Прислуга - Стокетт Кэтрин (читать книги без сокращений .txt) 📗
Мисс Селия застыла как каменная, глаз с меня не сводит, но я-то не могу ей в глаза смотреть.
— Они так долго молчали, что я запросто могла выйти за дверь, а они даже не заметили бы. А потом мисс Уолтер начала смеяться. Так смеялась, чуть со стула не свалилась. Говорит: «Да. Хилли, ты получила свое. И я даже посплетничать про нашу Минни не могу, потому что тогда ты всему городу станешь известна как леди, сожравшая целых двакуска дерьма Минни».
Украдкой кошусь на мисс Селию. Глаза широко распахнуты, на лице отвращение. Зря я ей рассказала. Она теперь никогда не сможет мне доверять. Усаживаюсь в желтое кресло.
— Мисс Хилли решила, что вы знаете про эту историю. И хотели над ней посмеяться. Она бы не точила когти на вас, если бы я не сделала то, что сделала.
Мисс Селия молчит.
— Но я хочу, чтоб вы знали: если вы уйдете от мистера Джонни, получится, что мисс Хилли победила в этой игре. Тогда выходит, что она побила и меня, и вас… — Я вспоминаю про Юл Мэй в тюрьме, про мисс Скитер, от которой отвернулись все друзья. — Не так много осталось в нашем городе людей, кого ей не удалось сломать…
Мисс Селия поднимает голову, открывает было рот, но не произносит ни слова.
Наконец, чуть помолчав, говорит только:
— Спасибо. За то, что… рассказали мне это.
И опять падает на подушки. Однако, закрывая за собой дверь, я вижу, что глаза у нее широко открыты.
Наутро мисс Селия все-таки сумела выбраться из постели, вымыть голову и накраситься. На улице холодно, поэтому она опять натянула один из своих узких свитеров.
— Рады, что мистер Джонни возвращается? — спрашиваю. Не то чтоб мне было до этого дело, но хочется знать, выкинула она из головы мысль насчет ухода или нет.
Но мисс Селия нынче неразговорчива. Глаза тоскливые. И не улыбается больше всему подряд. Показывает пальцем за окно:
— Думаю посадить несколько розовых кустов. Вдоль заднего забора.
— Когда же они зацветут?
— Весной увидим.
То, что она планирует будущее, — добрый знак. Я так полагаю, человек, который собирается сбежать, не станет сажать цветы.
Остаток дня мисс Селия возится в саду, в разговоры не вступает.
Следующим утром, когда я вхожу в кухню, мисс Селия сидит за столом, раскрыв газету, но смотрит за окно, на мимозу. Дождь идет, холодно.
— Доброе утро, мисс Селия.
— Привет, Минни.
Она не поднимается из-за стола, сидит, разглядывает дерево, вертит в пальцах ручку. Дождь припускает сильнее.
— Что хотите сегодня на ланч? У нас есть ростбиф и остатки пирога с цыпленком…
Залезаю в холодильник. Я должна что-то решить с Лероем, сказать ему. Либо ты прекращаешь колотить меня, либо я ухожу. И детей с собой не заберу.Это неправда, про детей, но должно его напугать.
— Я ничего не хочу.
Мисс Селия решительно встает, сбрасывает с ноги красную туфельку на высоком каблуке, потом другую. Потягивается, не отводя взгляда от окна. Прощелкивает суставами на пальцах. И выходит через заднюю дверь.
Слежу за ней в окошко и вижу, что в руках у нее топор. Я немножко нервничаю, потому что никому не понравится вид сумасшедшей бабы с топором. Она взмахивает им. Пробный удар.
Леди, на этот раз вы окончательно рехнулись.Дождь поливает мисс Селию, но ей и дела нет. Начинает рубить дерево. Листья сыплются ей на голову, застревают в волосах.
Ставлю блюдо с ростбифом на стол и наблюдаю — надеюсь, из этого ничего дурного не выйдет. Губы у нее сжаты в куриную гузку, дождь заливает глаза. Она, кажется, и не устает вовсе, а, наоборот, с каждым ударом колотит все сильнее и сильнее.
— Мисс Селия, ступайте в дом, дождь. — зову я. — Пускай мистер Джонни этим займется, когда придет домой.
Никакого толку. Она срубила ствол наполовину, дерево начинает чуть покачиваться, как мой пьяный папаша. Ну и ладно. Устраиваюсь за столом на месте мисс Селии, дожидаюсь, пока она закончит свою работу. Гляжу на газету и вдруг вижу, что под ней та самая открытка от мисс Хилли. Чуть сдвигаю газету, а там еще и чек на двести долларов. Присматриваюсь. Внизу, в строчке для пометок, мисс Селия написала очень аккуратным почерком: За два кусочка для Хилли.
Из-за окна доносится треск, и мимоза валится на землю. Листья и сухие ветки взлетают в воздух, оседая на Сдобной Булочке.
Мисс Скитер
Глава 27
Не свожу глаз с телефона. Он не звонит уже так долго, что превратился в мертвую коробку, навеки приросшую к стене. Жуткая тишина повсюду — в библиотеке, в аптеке, где я забираю лекарства для мамы, на Хай-стрит, где покупаю ленту для пишущей машинки, у нас дома. Убийство президента Кеннеди, менее двух недель назад, потрясло мир. Никто не хочет первым нарушить молчание. Все теперь кажется неважным.
В тех редких случаях, когда телефон все же звонил, это был доктор Нил с сообщениями о результатах анализов — они все хуже и хуже — или родственники, осведомлявшиеся о здоровье мамы. Да, иногда я с надеждой думала — Стюарт,хотя прошло пять месяцев с тех пор, как он звонил в последний раз. В конце концов я сдалась и рассказала маме, что мы расстались. Она потрясена, как я и подозревала, но, к счастью, лишь вздыхает.
Решившись, набираю «ноль» и прячусь в кладовке. Называю оператору номер, жду.
— Издательство «Харпер и Роу», с кем вас соединить?
— Офис Элейн Штайн, пожалуйста.
В ожидании, пока секретарь подключится к линии, я кляну себя, что не сделала этого раньше. Но после смерти Кеннеди мне казалось кощунственным звонить по своему личному делу, да вдобавок я слышала, что большинство учреждений закрыто. А потом настал День благодарения, на коммутаторе сказали, что в офисе никто не отвечает, так что получается, я звоню на неделю позже, чем планировала.
— Элейн Штайн.
На миг теряюсь, я рассчитывала на беседу с секретарем.
— Миссис Штайн, извините, это… Евгения Фелан. Из Джексона, Миссисипи.
— Да… Евгения, — вздыхает она, видимо раздраженная тем, что пришлось самой отвечать на звонок.
— Я звоню сообщить, что рукопись будет готова сразу после Нового года. Я отправлю ее по почте на второй неделе января.
В ответ на мои заранее отрепетированные фразы тишина, прерываемая только попыхиванием сигареты. Присаживаюсь на жестянку с мукой.
— Я… та, кто пишет про цветных женщин. В Миссисипи.
— Да, я помню, — отвечает она, но я не уверена, что это действительно так. Но затем она продолжает: — Та, что претендовала на должность главного редактора. Как продвигается работа?
— Почти завершена. Нам осталось еще два интервью, и я хотела узнать, следует ли это отослать непосредственно вам или лучше вашему секретарю.
— Нет, январь не годится.
— Евгения? Ты дома? — доносится мамин голос.
Прикрываю трубку ладонью и кричу в ответ:
— Минутку, мам. — понимая, что, если я не отзовусь, она ворвется сюда.
— Последнее редакторское совещание в этом году состоится двадцать первого декабря, — говорит миссис Штайн. — Если хотите, чтобы ваш текст кто-нибудь прочел, к этому сроку рукопись должна быть у меня. Иначе она отправится «в стол». Вы ведь не хотите оказаться «в столе», мисс Фелан?
— Но… вы говорили, в январе…
Сегодня второе декабря. На все про все остается девятнадцать дней.
— Двадцать первого декабря все разъезжаются на каникулы, а в новом году на нас обрушится поток от наших собственных авторов и журналистов. Поскольку вы, мисс Фелан, пока являетесь никем, единственное окошко для вас открыто до двадцать первого декабря. Ваш единственный шанс.
— Я не знаю, смогу ли…
— Кстати, это вы там с мамой разговаривали? Вы что, до сих пор живете с родителями?
Прикидываю, не соврать ли — мама приехала в гости… она заболела… просто проезжала мимо, — потому что не хочу, чтобы миссис Штайн знала, насколько бессмысленна моя жизнь. Но потом все же печально признаюсь: