Потерянный профиль - Саган Франсуаза (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Так вот, в тот вечер, уютно устроившись между моим покровителем-финансистом и моим новым незадачливым другом, я мирно следила за ходом веселья, как вдруг разразился скандал. Зачинщиком был один пьяный молодой человек — очень красивый, дерзкий неофит-доброволец, в силу этих качеств довольно высоко котировавшийся. Он стал задевать Дидье, а тот, немного разомлев, не сразу понял, что обращались к нему.
— Дидье Дале! — крикнул молодой человек. — Мне поручено передать вам привет от вашего друга Ксавье. Я встретил его вчера в одном месте, каких обычно не посещаю. Мы много говорили о вас.
Я знала, кто такой Ксавье, хотя не была с ним знакома, и знала, кем он был для Дидье. Он побледнел, но не отвечал. Легкая тишина воцарилась на нашем конце стола, а молодой человек, осмелев, упорствовал:
— Вы не поняли, о ком я говорю! Ксавье! — Дидье все не отвечал, как будто ему со всей силы вонзали, как гвоздь, это «кс» из слова «Ксавье» в руку или в память. Я не сомневаюсь: реакция сидящих за столом мало заботила его в этот миг, но он с болью и яростью спрашивал себя, что говорил Ксавье этому молодому хаму, и как сильно они подняли его на смех. Он кивнул несколько раз, улыбаясь растерянно, но доброжелательно. Однако этого было мало. Теперь на него обращали внимание, а молодой красавчик притворился, что принял его кивок за отрицание.
— Как, господин Дале, имя Ксавье ничего не приводит вам на память? Молодой брюнет с голубыми главами — в общем, красивый парень, — добавил он, смеясь, как бы найдя некое извинение вкусам Дидье.
— Мне знаком один Ксавье, — начал мой друг угасшим голосом и запнулся.
Г-жа Дебу, сидевшая рядом со смутьяном и позволившая ему эту выходку по рассеянности или же в силу порочности, теперь попыталась прекратить свару.
— Вы слишком кричите, — заявила она своему соседу.
Но он был здесь впервые и не знал, что в устах г-жи Дебу предостережение становится приказом, в данном случае — приказом молчать.
— Так вы знакомы с Ксавье? Ну вот, мы и выяснили.
Он улыбался, в восторге от самого себя, а кто-то глупо рассмеялся, возможно, из-за возникшей неловкости, но этот смешок подхватили насмешники на нашем конце стола. Восемь пар глаз уставились одновременно с испугом и радостью в искаженное, растерянное лицо Дидье. Я смотрела на его длинную, очень белую руку, цеплявшуюся за скатерть — — легонько, не в желании сорвать ее со стола, но как бы желая спрятаться под ней
— Я хорошо знаю этого Ксавье, — произнесла я громко. — Это мой близкий друг.
Все в изумлении обернулись ко мне. Пусть я была любовницей Юлиуса, пусть я пользовалась покровительством г-жи Дебу, но я считалась женщиной, обычно избегавшей вступать в дискуссии. На миг растерявшись, противник вновь воодушевился, но перешел границы:
— И ваш тоже? Ну-ну. Конечно, сердечный друг?
В следующую секунду Юлиус стоял за моим стулом. Он не произнес ни слова. Он только бросил на молодого человека тот свой вселяющий беспокойство взгляд, который я уже хорошо знала, и мы вышли. Я успела подхватить под руку Дидье, и мы все трое оказались в вестибюле Оперы. Мы уже взяли пальто, когда на лестнице к нам подбежал один из свиты г-жи Дебу:
— Вы должны вернуться. Это нелепый инцидент. Ирен в бешенстве.
— Я тоже, — ответил Юлиус, застегивая пальто, — эта дама и этот господин были моими гостями на этом вечере.
Очутившись на улице и глотнув свежего воздуха, я расхохоталась, бросилась Юлиусу на шею и расцеловала его. Здесь, на холоде, в этом пальтеце цвета морской волны, в очках, со своими двадцатью волосками, взъерошенный от гнева и ветра, он был просто очарователен, прямо-таки неотразим. Дидье подошел ко мне и легонько прижался боком к моему боку, как делает животное, когда его отстегали непонятно за что.
— Какое счастье, что мы на улице, — произнесла я быстро. — Я изнемогала на этом вечере. Юлиус, благодаря вашей заботе о моем счастье (я сделала ударение на слове «моем»), у нас есть два часа. Отпразднуем это в Харрис-баре.
Мы направились пешком на улицу Дону, и, пока болтали о всяких пустяках, Дидье кое-как пришел в себя. Хорошенькая, должно быть, творится сейчас суматоха за одним из столиков в фойе Оперы. Г-жа Дебу не простит мне этого скандала. Редко случалось, чтобы кто-то осмелился выйти из-за стола раньше нее. У нашей миледи уже, наверное, созрел план мести. Не будь компания этих людей мне столь безразлична, я бы плохо спала эту ночь. Кроме признательности, питаемой мной к Юлиусу, у меня не было другой причины бывать среди них. Да я и не знала, собственно, куда делать свои вечера. Живя взаперти с Аланом, я отучилась от физического одиночества и отдалилась от своих парижских друзей. Возможно, мы и выглядели очаровательной парой, но нервное напряжение, в котором мы непрестанно пребывали, было утомительно для окружающих. И потом, за три года мои друзья изменились. Их интересовали теперь дела, деньги. Но это меня не заботило. В моих глазах привилегированного существа они превратились из собратьев по веселью в мелких и крупных мещан. Их переход к зрелости произошел без меня. Я вернулась к ним все тем же подростком, ибо рядом со мной всегда был другой подросток, беспечный и богатый, по имени Алан. И, не отдавая себе отчета в том, мы, видно, сильно раздражали их. Наши фигуры, тщательно скопированные с полотен Фитцджеральда, никак не вписывались в тот точный, материальный и жестокий мир, на поверхности которого они держались благодаря работе и семье. Оставались еще немногие неудачники, веселые любители выпить, или хрупкие и покорные судьбе Малиграсы (но они уже упустили время борьбы), или тоскливые отшельники, с которыми и встречаться-то избегали. Поэтому блестящий, жестокий и ничтожный кружок г-жи Дебу меня почти забавлял. Эти, по крайней мере, не утратили претензий состоять в этом кружке и сохранить в нем место навсегда. Они никогда не стремились к смене декораций.
На другой день Дидье вызвал меня из редакции и, что-то пробормотав по поводу вчерашнего инцидента, попросил меня встретиться с ним в баре на улице Монталамбер, где он обычно бывает. Он хотел познакомить меня с одним человеком, мнением которого очень дорожит. У меня мелькнула мысль, что это, должно быть, Ксавье, и я почти отказалась, не люблю вмешиваться в частную жизнь своих знакомых. Но потом я сказала себе: раз он настаивает на этой встрече, она ему необходима, — и согласилась.
В бар я пришла немного раньше времени и устроилась в уголке. Потом попросила у гарсона газету. Человек, сидевший за соседним столиком, шевельнулся и протянул мне свою, вежливо произнеся: «Если позволите». Я улыбнулась ему и взяла газету. У него было спокойное лицо, очень светлые глаза, твердый рот, большие ладони. Что-то в нем говорило о сдерживаемой внутренней силе и, в то же время, о некоторой разочарованности. Он тоже взглянул мне прямо в лицо. А когда он заявил, что читать в этой газете абсолютно нечего, я немедленно прониклась убеждением, что так оно и есть.
— Вам нравится ждать? — спросил он.
— Смотря кого, — ответила я, — в данном случае речь идет об очень хорошем друге. Так что это ничуть не трудно.
— Может быть, поболтаем немного в ожидании?
Через пять минут я весело болтала о политике, о кино, чувствуя себя на удивление в своей тарелке, хотя совсем не привыкла к знакомствам такого рода. Его манера подавать сигарету, зажигать спичку, улыбаться, подзывать гарсона была так спокойна и так отличалась от порывистых, суетливых движений всех тех, кто окружал меня и днем, и ночью. Глядя на, него, я почему-то подумала о сельской жизни. В этот момент появился Дидье и застыл в изумлении при виде нашей веселой беседы.
— Прошу простить меня за опоздание. Вы знакомы?
О, небо, сказала я себе, неужто это Ксавье? Я не видела ни малейшего сходства между этим мужчиной и грубияном-мальчишкой, которого описывал Дидье.
— Мы встретились только что, — сказал незнакомец.
Дидье представил нас:
— Жозе, этой мой брат Луи. Луи, вот это и есть мой друг Жозе Эш, о котором я тебе говорил.
