Лондон, любовь моя - Муркок Майкл Джон (бесплатные серии книг .txt) 📗
— Я тоже, — сказала Люси, пожимая его руку. — Но большинство из нас ходят в «Финчиз».
Кругом толпы юнцов. Многие лежат на вязаных одеялах, пледах, афганских тряпках, спят под солнцем, яркие и надменные, как павлины, остающиеся непременным атрибутом этого парка.
— Этот парк, как и Кью, был когда-то частным ботаническим садом. — Мистер Кисс останавливается у куста бугенвиллеи. — Лорд Холланд был великим покровителем искусства. Его семейство было очень, очень приличным. Несправедливо, что именно их семейному гнезду войной был нанесен самый большой урон. Здесь был жуткий пожар. Уцелели лишь маленькая часть дома, куски стены и оранжерея. Библиотека погибла. Аддисон бывал здесь в гостях. Аддисон-роуд названа в его честь.
— Поэт?
— Литератор, сатирик, политический журналист, весьма значительная персона. В наши дни мало кто обладает такими качествами. Гнев сегодня находит далеко не изощренное выражение. Возможно, это объясняется тем, что писателю сегодня ничто не угрожает. А вспомните бедного Локка, вынужденного либо жить в Голландии, либо лишиться головы! Аддисону было чем рисковать, и поэтому он писал с большей остротой и жесткостью. Точно не помню, но, кажется, он снимал здесь сторожку у ворот. Здесь их было две. В них попала бомба. Вся эта территория после войны представляла собой сплошное месиво, Люси. Ты бы ее не узнала. Только самые крепкие из кустов и деревьев не оказались разорваны в клочья, не были погребены под обломками. Но сегодня это опять самый прелестный парк в Лондоне. Он засажен дикими деревьями, и ожидать от него можно чего угодно!
— Да, здесь очень мило, на мой взгляд. Я люблю птиц. И цветы. — Она говорит это так, будто беседует с создателем парка.
— Но наверняка в Беркемстеде вы видали и получше?
— О нет!
нацисты преподали нам урок того что люди ценящие искусство могут быть способны на любые зверства сейчас осталась только Варди она замужем за Пиртлем в пабе расстрелял всю обойму по сигнализации и она трезвонила все выходные дом конечно так себе но ему уже сотни лет они играли в шахматы мне позвонили из Калифорнии сказали что умерла бабушка она никогда меня особо не любила смажь и засади по самые помидоры я сказал скоро запоет как миленький
И вот они подходят к главной лужайке, шумной и многолюдной ярмарочной площади с ее полосатыми тентами, кокосовым боулингом, каруселями, одноместными самолетиками и киосками. Все доходы от ярмарки идут на благотворительные цели, и именно поэтому Пирсу Суинберну и его друзьям дали разрешение провести свое мероприятие в этом парке.
волосатая ночка я ей задам сучка не откажет Джеймсу Бонду плейбою миллионеру жеребцу ебарю ловчиле
— Здорово, Джо!
Почесывая мочку уха, мистер Кисс поворачивается с ощущением нарастающего отвращения.
— А кто эта юная леди рядом с тобой, а?
Это Джон Фокс, громила легкой весовой категории, выглядящий совершенно нелепо в свободном костюме с Карнаби-стрит, широкополой шляпе и с длинными волосами. Несмотря на новомодные усы, у него лицо головореза. На манжетах пестрой рубашки видны типичные для нувориша запонки, маленькие колесики рулетки. Рядом с ним стоит его сестра Рини в своем бесформенном лиловом балахоне, поверх которого, однако, на этот раз надета короткая кожаная курточка, а ее ярко-рыжие волосы повязаны лентой. Тут же, в зеркальных солнечных очках, стоит Кирон Микин, явно смущенный тем, что его застали в этой компании. На нем рубашка с кружевными манжетами, как у Тома Джонса, безумные зеленые брюки, ковбойские сапоги и бейсболка; борода аккуратно подстрижена.
— Давно не виделись. — Он смотрит куда-то в сторону.
— Ну ты и мастер подцеплять их, Джо! — кидает на девочку похотливый взгляд Рини Фокс.
Джозеф Кисс мрачно глядит на это трио, и Люси вдруг, к своему удивлению, слышит, как из глубин его груди раздается еле слышное рычание. Потом он прокашливается.
— Люси, это Фоксы, без сомнения столь же не ведающие о том, что их ждет, как и все мы. А это Кирон Микин, известный как Дориан Грей.
Кирон откидывает назад красивую голову и смеется смущенно и добродушно:
— Я все же не такой плохой, Джозеф.
— Несомненно, еще хуже, судя по компании, — сердито пыхтит мистер Кисс.
— Ты все тот же гадкий ублюдок, каким был всегда, — пожимает узкими злыми плечами Джон Фокс — Мы просто поздоровались. Пришли сюда музыку послушать, вот и все. Говорят, что позже для всех будут играть «Стоунзы». Но только когда будет это «позже»?
— Завтра, говорю тебе! — Рини обмахивается газетой «Ивнинг стандард». — Сегодня только хиппи. Воскресенье крутой день, да, Джо? — Она, как обычно, уже забыла о его раздражении. — Вот уж не думала, что все эти психоделические штучки — из вашей оперы, сквайр. — И снова пялится на Люси. — С тобой все в порядке, милая? — Ей хочется изобразить материнское сочувствие, но по голосу чувствуется отсутствие практики: уже прошло немало лет с тех пор, как она преуспевала в качестве сутенерши.
— Ладно, пошли, Рин! — Джон, как и все, в курсе того, что она давно утратила сноровку. — Айда в тир! Пока, Джозеф.
Не двигаясь с места, мистер Клее вперивает суровый взгляд в Кирона:
— Ну?
— Я завязал, — краснеет Кирон. — Правда завязал. Ничем таким уже не занимаюсь. Я чист. — Ему не хватает былого самодовольства.
— Так что, ты уже не веселый разбойник с большой дороги?
— Оставь, Джо, прошу тебя. Со всем эти давно покончено.
— Чем же ты зарабатываешь себе на жизнь? И где Патси?
Тут Кирон расслабляется, начинает улыбаться.
— Я теперь — часть альтернативного общества. Поставляю «кислоту» и амфетамины. А Патси все еще в Челмсфорде.
— Колеса, значит? — вдруг произносит Люси, и Джозеф Кисс, глубоко вздохнув, берет себя в руки и начинает двигаться прочь, не прислушиваясь к их обмену репликами, но в то же время расстраиваясь оттого, что Люси смеется. Потом он решается оглянуться и видит, что она бежит за ним, насколько это возможно в длинной юбке.
— Он очень наглый, мистер Кисс!
— Он коварный парень. — От облегчения мистер Кисс почти пропел эти слова. — В некотором смысле куда хуже Фоксов. И гораздо коварнее своего братца.
— Что же в них плохого? — Она снова пошла рядом с ним.
Ярмарка поглотила их. Они стоят возле ярких красно-желтых перил аттракциона с машинками и слушают веселое нестройное исполнение «Сержанта Пеппера», глухие звуки ударов, вскрики, визгливый смех, треск и электрические разряды над головой.
— Почти все. — Джозеф Кисс делает над собой усилие, чтобы произнести эти слова как можно более легко. — Джон и Рини — это Фоксы из Боу. Братья Джона — отпетые уголовники. Ему не хватает ни их нервов, ни их слепой жестокости, поэтому он занимается более романтическими видами преступлений: контрабандой, в том числе контрабандой оружия, торговлей белыми рабами: продает танцовщиц и хористок в Аравию. Рини раньше занималась поставкой молоденьких девиц в бордели, но теперь перешла на торговлю наркотиками и прочие мелкие делишки, которые можно вершить, не отходя далеко от дома. Она самая ленивая из всех Фоксов. Что касается Кирона, то последний раз я видел его в суде, где его брат Патси клялся мне, что больше не будет иметь с ними никакого дела.
черепахи и все эти немыслимо пересекающиеся радуги типа как один много-многослойный торт
— А мне он показался вполне милым. — Они встают в очередь на машинки. Пожилая чернокожая женщина оборачивается и улыбается, извиняясь за то, что ее маленькая девочка ведет себя слишком шумно.
— Когда-то он был очень красив. Однако, если шарм не срабатывает, он угрожает. Таких людей много. Его брат Патси просто жесток. Или был таким, когда сел в тюрьму.
— А вы не думаете, что эти люди вряд ли захотели бы сюда прийти, если их не интересуют ни мир, ни любовь? Вероятно, это кажется вам глупым.
— Пятьдесят процентов присутствующих здесь людей, — задумчиво ответил Джозеф Кисс, любезно помогая Люси сесть в сверкающую красно-серебряную машинку, — так или иначе используют других. Полагаю, что это утверждение верно всегда. Но прав я или нет, докажет время.
