Жажда человечности - Ролингс Марджори Киннан (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
«Лендровер» загнал Рэда в тупичок у парапета, но Рэд был тоже не дурак, он сделал маленький разворотик и совсем было вырвался на дорогу, когда «лендровер» поддел его машину. Она прямо-таки выскользнула у Рэда между ног, налетела на тумбу, подскочила и нырнула в открытое море. Я в первый раз увидал «Созвездие» таким красивым: красный лак и хромированные части вспыхнули на солнце за секунду до того, как машина ушла под воду. «Лендровер» повернул и поехал ко мне. Я понесся прямо на него. Он перетрухал и дал тормоз, я вильнул и плавно обогнул его по кривой, а Рэд, прихрамывая, бежал мне навстречу. Я остановился, посадил его и дал полный, он обхватил меня сзади и прижался как девчонка.
Как я и думал, тот кадр стоял в дверях. У нее были черные волосы и белая кожа. Дорога была свободной, но из каждого окна, из каждой двери, из каждой калитки пялились хари. Я услыхал, как «лендровер» наяривает за нами следом, и прибавил газу, но не очень, потому что дорога все время петляла. На одном повороте я чуть без ноги не остался, но тут мы вырвались на прямую, и я выжал все сто и даже больше. Через четверть мили «лендровер» остался далеко позади, и я вздохнул свободнее. Я видал чаек, как они разевали клювы и кричали, но тот тип, похожий на чайку, тоже был сумасшедший, и весу в нем было побольше. Мы с ходу вырвались на тот берег и только тогда остановились. Ребята нас ждали, а Слюня ковыряйся в носу. На острове все было спокойно, начинался прилив. Ребята молчали, даже Ник молчал. А Рэд, тот и вовсе ничего не сказал, только спустился к воде поглядеть, не покажется ли «лендровер». Ключ все еще торчал у него из ботинка. Он из-за этого прихрамывал, но не обращал на него внимания.
Потом он и говорит мне: «Слышь, Лебедь, перевези меня на ту сторону, у тебя хорошая скорость. Я ему все окна разрисую за мою машину». Ну, я на него посмотрел. Слюня оказал, что он перевезет, но Рэд хотел, чтобы перевез я. Ковбоя с Ником он и просить не стал. Я перевез его, но про себя решил: хватит, буду теперь поосторожней. Вода уже доходила до середины колеса и покрывала втулку, когда мы выбрались на тот берег. Вдруг мы услыхали тарахтение, как от моторной лодки, но это был Слюня. Он догнал нас, чтобы сказать про Ковбоя и Ника, которые укатили домой. Я не хотел рисковать своим подержанным «Созвездием», даже для Рэда не хотел рисковать. Я ссадил его за четверть мили от городка и сказал, что мы отведем машины куда-нибудь в сторону, подальше от дороги, и будем ждать. А что нам было делать? Только подождать его, отмахать до берега и спрятаться в дюнах до отлива. Он не стал спорить и пошел от нас, чуть прихрамывая. До него начало кое-что доходить, это уж точно. Минут через десять мы оттащили машины по скату ближе к городу, спрятали их на боковом проселке, что для повозок, и развернули передом к дороге. И сели ждать.
Мы просидели с час. Его все не было. Начало смеркаться, и замигал маяк. Мы решили, что они-таки добрались до него! День выдался уж больно невезучий, да и народ на острове злой. Мы обогнули город стороной, прошли развалинами, перебрались через какую-то стену, спрыгнули на малюсенькую отмель, где плескалась вода, и завертели шеями, как гуси, чтобы рассмотреть мол. Рэд сидел на той самой тумбе, о которую стукнулась его машина. Ни за что бы не поверил, что он плачет. Честное слово, он сидел там и натурально ревел над своей машиной. Я знаю Рэда с пеленок и просто не мог поверить, что он плачет.
Из маяка кто-то вышел, остановился, поглядел на Рэда и пошел своей дорогой. Потом разошлась пивная, и во всех домах погас свет, один маяк продолжал гореть. Мы воткнули палку в дно у самой кромки и легли на песок. Стало зябко. Никто из местных не спускался на мол. Было тихо. Мы пошли потолковать с Рэдом. Он сидел все на том же месте и глядел туда, где волны нежно баюкали его любимую машину. Он не хотел идти с нами. Он хотел остаться рядом с ней. От горя он стал какой-то чокнутый. Ключ все еще торчал у него из ботинка. Я его вытащил, но Рэд даже и не заметил. Мы оставили его одного. Нам еще нужно было покрыть шестьдесят миль и утром выходить на работу, а на работе не больно-то отоспишься. Мы благополучно добрались до наших лошадок. Взошла луна. Не скажу точно, сколько времени мы там провалялись на песке, но только, когда мы ушли от Рэда с его машиной, та палка уже успела высохнуть. А девочка, у которой были черные волосы, уже давно спала. Она так и не взглянула на меня. Ни разу. Я завел машину и набрал скорость, но нам все равно пришлось обождать, пока спала вода. Мы ждали с час или около того, потом я снова запустил машину и только на полдороге понял, что остался один. Уже с той стороны я увидел, как фонарь Слюни мигает в темноте. Слюня остался ждать Рэда, но я не хотел рисковать и поехал домой. Повестку в суд мне все равно прислали. Всем нашим прислали повестки. Местные с острова — сердитый народ, и уж раз они решили чего добиться, так идут до конца. Так что когда я снова поеду с загородными ребятами «за цветочками», я уж постараюсь обогнуть море миль за сто, будьте уверены.
Джеймс Олдридж
Последний дюйм
Хорошо, если, налетав за двадцать лет не одну тысячу миль, ты и к сорока годам все еще испытываешь удовольствие от полета; хорошо, если еще можешь радоваться тому, как артистически точно посадил машину: чуть-чуть отожмешь ручку, поднимешь легкое облачко пыли и плавно отвоюешь последний дюйм над землей. Особенно когда приземляешься на снег: плотный снег очень удобен для посадки, и хорошо сесть на снег так же приятно, как прогуляться босиком по пушистому ковру в гостинице.
Но с полетами на ДС-3, когда старенькую машину поднимешь, бывало, в воздух в любую погоду и летишь над лесами где попало, было покончено. Работа в Канаде дала ему хорошую закалку, неудивительно, что заканчивал он свою летную жизнь над пустынями Красного моря, летая на «Фейрчальде» для нефтеэкепертной компании Тексегипто, у которой были права на разведку нефти по всему египетскому побережью. Он водил «Фейрчайльд» над пустыней до тех пор, пока самолет совсем не износился. Посадочных площадок не было. Он сажал машину везде, где хотелось сойти геологам и гидрологам, — на песок, на кустарник, на каменистое дно пересохших ручьев и на длинные белые отмели Красного моря. Отмели были хуже всего: гладкая с виду поверхность песков всегда бывала усеяна крупными кусками белого коралла с острыми, как бритва, краями, и, если бы не низкая центровка «Фейрчальда», он бы не раз перевернулся из-за прокола камеры.
Но все это было в прошлом. Компания Тексегипто отказалась от дорогостоящих попыток найти большое нефтяное месторождение, которое давало бы такие же прибыли, как получало Арамко в Саудовской Аравии, а «Фейрчальд» превратился в жалкую развалину и стоял в одном из египетских ангаров, покрытый толстым слоем разноцветной пыли, весь иссеченный снизу узкими длинными надрезами, с потертыми тросами, с каким-то подобием мотора и приборами, годными разве что на свалку.
Все было кончено: ему стукнуло сорок три, жена уехала от него домой на Линнен-стрит в городе Кембридже штата Массачусетс и зажила как ей нравилось: ездила на трамвае до Гарвард-сквер, покупала продукты в магазине без продавца, гостила у своего старика в приличном деревянном доме — одним словом, вела приличную жизнь, достойную приличной женщины. Он пообещал приехать к ней еще весной, но знал, что не сделает этого, так же как знал, что не получит в свои годы и летной работы, особенно такой, к какой он привык, не получит ее даже в Канаде. В тех краях предложение превышало спрос, даже и когда дело касалось людей опытных: фермеры Саскачевана сами учились летать на своих «Пайперкэбах» и «Остерах». Любительская авиация лишала куска хлеба многих старых летчиков. Они кончали тем, что нанимались обслуживать рудоуправления или правительство, но такая работа была слишком нудной и добропорядочной, чтобы привлекать его на старости лет.
