Доклад Юкио Мисимы императору - Аппиньянези Ричард (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Азуса вновь оказался моим спасителем и благодетелем. И в этом для меня заключалась горькая правда. Повторилась ситуация, которую я уже пережил в последние годы войны. Тогда меня забраковала военно-медицинская комиссия и меня не призвали на действительную военную службу, а сейчас я, двадцатитрехлетний писатель, был признан непригодным к государственной службе, к участию в созидании истории. И все это произошло с разрешения моего домашнего императора Азусы.
После моего ухода из Управления байками моей вассальной зависимости от капитана Лазара и отдела Джи-2 был положен конец. И это совпало с изменениями в стране, которая постепенно возрождалась и становилась политически более самостоятельной. 28 апреля 1952 года, в канун дня рождения императора, оккупационный режим был официально отменен. В действительности, однако, моя ситуация мало чем отличалась от той, в которой находилась Япония. Хотя в 1952 году была восстановлена ее свобода, страна, по существу, продолжала быть феодальным владением Американской империи.
Я стремился уехать из Японии. Несбыточная мечта для такого человека, как я. Я постоянно испытывал боли в области желудка, меня мучили внезапные приступы диареи, и потому я боялся совершать поездки даже на небольшие расстояния. Мои внутренности как будто сговорились и решили держать меня взаперти за письменным столом и не выпускать за пределы дома. Но я должен был путешествовать, должен был обрести хорошее здоровье, должен был покинуть пределы своего дома. Плавание, верховая езда и уроки бокса не давали никаких результатов. Ничто не могло спасти меня от непреодолимой слабости. Я был обречен на болезнь, название которой не знал, так как врачи не могли поставить окончательный диагноз.
Весной 1951 года я посетил храм Сингон в Сикате вместе со своей неизменной спутницей баронессой Омиёке Кейко. Мы хотели посмотреть здесь мумии двух известных святых восемнадцатого века. Эти отшельники подвергли себя ужасному испытанию, известному под названием «поедание дерева». Аскетический подвиг начинается со строгого ограничения в пище. На первом этапе отшельники едят только орехи, кору, ягоды, а иногда к тому же сосновые иглы и траву. Рацион питания постепенно уменьшается и в конце концов сходит на нет в течение определенного периода времени, который длится от тысячи до четырех тысяч дней. Целью испытания является смерть от голода в позе лотоса в последний день заранее рассчитанного срока. К этому времени тело отшельника иссыхает, и он превращается в живые мощи – кости, обтянутые кожей. После смерти он три года лежит в каменном саркофаге, и за этот период его тело само мумифицируется. Его не надо бальзамировать так, как это делали египтяне. Говорят, что эти святые не умирают, а впадают в состояние ньюйо – временного приостановления жизненных процессов в организме. И в этом состоянии ожидают явления Будды Майтрейи, которое произойдет через миллионы лет. Мумифицированные святые, выставленные в храме, одеты в роскошные буддийские одежды, и им поклоняются, как Будде.
Приехав в Сикату, мы узнали, что святых, на которых мы хотели посмотреть, унесли для экспертизы ученые из Токийского университета. Нам разрешили посетить временную лабораторию, в которой шло исследование мумий. Она находилась в пристройке к храму. Раздетые святые лежали на боку, застыв в позе со скрещенными ногами, и были похожи на трупы, обнаруженные в Помпеях.
Кейко сравнила их с двумя жареными пекинскими утками.
По словам одного из ученых, исследование с помощью рентгеновских лучей выявило повреждения туловищ мумий. Они были изъедены молью и крысами. Теперь реликвии необходимо было почистить и реставрировать. Кейко наморщила свой хорошенький носик.
– Как ужасно! – воскликнула она. – Ты только представь себе, Кокан! Неужели они поместят в эти тела, словно в шкафы с одеждой, шарики нафталина от моли?
От ее слов мне стало плохо. Я почувствовал, что в моих внутренностях тоже копошатся крысы и откладывает свои личинки моль.;
– Не обращай внимания на мои шутки, – сказала Кейко, увидев, какое впечатление произвело на меня ее замечание.
Неужели она поняла всю глубину моего отвращения к самому себе в тот момент, когда я почувствовал себя одним из этих умерших от голода святых?
– Я решил уехать из Японии, – сообщил я, когда мы вышли во двор храма. – Мне необходимо поправить здоровье. Мне хочется сесть на первое же китобойное судно и отправиться к берегам Антарктики, чтобы в суровых условиях закалить свой организм.
– Тебе не дают покоя фантазии о полярных приключениях в духе Эдгара Алана По? Очень романтично, но не слишком практично. Чтобы покинуть Японию, тебе необходимо получить разрешение генерала Макартура…
Кейко осеклась и, остановившись, рассмеялась. Она совсем забыла, что в апреле 1951 года последний сёгун Японии, генерал Дуглас Макартур, был отправлен в отставку. Президент Трумэн вынудил его оставить пост главнокомандующего союзными войсками и уехать из Японии. Его сменил Мэтью Ридгвей. До недавнего времени никто из японцев не имел права покидать пределы страны без разрешения сегуна Макартура.
– Теперь, наверное, будет легче получить разрешение на выезд за границу, – задумчиво сказала Кейко.
– Я готов пройти медицинскую комиссию, чтобы доказать, что мне необходимо лечение за рубежом.
– Чего ты боишься, Кокан? Что в твоем желудке найдут крысиное гнездо?
– А это удивило бы тебя?
На Рождество 1951 года я отправился из гавани Иокогамы в пятимесячное путешествие по миру, которое закончилось, как я этого и хотел, в Греции.
ГЛАВА 13
БЕНАРЕС: МЕССА ДЛЯ МЕРТВЕЦОВ
– Quasi modo geniti infantes, alleluja… – промолвил доктор Чэттерджи, сидя на заднем сиденье подпрыгивавшей на ухабах машины.
Мы ехали в старом, оставшемся с войны седане цвета хаки, в котором нас неимоверно трясло и подбрасывало. Он появился возле дома доктора Чэттерджи около девяти часов вечера. За рулем сидел «майор в отставке Дас». Думаю, что это вымышленное имя. Майор оказался молчаливым пожилым индийцем в тюрбане, у него была военная выправка и густые бакенбарды. Он носил бежевый льняной костюм типа «сафари». В зеркало заднего обзора я видел налитые кровью глаза Даса, похожие на красные тлеющие угольки. Они смотрели на нас с негодованием. «У агори точно такие же глаза», – думал я, вспоминая дядю доктора Чэттерджи, с которым только что познакомился. Мы возвращались домой из Магахара.
– … это из Первого послания святого Петра, глава вторая, стих первый: «Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко», – запинаясь и клацая зубами от тряски, перевел Доктор Чэттерджи.
В латинском изречении мое внимание привлекло знакомое слово «Квазимодо». Горбун из романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери».
– Подкидыш Квазимодо, – рассказал доктор Чэттерджи, – получил имя по первым словам пасхальной мессы. Так горбуна назвал усыновивший его священник Клод Фролло.
– А почему вы вдруг процитировали слова этой мессы?
– Вы в опасности, – сказал доктор Чэттерджи. Необычно лаконичный ответ доктора свидетельствовал о том, что ночь будет очень странной и исполненной неожиданностей. У него на коленях лежала черная кожаная сумка.
Я посмотрел на часы. Полночь еще не наступила, а седан уже переехал мост через Мальвия, направляясь к гостинице «Кларк». Я провел с дядей доктора Чэттерджи немногим более двух часов.
Не могу сказать, что общение с агори полностью разочаровало меня. Тем не менее я сбежал. Я ощущал легкую пустоту в голове и был не способен на критические суждения. Я был рассеян, выведен из строя и не мог понять, что заставило меня уехать.
То, что я увидел сегодня вечером, несомненно, было странным. «Но ведь это общеизвестно, – сказал я себе. – Странные вещи оказывают на нас более сильное воздействие, чем обычные, которые лишь со временем начинают казаться нам странными. Со мной же произошло обратное. То, что представлялось мне странным, в конце концов оказалось чудовищной банальностью».