Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Девочка, давясь, торопливо проглатывала суп и кусочки яблока, а когда Миссиз намазала маслом ломтик хлеба, она набросилась на него с воистину волчьей жадностью.
Теперь они смогли ее как следует рассмотреть. Глаза девочки, промытые и очищенные от коросты, сверкнули осколками изумрудной зелени. Волосы, высыхая, приобретали яркий медно-красный оттенок. Высокие скулы резко выделялись на худом изможденном личике.
– Ты подумала о том же, что и я? – спросил Джон.
– Да уж… – промолвила Миссиз.
– Скажем ему об этом?
– Нет.
– Но она явно из их семьи. Ее место здесь.
– Это верно.
Оба ненадолго задумались.
– Как насчет доктора?
Лихорадочные пятна на щеках девочки были уже не столь яркими. Миссиз потрогала ее лоб. Жар начал спадать.
– Поглядим, как пойдут дела. Если что, завтра утром вызовем доктора.
– Оно бы лучше обойтись без него.
– Да уж. Оно бы лучше.
***
– Вот так все решилось, – сказала мисс Винтер. – Я была оставлена в доме.
– А как они вас назвали?
– Миссиз пыталась приучить меня к имени Мэри, но это ей не удалось. Джон прозвал меня Тенью, потому что я следовала за ним как тень. Он научил меня читать, пользуясь вместо букваря каталогами семян, а позднее я уже сама добралась до библиотеки. Эммелина никак меня не называла, не видя в этом необходимости, поскольку я всегда была рядом. Имена нужны только для отсутствующих.
Какое-то время я молча обдумывала ее рассказ. Дитя-призрак. Без матери. Без имени. Дитя, само существование которого скрывалось от окружающих. Тут нельзя было не посочувствовать. И все же…
– А как насчет Аврелиуса? Вы же сами знали, каково это – расти без матери! Почему вы его бросили? Те останки в Анджелфилде… Я полагаю, это Аделина убила Джона-копуна, но что с ней случилось после этого? И что произошло в ночь пожара?
Мы беседовали в темноте, и я не видела выражения лица мисс Винтер, но мне показалось, что она вздрогнула, посмотрев на застывшую в постели фигуру.
– Будьте добры, прикройте ее лицо простыней. Я расскажу вам историю о младенце. Я расскажу вам о пожаре. Но сначала позовите, пожалуйста, Джудит. Она еще не знает о случившемся. Пусть свяжется с доктором Клифтоном. Предстоят хлопоты.
Явившись в комнату умершей, Джудит первым делом позаботилась о живых. Взглянув на бескровное лицо мисс Винтер, она настояла, чтобы та легла в постель и приняла лекарство. Мы вместе докатили коляску до ее спальни; Джудит помогла ей переодеться в ночную сорочку, а я тем временем согрела воду и приготовила грелку.
– Я позвоню доктору Клифтону, – сказала Джудит. – Вы пока посидите с мисс Винтер?
Через несколько минут она показалась в дверном проеме и знаком пригласила меня выйти в смежную комнату.
– Я не смогла дозвониться, – сказала она шепотом. – В трубке тишина. Должно быть, снегопад оборвал провода.
Мы были отрезаны от мира.
Я вспомнила о листке с именем и телефонным номером, лежавшем в моей сумке, и почувствовала облегчение.
Мы договорились, что я останусь сиделкой при мисс Винтер на первую половину ночи, а Джудит отправится в спальню Эммелины, сделает все, что положено делать в таких случаях, и сменит меня, когда придет время давать мисс Винтер очередную дозу лекарства.
Нам предстояла очень долгая ночь.
МЛАДЕНЕЦ
Тело мисс Винтер на ее узкой кровати обозначалось едва заметным холмиком под одеялом. Дышала она медленно и осторожно, словно опасаясь выдать свое присутствие кому-то затаившемуся в засаде поблизости. Настольная лампа освещала сбоку ее острую скулу и белую дугу лба, оставляя глаз в темном провале тени.
На спинке стула я обнаружила золотистую шелковую шаль. Я накинула ее на абажур, чтобы смягчить и рассеять слишком резкий свет, падавший на ее лицо.
В комнате было тихо; я сидела и смотрела на нее, а когда она заговорила, я еле расслышала ее шепот.
– Сказать правду? Что ж, попробуем…
Слова отделялись от ее губ и, слабо вибрируя, зависали в воздухе. Но вот они нашли верное направление, и рассказ начался.
***
Я не была добра с Амбросом. Хотя могла бы. И даже, пожалуй, должна была. В любой другой обстановке это выглядело бы вполне естественно: он был видным парнем, высоким и сильным, и его волосы красиво отливали золотом в лучах солнца. Я знала, что нравлюсь ему, и он не был мне безразличен. Но я не дала волю этому чувству. Я целиком посвятила себя Эммелине.
– Я недостаточно хорош для тебя, да? – однажды спросил он напрямик.
Я сделала вид, что его не слышу, но он был настойчив.
– Если я тебе не пара, скажи это мне в лицо!
– Ты даже не умеешь читать и писать, – сказала я. – Ты неграмотен.
Он улыбнулся, взял карандаш с подоконника и начал выводить буквы на каком-то подвернувшемся под руку бумажном клочке. Дело продвигалось медленно, буквы клонились из стороны в сторону, но разобрать их было можно: «Амброс». Закончив, он с гордостью показал мне свое написанное имя.
Я выхватила у него бумагу и, скатав в шарик, бросила ее на пол кухни.
Он перестал приходить на ежедневные чаепития. Я пила чай в одиночестве, без привычной сигареты, сидя в старом кресле Миссиз и прислушиваясь к его шагам и звяканью лопаты снаружи. Ближе к вечеру он появлялся в дверях и вручал мне птицу или кролика – молча, с каменным лицом, отводя глаза. Он поставил крест на ухаживании. Как-то раз, прибираясь на кухне, я нашла в углу скомканную бумажку с его именем. Мне стало стыдно за себя, и я, вместо того чтобы выбросить этот клочок, зачем-то сунула его в висевшую за дверью охотничью сумку, в которой он обычно приносил дичь.
Когда я поняла, что Эммелина беременна? Это случилось через несколько месяцев после того, как юнец перестал пить со мной чай. Я догадалась об этом раньше, чем сама Эммелина; она была не из тех, кто следит за изменениями в собственном организме или думает о последствиях своих действий. Я расспросила ее об Амбросе. Пришлось потратить много времени и сил, пока она поняла, о чем именно ее спрашивают; при этом она совершенно не могла взять в толк, почему я сержусь.
– Он был такой грустный. Ты его обидела.
Вот и весь ответ, какой мне удалось из нее вытянуть. О юнце она говорила с сочувствием, а ко мне обращалась с мягким упреком.
– Ты хоть понимаешь, что у тебя будет ребенок? – спросила я.
Облачко изумления легко проскользнуло по ее лицу и тотчас растаяло. Казалось, ничто не могло поколебать ее безмятежное спокойствие.
Я уволила Амброса. Я выдала ему плату до конца недели и сказала, что больше не нуждаюсь в его услугах. Я избегала смотреть на него в ходе разговора. Я ничего ему не объяснила. Он ничего не спрашивал.
– Можешь идти, – объявила я. – Прямо сейчас.
Однако это было не в его правилах. На момент моего появления он был занят посадкой картошки и теперь довел до конца рядок, а затем тщательно очистил садовые инструменты, как его учил Джон, и отнес их в сарай. Покончив с этим, он постучал в дверь кухни.
– А где вы будете брать мясо? Ты хоть знаешь, как зарезать курицу?
Я покачала головой.
– Идем, – позвал он, и я последовала за ним к птичнику. – Это надо делать быстро, – пояснял он. – Быстро и чисто. Не задумываясь.
Он поймал одну из бродивших у нас под ногами птиц, зажал ее под мышкой и показал жестом, как надо сворачивать шею.
– Понятно? Я кивнула.
– Тогда попробуй сама.
Он отпустил курицу, которая, хлопая крыльями, приземлилась среди своих товарок и вскоре затерялась в птичьей толчее.
– Что, прямо сейчас?
– А что вы будете есть сегодня на ужин?
Куры бродили по загону, поклевывая семечки; их рыжие перья блестели на солнце. Я попыталась схватить одну из них, но та ускользнула. Я бросилась на другую, и с тем же успехом. Третья попытка оказалась более удачной: я неловко, за ногу, поймала курицу, которая закудахтала и панически забила крыльями. Удивляясь про себя, как это юнец так легко с ними справляется, я в результате упорной борьбы зажала жертву у себя под мышкой и нащупала пальцами ее шею.
