The Телки. Повесть о ненастоящей любви - Минаев Сергей Сергеевич (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Мы знакомы? Я что-то не припоминаю. Заранее извиняюсь, просто я не в лучшей форме. Голова болит. Не каждый день попадаешь во взорванный поезд, понимаете? — Я пытаюсь улыбнуться, но даже без зеркала могу сказать, что это не улыбка, а гримаса. — Так мы знакомы…
— Зайка. Ты забыл добавить — зайка, Андрей! — Она глубоко затягивается и отворачивается к окну. — Мы знакомы. Во всяком случае, когда-то были…
— Оля! — У меня пересыхает во рту. — Как ты здесь оказалась? Кто тебе сказал? То есть…
— То есть мне никто не мог сказать, что ты в Питере, в больнице, с переломом ноги и легким cотрясением мозга. Об этом никто не знает. Кроме меня, конечно. — Она улыбается и снова отворачивается к окну, кажется, у нее в глазах блеснули слезы. Или мне показалось?
— Никто не знает, что я в больнице, — вслух размышляю я. — Да, невеселые времена. Кто бы мог подумать, что эти гребаные террористы доберутся и до поездов! Правда, Оль?
Она молча кивает.
— И главное, как-то быстро все получилось, — продолжаю я. — Бах — и сразу вагон стал крениться вправо, стенка стала полом, а потолок — стенкой, а потом… потом помню как сквозь сон…
Она снова кивает.
— Что-то говорили пассажиры, которых не задело… «Скорая помощь», врачи… Кто-то говорил про потерю крови. Я сказал медсестре… а дальше как в тумане, — вспомнив, что рассказал медсестре про СПИД, я снова покрываюсь холодным потом.
— Ты сказал медсестре? — Она поворачивается ко мне. — У тебя хватило смелости сказать про СПИД? Не узнаю тебя. Неужели тебя сподвигли на это мысли о каких-нибудь лузерах, которых заразят иглой, выдернутой из твоей вены? Да брось! Тем более что теперь не начало 90-х, и вероятность того, что твоей иглой уколют кого-то еще, ничтожна. Так зачем же ты признался, милый мальчик? — Она тушит сигарету о ножку стола и прикуривает новую.
Мне становится страшно. Так страшно, как никогда еще не бывало. Даже когда меня во второй раз били негры на американском школьном дворе.
— Ты… — кажется, мне не хватает воздуха. — Откуда ты знаешь? Как ты вообще здесь оказалась? Какое твое дело? — от злости перехватывает дыхание, и в тот же момент меня озаряет. — Ты следила за мной?! ТЫ СЛЕДИЛА ЗА МНОЙ?!
— Прекрати истерику, — говорит она холодно. Глаза ее больше не блестят. Реально, показалось. — Не бросать же мне тебя в самом конце пути. — (Кажется, последнюю фразу она говорит сама себе.)
— Зачем? Какого черта ты шпионила? И откуда ты знаешь про то, что со мной случилось? Пришла издеваться надо мной? Да, у меня СПИД, но я не боюсь в этом признаться. Мне все равно! Я ничего больше не боюсь. — Слезы льются по моим щекам, и я даже не пытаюсь их скрывать. — Что тебе нужно? Пришла посмотреть, как я буду подыхать, да? Упиваешься? — Я опять порываюсь встать, но не могу.
От беспомощности мне становится безумно жаль себя. Я лежу на подушке, задрав подбородок, хлюпаю носом и сглатываю слезы, текущие мне прямо в рот.
— Ты еще совсем ребенок. Маленький, избалованный ребенок. Красивый, но жутко злобный. — Она встает, подходит к окну, отдергивает шторы и застывает, опершись руками о подоконник. — Теперь смешно вспоминать, но я любила тебя без памяти. Странно. Я прощала тебе все — твои истерики, безумные фантазии, твою лень, твою патологическую зацикленность на самом себе. Я просто не обращала внимания.
— Это было очень давно. — Я лежу, закрыв глаза, и пытаюсь вставить хотя бы полслова в свое оправдание, но получается какой-то бред, а Ольга, кажется, меня и не слышит.
— Я ничего не замечала и никого не видела. Кроме тебя. Странно, теперь я не прощаю своему мужу и полпроцента того, что делал ты. Я тебя просто любила. Хотя какое теперь это имеет значение, правда?
— Ты вышла замуж? Давно?
«Успокойся, успокойся. Возьми себя в руки. Она же не убивать тебя пришла!» — говорю я себе, но паника держит меня своими липким руками. Мне так страшно, что я прошу ее позвать сестру.
— Она вышла. — Ольга возвращается, садится на стул и продолжает монолог: — Даже в тот день, когда ты сказал, что не хочешь ребенка, я все еще строила планы. Представляешь, какая идиотка?!
По ее щеке катится слеза. В этот раз точно не показалось. И от этого мне становится еще страшнее. Хочется убежать, выпрыгнуть в окно, исчезнуть!
— А потом ты пропал. Не отвечал на звонки, сменил квартиру, говорили даже, что ты уехал в Питер. Ты же не уезжал, правда, Андрюш? Ты жил у папы на даче, да?
— Я… я не помню. Для меня, как и для тебя, понимаешь… это было так внезапно, так…
— Так не вовремя, да? А я почему-то думала, что если люди любят друг друга, появление детей всегда вовремя. Но, как показала реальность, ошибалась. Мы просто жили в разных мирах. В моем мире был ты, наш ребенок, и я. А в твоем мире был ты и ты. Ну, пара друзей, пара телочек, что там еще?
— Я был не готов, понимаешь? Мне было двадцать три года, я…
— Неправда. Тебе всегда семнадцать. Ты вечнозеленый, как елка.
Она обхватывает лицо ладонями и замолкает. Молчит долго. Пять, может, десять минут. А мне кажется, целый час. Изредка Ольга хлюпает носом, и это ввергает меня в отчаяние. Мне хочется выключить ее. Заткнуть. Стереть. Убрать отсюда. МАТЬ ВАШУ, ДА ЗАЙДИТЕ В ПАЛАТУ КТО-НИБУДЬ!
— Я ждала, что ты вернешься. Неделю, две, месяц. Меня не было. Я пропала. Вычеркнула себя отовсюду. Я просто ждала. Ждала, что когда-то утром, или ночью, или днем ты хотя бы позвонишь. А потом вернешься. Ты не звонил. Я не могу тебе передать, что со мной было…
— ПРЕКРАТИ. Я тебя умоляю! — Я перехожу на шепот. — Зачем снова все вспоминать? Ты хочешь сделать мне еще больнее? Я лузер, лох, урод, тварь. Меня выгнали с работы, меня выставили на деньги, заразили СПИДом, заставили бежать, понимаешь? Я прошел через все! ПРЕКРАТИ, ПОЖАЛУЙСТА! — снова кричу я, но Оля не слышит и продолжает монотонно говорить, как сомнамбула.
— Ты вернешься, и мы снова окажемся в нашем мире, где будут ты, я и наш ребенок. Что такое ребенок, я уже не узнаю. Глупая история. Я слишком долго тянула с абортом, и когда утром врач сказал мне…
— Н-Е-Е-Т! — Я зажимаю руками уши, чтобы не слышать, что ей сказал врач, хотя и так понимаю, что именно. — НЕ-Е-Е-Т, ПОЖАЛУЙСТА!
Я захожусь в рыданиях. Меня буквально колотит.
— …Что у меня больше не будет детей. В то утро я забыла про тебя. Кажется, это называется вытеснением. При воспоминании о тебе я натыкалась на пустоту. У меня отрицательный резус-фактор, понимаешь? Я тогда думала, что это пустяки. Современные технологии, и все такое. Знаешь, мы пытались несколько раз. Ничего не выходит. Ничего.
Она говорит с абсолютно естественным недоумением на лице, словно речь идет о том, какие классные получаются пироги у мамы, а у нее — невкусные. Она опять встает и подходит к окну. Оля уже не плачет. Плачу я.
В этот раз пауза затягивается. Она стоит у окна, а я просто лежу и стучу зубами. Наконец я немного успокаиваюсь.
— Я поступил, как… впрочем, какая разница? Бог меня уже наказал. Сполна…
— Сполна. Никогда раньше не слышала от тебя этого слова. Ему еще не хватало воздавать сполна мальчикам, бросившим своих беременных девочек. Или телочек, как ты любишь выражаться. Ненавижу это слово. Знаешь, когда Ленка сказала мне, что у нее любовь с американцем, меня это совсем не заинтересовало.
— Лена была твоей подругой? — вырывается у меня.
— Американец — и американец, какая разница? Но, как это бывает у влюбленных девушек — обсуждения, захватывающие рассказы, телефонные разговоры с придыханиями. А потом она мне показала «Одиозный журнал». Я же тебя с тех пор не видела. Странно, правда? Меня это тогда уже не трогало, пока она не сказала, что вы собираетесь пожениться и завести ребенка…
— Она это сама себе придумала, — выдавливаю я. — Это она придумала…
— Конечно, придумала. И ребенка, и женитьбу, и американца, сына миллионера. — Ольга садится на край кровати и проводит рукой по моим волосам. — Да ты вспотел весь, бедный! — Она берет полотенце и вытирает мне лоб. — Выслушав ее историю, я поехала домой, поругалась с мужем, выпила бутылку виски. Не брало, прикинь! Хотя мне и три бокала вина выше крыши, ты знаешь! Я снова плакала всю ночь, а утром будто рукой сняло. Я позвонила Лене, встретилась с ней и все рассказала. Нет, конечно, как всякая влюбленная дурочка она мне не верила, но в этот раз я знала, чем лечить.
