Отец Джулиан от них пришел бы в священный ужас. Древние инструменты самоистязания напугали бы даже отца Сесила, а потом, может быть, и сильно его позабавили. Кнуты и ножные вериги никогда не считались необходимыми компонентами иезуитского «пути к самосовершенствованию». Даже железные бусы грешника показывали, что духовное призвание Мартина не соответствует классическим требованиям иезуитов.
Таможенник решил, что религиозные книги в багаже призваны сильнее замаскировать Инспектора Дхара и что все эти веши помогают актеру войти в образ. Несомненно, он готовил себя к очередной захватывающей кинороли. Должно быть, на этот раз Инспектор появится на экране в виде священника.
Просматривая книги, таможенник постоянно улыбался и подмигивал. Удивленный миссионер в ответ тоже подмигивал и улыбался. В чемодане находился «Католический альманах» 1988 года, памфлеты из серии «Исследования духовности иезуитов», карманный католический катехизис «Компактный словарь библии». Она здесь тоже была, как и сборник проповедей и маленькая книга под названием «Садхана: путь к Богу», написанная Антонием де Мелло, автобиография Святого Игнатия Лойолы и его книга «Упражнения духа». Кроме них в чемодане виднелось еще много других изданий. Печатная продукция занимала гораздо больше места, чем гавайские рубашки и одежда священнослужителя.
— Где вы остановитесь на эти три месяца? — спросил таможенник Миллса, левый глаз которого уже устал от подмигивания.
— В колледже Святого Игнатия в Мазагаоне, — ответил иезуит.
— О да, конечно! Я восхищаюсь вашей работой, — прошептал чиновник и еще раз подмигнул изумленному Мартину, как бы напутствуя его в дорогу.
Новый миссионер не представлял, что встретит таких сильно подмигивающих людей. Из-за этого Миллс оказался крайне плохо подготовлен к «национальному поведению» жителей Бомбея, которые понимают подмигивание как агрессивное и грубое предложение полового контакта. Однако подмигивая, будущий священник прошел таможню и оказался на воздухе, пахнущем экскрементами. Он все еще надеялся, "что вот-вот его дружески поприветствует один из братьев-иезуитов. Куда же подевались встречающие его люди? Быть может, задержались из-за транспортных пробок?
Снаружи аэропорта жизнь кипела, но к движению автотранспорта это не имело отношения. Такси стояли припаркованными на границе света и непроглядной темноты. Складывалось впечатление, что большой аэропорт вовсе не кишел людьми, как вначале думал Мартин, а являлся хрупким сторожевым постом у огромной пустыни, где гасли невидимые костры и жители без перерыва опорожняли свой кишечник.
Вокруг миссионера, как мухи на свет, собрались таксисты, которые хватали его за одежду, вырывали чемодан, но он не выпускал его из рук, несмотря на тяжесть.
— Нет, спасибо, меня встречают, — говорил Миллс.
Он обнаружил, что знание языка хинди у него пропало так же, как пропали люди, которые должны его встретить. Мартин все же говорил на хинди, хотя и плохо. Усталый миссионер заподозрил, что заболел чем-то вроде паранойи — это нередко случается при первом посещении Востока. Осмотревшись, он обратил внимание на то, как его воспринимают: одни таксисты сохраняли безразличный вид, однако другие явно хотели его убить. Водители приняли Мартина за Инспектора Дхара. Они то подбирались ближе к нему, то бросались в стороны, подобно мухам, однако по сравнению с этими насекомыми выглядели более опасными.
Целый час Мартин так стоял, отгоняя от себя вновь появляющихся мух, тогда как старые кружились вотдалении, наблюдая за ним и не осмеливаясь его опять тревожить. Миссионер так устал, что уже воспринимал таксистов в виде гиен, ждущих, когда он перестанет подавать признаки жизни и можно будет сообща на него накинуться. Его губы зашевелились, признося молитву, однако от усталости он не мог прочитать ее вслух. Не иначе, другие миссионеры слишком стары, чтобы встречать его рейс, его предупреждали об их преклонном возрасте. Знал он и о приближении юбилея. Разумеется, достойная встреча 125-ой годовщины служения Богу и человечеству значила гораздо больше, чем встреча рейса с новым миссионером. Так Миллс мысленно поместил себя внутрь ореховой скорлупы. Он занимался самоуничижением настолько сильно, что стал гордиться этим.
