Я — твоё солнце - Павленко Мари (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt, .fb2) 📗
— Нив жизнь! Не хочу быть той, кто воткнёт ей нож в спину…
— Блин, бедняга…
Я смотрела на пару влюблённых на мотоцикле, ждавших зелёный сигнал светофора. Девушка в мини-юбке крепко прижималась к водителю. Их шлемы соприкасались. Можно было невооружённым взглядом увидеть летающие вокруг феромоны: они были похожи на две спички, готовые вот-вот вспыхнуть.
— Сменим тему: ты теперь дружишь с Человеком-тарантулом? — поддразнила меня Элоиза, скатывая обёртку от сэндвича в бумажный шарик и убирая его в сумку. — Никого посимпатичней не нашлось?
— Не издевайся, и его зовут Джамаль, он очень добрый. Он помог мне не завалить окончательно историю. По крайней мере, я надеюсь.
О происшествии с леди Легинс я не стала рассказывать. Да я вообще больше ни о чём не рассказываю Элоизе. Что со мной?
Задумчиво пожевав, Элоиза спросила:
— А что со вторым?
— С кем?
Я не буду краснеть!
— С тёмненьким в синем шарфе.
— С Виктором?
Я не буду краснеть!
— Ага. С ним-то что?
— Он милый, — я попыталась увильнуть.
— Ну-ну. Он тебе нравится?
Элоиза наклонилась ко мне так близко, что я уловила запах её мятной жвачки.
— Да ты на него запала!
Разозлившись, я её оттолкнула.
— Думаешь, у меня сейчас других забот нет?
— Не бывает подходящего момента, чтобы влюбиться.
— Да, но бывают крайне неподходящие, и это один из них.
Я вздохнула и посмотрела на сэндвич, как на открытую рану, из которой сочился майонез. Сама не знаю, зачем я его взяла — мне совсем не хочется есть. На дереве заливалась синичка: я легко узнаю этот щебет, потому что в детстве увлекалась птицами. По совету Карри мама подарила мне книгу и диск, чтобы научиться распознавать их пение. Мне было, наверное, лет восемь. В то время моей единственной заботой были уроки фортепиано, которые я ненавидела из-за гамм и моей учительницы, Элоди Поммьон. Она постоянно орала, потому что мои пальцы не округлялись. Также проблемой была Жад, которая лепила мне на спину пожухлые листья так, чтобы я не заметила. Эта проделка казалась вполне безобидной, пока она не приклеила вместе с листом использованный тампон, из-за чего в школе разгорелся невообразимый скандал. Сначала меня отчитала учительница, будто мне очень нравилось прогуливаться с этим памятником женской гигиене, прилепленным к куртке с Хэлло Китти, а потом, когда Жад получила по заслугам, меня даже не спросили, что я думаю о трофее, попавшем ко мне прямиком из чьих-то гениталий. Все хотели знать, где Жад его раздобыла. А нашла она его в урне, где же ещё! И прошло много времени, прежде чем все поняли, насколько мозг Жад поражён ужасной болезнью под названием злоба!
Стоило телефону Элоизы зазвонить, как та тут же подпрыгнула:
Ага, ок, нет, не беспокойся, мы уже всё.
Даже не пытаясь скрыть сочащуюся изо всех дыр радость, она повернулась ко мне:
— Эрванн ждёт меня.
Я в ступоре уставилась на неё. Мы уже всё? Тупость её парня заразна, что ли?
— Ладно, иди. Я ещё посижу, — услышала я свой голос со стороны.
Меньше всего на свете мне хотелось выпрашивать у неё дружбу. Элоиза улыбнулась, как в рекламе зубной пасты, и побежала к своему пустоголовому, словно заварное пирожное, парню.
Я осталась сидеть на скамейке. Деревянные перекладины впивались в ягодицы. Вокруг нянечки обменивались шутками или отчитывали своих гномов в капюшонах и раздутых от памперсов штанах. Те шагали, как роботы, и ели песок, упав на землю. Я насчитала семь бегунов, нарезавших круги.
Вспомнив об отце, я тут же прогнала эту жуткую мысль и открыла «Отверженных».
Фантина влюбилась и родила ребёнка. Она доверила Козетту семье Тенардье — отвратительным жуликам, эксплуатирующим бедную девочку. Они морили её голодом, одевали в лохмотья, отправляли ночью в лес за водой с ведром размером с саму Козетту. Однако Фантина понятия не имела, что над её дочерью издевались. А ещё бедняжка не умела писать, так что ей приходилось отправлять деньги через специального человека. Фантина работала на заводе, и однажды девушки из мастерской узнали о её регулярной переписке и начали за ней шпионить — так настоящая стерва Виктурниен отправилась в Монфермейль, чтобы проверить слухи. Вот есть же люди, которым больше заняться нечем, кроме как портить окружающим жизнь.
В пятый раз мимо меня промчалась бегунья в розовом костюме. У неё текло из носа.
Как бы то ни было, Фантину выгнали с завода, потому что она была не замужем и у неё имелся ребёнок. Она погрязла в долгах. Как сказал нам сам автор: «Зима превращает падающую с неба воду и человеческое сердце в камень». Я выписываю такие вещи в блокнотик, когда читаю.
Короче.
Тенардье соврали: сказали, что Козетте нужна шерстяная юбка.
Фантина продала свои волосы: длинные светлые волосы, которые она обожала расчёсывать.
Но этого было мало. Дела в кабаке Тенардье шли плохо, так что они снова надавили на жалость и написали, что Козетта простудилась и ей нужны лекарства, — надо было платить.
Тогда Фантина продала свои зубы.
Два резца.
Я откусила упрямую заусеницу, торчавшую возле ногтя большого пальца.
За волосы моей мамы дадут немного.
А за её зубы?
Продала бы мама свои зубы ради меня?
В конце концов я встала, выбросила сэндвич в прозрачную пластиковую урну и зашагала, шаркая сапогами по каждой встречной луже.
Я увидела Элоизу в углу двора: она приросла к Эрванну, пока тот, казалось, что-то искал на её шее — с таким рвением он рылся там. До урока английского я заглянула в класс 234 и извинилась перед мадам Шмино за дезертирство. Она всё поняла и лишь попросила переписать конспекты к следующему занятию.
Виктор попросит у Тани, которая, я полагаю, слегка запала на новичка, тетрадку, а потом даст мне. Если бы она только знала, что я буду переписывать её круглые и аккуратные фразы, то тут же сожгла бы конспекты.
Я вернулась домой рано. У записок на зеркале появились детки: теперь их там пять, все с одним и тем же номером, написанным красным фломастером. Мама заняла своё место посреди гостиной, отгородившись кипами выпотрошенных журналов и разложив уже стопки конвертиков.
Мама моей мамы умерла в прошлом году — и как тут отпразднуешь с размахом сорок пятый день рождения в хорошем настроении? Мамин отец умер, когда ей было двенадцать. Получается, мама сирота. Наша консьержка ненавидит её, один раз я услышала, как она жаловалась соседке: «…задолбала эта засранка с шестого этажа. Ничего ведь сложного! Кто-нибудь может ей объяснить, что надо вытряхивать бумагу и картон в урну для переработки из пакета, а сам пакет выкидывать в „остальные отходы“? Раз: открыла пакет. Два: вытряхнула из пакета. Три: выкинула пакет. Ничего ведь сложного…» Мама работает верстальщицей в журнале об искусстве, дела у которого идут неважно последние года три. Однажды вечером она вернулась домой в ярости, потому что арт-директор, Хуанито, обвинил её прямо во время ежегодного собеседования с сотрудниками в том, что она «слишком часто использует розовый цвет». Но это неправда. Мама любит все цвета, а ещё рок, электронную музыку, Шамони и то тошнотворное апельсиновое печенье. Но действительно ли я так хорошо знаю свою маму?
— Ты в курсе, кто такой Изидор Дюкасс? — спросила я с порога, не раздеваясь, поражённая этой сценой.
Что она пытается скрыть за этим новым увлечением? А что за коллекция записок?
— А откуда, по-твоему, взялась кличка для собаки? — ответила мама, не отрываясь от своего занятия (пингвина, высиживающего яйцо).
Бред.
Я проскользнула между кипами журналов. Изидор барабанил по сирийскому ковру своим огромным позвоночным отростком — стук метронома в честь моего возвращения.
В конвертах лежали чёрные силуэты, цветы, деревья, животные, ноги, очки, стиральные машины, пылесосы, карандаши, улыбки, кривые ухмылки…
