Агнес - Штамм Петер (книга бесплатный формат txt) 📗
15
Второй понедельник октября — День Колумба, и мы воспользовались продленными выходными, чтобы выехать за город. Я было предложил съездить в Нью-Йорк, но Агнес ответила, что она хочет совершить пешее путешествие, на этот раз настоящее. Я согласился, а поскольку прогноз погоды был хороший, мы решились взять мою маленькую палатку и переночевать на природе. По карте мы нашли национальный парк, расположенный недалеко от Чикаго. Мы взяли напрокат автомобиль и выехали в пятницу к вечеру в южном направлении.
Агнес попросила у своего профессора видеокамеру и начала беспорядочно снимать уже в дороге, из окна. У Индианаполиса движение стало более плотным. Теперь за рулем была Агнес, и я решил снимать ее.
— Оставь, — сказала она, — а то еще сломаешь. Мой профессор меня убьет. Это его любимая игрушка.
— Да уж не сломаю, — возразил я, — а то ты так и останешься за кадром.
— Твое дело писать, мое — снимать, — сказала Агнес.
По мнению смотрителя у входа в национальный парк, для бабьего лета мы приехали слишком рано. Он посоветовал нам отправиться туда, где уже пятьдесят лет не ступала нога человека. В свое время там жили крестьяне, но во время кризиса тридцатых годов они бросили эти земли, и государство скупило их, объявив заповедными местами.
— Как это? — поинтересовалась Агнес.
— Мы не вмешиваемся в происходящее, — пояснил смотритель, — за короткое время природа берет свое. Цивилизация — только тонкая оболочка, которая тут же рвется, если за ней не ухаживать.
Агнес сняла на видео домик у входа в парк и смотрителя, показывавшего мне дорогу по карте. Он отмахивался и смеялся, пока его снимали, и Агнес тоже смеялась. Потом он сказал, чтобы мы были осторожными, и дал нам брошюру о ядовитых растениях и диких животных. Многие люди недооценивают опасности, пояснил он, а с природой шутки плохи.
— Почему ты снимала смотрителя, а меня нет? — спросил я, когда мы ехали по узкой дороге парка.
— Он свидетель, — ответила Агнес.
Через несколько миль мы нашли стоянку и оставили на ней машину. Был уже почти полдень, когда мы наконец отправились в путь. Несколько часов шагали по лесистой местности. Иногда нам казалось, что мы нашли тропинку, но она внезапно обрывалась, и мы двигались по компасу прямо через заросли.
— Надо обламывать ветви, чтобы можно было найти обратную дорогу, — сказала Агнес.
— Мы не пойдем назад, — ответил я, — не этим путем.
Время от времени мы проходили мимо развалившихся ферм, мимо мест, где деревья выглядели моложе и росли не так часто. Когда начало смеркаться, мы поднялись на холм и увидели внизу озеро, у которого собирались разбить палатку. Но прошел еще почти час, прежде чем мы наконец добрались до берега.
Солнце зашло, и стало холодно. У самой воды почва была песчаной, там мы и поставили палатку. Потом собирали валежник, которого в лесу было полно. За несколько минут собрали целую кучу.
— Я разведу костер, — сказала Агнес, — меня научил этому отец.
Она поставила насколько сучьев пирамидой, положила вниз немного хвороста и скомандовала:
— Спичку!
Ей действительно удалось разжечь костер одной спичкой. Я сварил суп на своей маленькой керосинке. Мы устроились на одном из матрасов, поели и смотрели на озеро. Оно было темным и спокойным. Лишь изредка слышалось, как прыгает рыба, а однажды совсем далеко пролетел самолет.
Хотя мы сидели у самого костра, Агнес мерзла. Она сказала, что возьмет спальный мешок, и пошла к палатке. Она стала невидимой, как только вышла из круга света, отбрасываемого костром. Потом я услышал стон и какой-то шум. Я вскочил и обнаружил Агнес лежащей на земле всего в нескольких метрах. Теперь, когда свет был сзади, я мог ясно ее видеть. Она лежала на мокром песке со странно вывернутыми ногами. Я поднял ее, чуть не упав при этом сам, и отнес ее к матрасу. Даже в теплом свете костра ее лицо и губы казались мертвенно-бледными. Я засунул руку под толстый пуловер и нащупал совсем слабое биение сердца. Ее лоб был влажным и холодным. Я сел рядом с ней, повторяя ее имя и поглаживая ее по голове.
На меня напал панический ужас. До ближайшего жилья было несколько часов пути, а теперь, ночью, дороги в лесу не найти. Я вытащил флягу и влил немного воды в приоткрытый рот Агнес. Тут же сообразил, что это глупость — вливать лежащему без сознания человеку в рот воду, приподнял ее и стал трясти. Она лежала в моих руках, отяжелевшая и бессильная. Потом я наконец ощутил, что тело ее напряглось, и она медленно пришла в себя.
— Я упала в обморок? — спросила она.
— Я думал, ты… — пробормотал я, — что с тобой что-то случилось.
— Кровообращение, — ответила она, — я, должно быть, маловато ела. Ничего страшного.
Я хотел отнести ее к палатке, но она отказалась и твердила, что совсем не больна. Она почти не говорила в тот вечер, сказала только, что устала и что ей лучше.
16
Когда я на следующее утро проснулся, Агнес уже не спала. Она сказала, что ей нехорошо, и попросила принести воды. После того как она попила, настроение ее улучшилось. Зевая, она потягивалась в своем спальном мешке, а я сидел перед ней на корточках и смотрел на нее. Только теперь я увидел, что лицо ее из-за вчерашнего падения было поцарапано.
— Ты выглядишь как дикарка, — сказал я, а она обхватила меня обеими руками и привлекла к себе.
— Залезь-ка в мой мешок и подлечи меня, — предложила она.
В палатке было холодно, изо рта у нас шел пар, но нам не было холодно. Мы расстегнули мешки, один положили вниз, другим накрылись.
— Ты уверен, что никого поблизости нет? — спросила Агнес.
А потом палатку осветило солнце, в ней стало совсем светло, и Агнес быстро согрелась. Когда мы наконец выползли наружу, было так тепло, что она разделась и стала мыться в холодной озерной воде. А потом мы снова предались любви, прямо на песчаном берегу, и она снова плескалась, мне тоже пришлось вымыться, потому что я был весь в песке.
— Под открытым небом нагота неотразима, — сказал я.
— Пожить бы так, — произнесла Агнес, — нагими и среди природы.
— И ты не боишься раствориться в природе? Исчезнуть?
— Нет, — ответила она и брызнула на меня водой, — сегодня нет.
Мы оставили озеро и двинулись дальше через лес. Мы попали в длинную долину, где наткнулись на старые, ржавые рельсы. Идти по бывшей железнодорожной колее было легко. Долина стала шире, по сторонам от колеи стояли полуразвалившиеся деревянные дома. Мы стали ходить между ними.
— Как ты думаешь, сколько времени надо, чтобы от них не осталось никаких следов? — спросила Агнес.
— Не знаю. Все зарастает, но внизу всегда что-нибудь остается. Осколки посуды, проволока.
Двери домов были заколочены досками, на которых еще виднелись надписи, запрещавшие заходить внутрь. Когда мы вошли в небольшой сарай, одна из стен которого обвалилась, мимо нас с громким криком пролетела большая птица. Мы испугались. На земле разлагались трухлявые доски развалившейся стены. Внутри, там где сарай примыкал к дому, лежала куча сухих листьев. Рядом был круг закопченных камней, маленький очаг. Повсюду на земле валялись пустые ржавые консервные банки и несколько разбитых бутылок.
— Ты думаешь, здесь кто-нибудь еще живет? — спросила Агнес.
— Банки выглядят довольно старыми. Но им не полвека. Может быть, это были путешественники, вроде нас…
— Может быть, в этих местах еще живут люди, о которых ничего не известно. Должно быть, сложно все это контролировать.
— Но был бы виден дым, зимой. Его можно заметить с самолета.
— Я бы не хотела здесь ночевать, — сказала Агнес, — я бы чувствовала себя, как в чужом доме. От нашего поколения останется только грязь.
На краю брошенного поселка мы обнаружили развалившуюся церковь. За ней находилось маленькое кладбище. Здесь деревья стояли уже почти так же густо, как и в лесу, поднимавшемся сразу за кладбищем в гору. Большинство надгробий повалилось и в беспорядке валялось на лесной земле. Мы смогли разобрать несколько имен и дат.
