Из Магадана с любовью - Данилушкин Владимир Иванович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Кстати, про горбушу. Однажды устроил форменную забастовку, отказался ее есть. Хозяйка настояла. Пожевал и вытошнил. Рассердилась тетя Шура, кота в сердцах Чомбой назвала. Был такой диктатор в черной Африке. Плохо кончил. Давно, мало уж кто помнит. Не актуально. Потом одумалась, помирилась со зверем. Ну, что поделаешь, если он такой чувствительный и принципиальный, как доктор из санэпидстанции! Люди подсказали, что кошки бракуют свежую рыбу, зараженную глистами. А если проморозить хорошенько, червячков всех убить, может своего желудочного червячка заморить. Вот, какая это умница! Хорошо бы ему другие продукты проверять! Тетя Шура нет-нет, да и даст сыру кусочек — ест, сосиску в яркой упаковке — нюхает и землю роет, будто прячет свой грех, с куриного окорочка шкурку снимет — не ест, зато ночью в помойное ведро лапой залезет, косточку достанет и схрумкает или по квартире гоняет, играет в нашествие мышей.
Ради корюшки готов на потолок залезть, а, поскольку запах ее огуречный, он и огурец весь изнюхает, на лету огуречную попку ловит, как вратарь. Но июнь на дворе, все камбалу тащат. Отправилась тетя Шура на один базарчик, на другой, нет камбалы, приходите завтра. Селедки навалом, но сердцу не прикажешь. Двинула в фирменный магазин. Идет, мечтает, когда придет в город настоящее тепло. Немного лета не помешает. Деревья уже листочки выбрасывают. Надо бы кота вывести, чтобы когти поточил, на птичек помявкал.
Замечталась, ой! — попала. Острая боль пронзила ступню. Вот несчастье. А дома с этим безденежьем не то, что бинта, йода нет. Сколько раз зарекалась внимательнее под ноги смотреть, а не получается. На одном и том же, считай, месте. Будто шило торчит из тротуара. Из железобетонных плит, знаменитых шестигранничков, говорят, их великий человек придумал, когда еще не был академиком. Но Шило был! Да он не виноват, конечно, что фамилия его сработала, это бетонщики навели слабый бетон, вот и повылазила арматура. Чтоб у них глаза повылазили! Запросто подошву проткнуть и ступню до кости. И ведь отшлифованы эти шильца до блеска, видно, не она первая, не она последняя оступилась, не затупилась.
А не свернуть ли в парк? Путь до «Океана» на охромелой ноге короче окажется и дорога там асфальтовая. Подумала и тот же миг перешла, хромая, дорогу, на аллейку и убедилась в правильности своего шага. Народ под зеленеющими деревьями как бы добрее. Музыка играет хоть и противная, как железом по стеклу, но хоть какая-то живизна. Собак, правда, много, и все дружно гадят прямо под ноги. Будто находишься в большом собачьем туалете. Увлекшись разглядыванием экскрементов, тетя Шура увидела нечто похожее на каштаны. Ничего себе! Удивилась, да не очень: в последнее время в Магадане появились столь огромные страшилища, вылитые собаковидные кони. Мутанты.
А ведь лошадь убивает даже капля никотина, подсказал внутренний голос. Должно быть, потому, что ее обогнала какая-то необычная парочка, дымящая отвратительным табачным дымом, уж не собачьи ли экскременты зарядили он в свои сигареты? Может быть, это наркотики так отвратительно воняют? Да что же это с головой-то у него — обжег, что ли? Негр — догадалась тетя Шура. Прохожий оглянулся, — уж не вслух ли она произнесла свою догадку? Нет! Это китаец! А девчоночка наша, кажется, где-то уже ее видела, уж не в соседнем ли подъезде? Хинди — руси бхай, бхай, некстати вспомнилось ей. Сталин и Мао слушают нас, слушают нас!
Интересно, а как никотин на котиков действует? Если по созвучию слов ни-котин, то пагубно. Правда, котовы усы иногда вполне отчетливо пахнут табаком, если сосед дядя Вася берет Черныша на руки и целует по пьяни взасос. После чего кот свирепеет и пытается язычком удалить следы агрессивного вторжения в частную жизнь. А иногда с головы до хвоста пахнет одеколоном «Шипр», трет лапами нос и утробно рычит, методично ударяя хвостом по комоду.
Не успев довообразить картину, тетя Шура получает столь сильный толчок в спину, что бедняжка не просто падает, но и отлетает на газон, по счастью, не очень просохший от зимнего снега и потому мягкий. Раздается обидное ржание. Толкнул и еще смеется! Кто же так напал на бедную женщину? Готовая увидеть наглую хулиганскую морду, она оглянулась и с недоумением разглядела вытянутую рыжую, прямо-таки лошадиную, физиономию. Господи, да это и есть лошадь, дрогнувшим голосом пробормотала женщина, еще более недоумевая, будто материализовалась ее собственная мысль о копытном создании. Вот значит, ты ей сочувствуешь, а она тебя обижает. Тем более обидно, что лошади, как она недавно узнала из телевизионной передачи, обладают целебными свойствами.
Ну да, умеют у нас создать светлый образ. У лошадей, мол, температура тела выше человеческой, и надо катать на них больных детей. Очень больных, кому не помогают практически никакие лекарства, а только любовь и ласка. Покатаются, прогреются и оживают, могут начать ходить, и к ним возвращается речь. В это трудно поверить сходу. Потому что в личной жизни тети Шуры главной лаской был и остается черный кот, если ляжет на грудь и обнимет лапками за шею, тепло его шерстяного животика вскоре набирает такой градус, так растекается по жилам, что хочется плакать. Ничего, ничего, немного еще продержаться, а там наши подойдут, шепчет она любимую фразу, доставшуюся от деда, он у нее партизанил в Брянских лесах. А может быть, это она сама служит котику большой согревающей лошадью, врачующей от всех его кошачьих болезней?
К распластанной тете Шуре подскочили незнакомые люди, помогли подняться, подсуетились, не надо ли вызвать «Скорую помощь», успокаивая и объясняя, что лошади появились из совхоза, где давно забыли, что такое зарплата. А здесь катают детей, хоть какая-то живая копейка.
Не суетитесь, как на кошке заживет, пытается отшутиться женщина. А что такое сидеть без зарплаты, она знает. Детишек нужно катать, лечить от этой непонятной жизни. А если на слоне катать — еще выше эффект будет, небось. Только по этим аллеям сложновато будет пройти. Подумала и прикусила язык. Вдруг, как и в первый раз, появится, будто из облака и толкнет в спину хоботом? Не то, что лошадь, хуже грузовика! На кого только кота оставишь?
Не умея брать от жизни все, она умела брать себя в руки. Поправив прическу, двинулась по заранее намеченному маршруту. Пели воробьи — экзотика последних лет, чайки — птицы большого полета — проносились в вышине. Собаки уже не казались ей чудовищами. Они проносились, дыша ей в ноги жаром своих утроб. Наверное, ощущают кошачий запах и бесятся. Нет, не буду, не буду оглядываться, ни за что!
Вдруг что-то железное — шарк — потерло ей бок. К счастью, она не успела испугаться и отшатнуться. Могла бы дернуться не в ту сторону. И тогда бы уж точно не уцелела в столкновении с белой японской машиной и восседающим в ней юнцом. Чтоб тебе! Жар стал заливать ей тело — с головы до ног, из глаз выступила влага. Запросто мог сбить! Это тебе не лошадь. Двести лошадей! Запоздалый испуг самый сильный. Она с удивлением ощущала, как дрожат руки и ноги, а потом и челюсть затряслась. Если начать говорить, ничего путного не выйдет. Лучше уж сидеть дома и пить чай с брусникой и сухариком.
Как же они ездят! Здесь же, считай, тротуар! Куда только милиция смотрит! Ей вспомнилось, как зимой переходила дорогу в центре, строго на зеленый, и такая же белая японская машина, возможно, за рулем восседал тот же самонадеянный молодой человек, чуть не сбила ее. Много их развелось, до ужаса похожих. Машины одинаково белые и водители на одно лицо, со смешной не аккуратной стрижкой, отдаленно похожей на полубокс. Наверное, полукарате. Им человека сбить — все равно, что плюнуть.
Пройдя парк, тетя Шура попала ногой на очередное «шило», опять возмутилась, но и неожиданно для себя обрадовалась. Если тот обалдуй поедет на своей таратайке по тротуару, то, быть может, пропорет шину. Будет знать. Ох, как бы она хотела этой небольшой мести!
Придя домой и в себя, тетя Шура рассказала о случившемся коту и, не утерпела, соседу. Кот принял свои меры, прыгнул ей на плечи и расположился на шее наподобие живого воротника, затянул свою бесконечную песенку, похожую на знахарский заговор от остеохондроза, будто бы убеждая, что все, в конце концов, успокоится и образуется.
