Прежде чем я упаду - Оливер Лорен (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
— Скорее.
Линдси права, как всегда. В конце концов, что хорошего они мне сделали?
Мы с Линдси подружились в седьмом классе. Она сама меня выбрала, до сих пор даже не догадываюсь почему. Много лет я лезла вон из кожи, но сумела пробиться с самого дна только в середнячки. Линдси же популярна с первого класса, с тех пор как сюда переехала. Ее сразу назначили инспектором манежа в школьном цирке. На следующий год мы ставили «Волшебника из страны Оз», и она была Дороти. В третьем классе ей досталась роль Чарли в постановке «Чарли и шоколадная фабрика».
Надеюсь, суть вы уловили. Рядом с ней пьянеешь без вина, как будто края мира сглаживаются и цвета кружатся безумной каруселью. Разумеется, с ней я не вдавалась в эти подробности. Она бы заявила, что я домогаюсь ее.
В общем, летом перед седьмым классом Тара Флют устроила вечеринку у бассейна. Бет Шифф выделывалась на глубине — прыгала «бомбочкой», а точнее, хвасталась сиськами третьего размера, которые отрастила где-то между маем и июлем. Ни у кого из девчонок таких больших пока не было. Я отправилась в дом за газировкой, где ко мне подбежала Линдси со сверкающими глазами. Никогда прежде мы не общались. Она схватила меня за руку и заявила:
— Ты должна это увидеть.
Ее дыхание пахло мороженым. Она затащила меня в комнату Тары, где девчонки побросали сумки и сменную одежду. Сумка Бет была розовой с вышитыми фиолетовыми инициалами сбоку. Линдси явно уже порылась в ней, потому что сразу присела на корточки и достала прозрачный пакет на молнии — в начальной школе мы носили в таких ручки.
— Смотри!
Она встряхнула пакетом над головой. Внутри лежали два тампона.
Слово за слово, и мы с Линдси помчались обыскивать ящики и шкафчики в поисках тампонов и прокладок матери и старшей сестры Тары. У меня голова кружилась от счастья. Мы с Линдси Эджкомб разговаривали, и не просто разговаривали, а смеялись, и не просто смеялись, а смеялись до упаду, так что мне пришлось сжать ноги, иначе бы я описалась! Затем мы выскочили на террасу и принялись швырять тампоны в собравшихся, пригоршню за пригоршней. Линдси вопила: «Бет! Это выпало из твоей сумки!» Несколько тампонов полетело в воду, и парни стали толкаться и пихаться, чтобы поскорее выбраться из бассейна, как будто боялись испачкаться. Бет ежилась на трамплине, мокрая как мышь и трясущаяся, пока остальные загибались от хохота.
Я вспомнила, как в четвертом классе родители привезли меня в Большой каньон и поставили на обрыве, чтобы сфотографировать. У меня не получалось унять дрожь в ногах; ступни покалывало, как будто им не терпелось спрыгнуть: я против воли думала, как легко отсюда упасть, как высоко мы забрались. Когда мама сделала кадр и разрешила мне слезть, я начала смеяться и никак не могла остановиться.
На террасе с Линдси я испытывала то же самое.
С того дня мы с ней стали лучшими подругами. Элли присоединилась к нам позже, летом перед восьмым классом, после того как они с Линдси вместе выступали в лиге по хоккею на траве. Элоди переехала в Риджвью в девятом классе. На одной из своих первых вечеринок она подцепила Шона Мортона, по которому Линдси сохла полгода. Все решили, что Линдси убьет Элоди. Но в понедельник Элоди села за наш стол, и они с Линдси склонились над тарелкой спиральной картошки фри, хихикая и болтая, словно знали друг друга всю жизнь. Я рада этому. Хотя Элоди умеет смутить, в глубине души она, пожалуй, лучшая из нас.
После школы мы идем к Элли. Когда мы были младше, в девятом классе и до середины десятого, иногда мы оставались у нее, мазались глиняными масками и заказывали горы китайской еды, таская двадцатки из банки для печенья на третьей полке рядом с холодильником, в которой отец Элли хранит тысячу долларов на черный день. Мы называли это «черными китайскими вечерами». Затем мы падали на гигантский диван и смотрели фильмы, пока не засыпали, переплетя ноги под огромным флисовым одеялом, — экран у телевизора в гостиной Элли большой, как в кинотеатре. Но за последние два года мы оставались у Элли только раз, когда Мэтт Уайльд бросил ее и она так рыдала, что наутро проснулась опухшей, как крот.
Сегодня мы совершаем набег на шкаф Элли, чтобы не идти на вечеринку Кента в одинаковых нарядах. Элоди, Элли и Линдси уделяют особое внимание моему внешнему виду. Элоди красит мне ногти ярко-красным лаком; ее руки чуть дрожат, и немного лака попадает на кутикулу, отчего кажется, будто я истекаю кровью, но из-за внутренних переживаний мне плевать. Мы с Робом договорились встретиться у Кента, и Роб уже прислал эсэмэску: «Прикинь, я кровать заправил». Я позволяю Элли выбрать мне наряд — золотой топик, слишком свободный в груди, и пару сумасшедших шпилек на четырехдюймовых каблуках (она называет их «стриптизерскими туфлями»). Линдси делает мне макияж, напевая и дыша водкой. Мы все приняли по две стопки, запив клюквенным соком.
Затем я закрываюсь в ванной, где теплое покалывание поднимается от кончиков пальцев к голове, и пытаюсь запомнить, как выгляжу сейчас, в этот миг. Через некоторое время мои черты просто повисают в зеркале, как будто принадлежат незнакомке.
В детстве я часто запиралась в ванной и включала такой горячий душ, что зеркала совсем запотевали, затем вставала и наблюдала, как мое лицо медленно выступает из-за пара, сначала очертания, затем постепенно детали. Каждый раз я верила, что увижу красавицу, как будто за время душа превратилась в кого-то идеального и яркого. Но отражение всегда было одним и тем же.
В ванной Элли я улыбаюсь от мысли: «Завтра наконец-то я стану другой».
Линдси вроде как помешана на музыке и потому составляет плейлист для поездки к дому Кента, хотя он живет всего в нескольких милях. Мы слушаем Доктора Дре и Тупака, а потом врубаем «ВаЬу Got Васк» и хором подпеваем.
Но вот что самое странное: пока мы петляем по привычным улицам — улицам, которые я знаю всю жизнь, изученным до последней мелочи, как будто я сама их придумала, — мне кажется, что я плыву над всем, парю над домами, дорогами, дворами и деревьями, поднимаюсь все выше, и выше, и выше, над «Роккиз» и «Райт эйд», бензоколонкой и «Томасом Джефферсоном», футбольным полем и железными скамейками на открытой трибуне, на которых мы сидим на каждом матче выпускников и вопим что есть мочи. Словно все стало маленьким и неважным. Словно это всего лишь мои воспоминания.
Элоди рыдает навзрыд. Она всегда раскисает первой. Элли прихватила остатки водки, но запить нечем. Линдси за рулем, потому что она может пить всю ночь без малейших последствий.
Дождь начинается, когда мы уже почти приехали, но так тихо, что практически висит на месте, как огромный белый занавес. Когда я в последний раз была у Кента? На девятый день рождения? Я совсем забыла, как глубоко в лесу находится его дом. Подъездная дорожка извивается целую вечность. Виден только тусклый свет фар, который отражается от гравия и выхватывает мертвые ветви деревьев, склонившиеся над головой, да крошечные бриллиантики дождя.
Элли поправляет топик. Мы все одолжили у нее новые топики, но она решила остаться в старом, отороченном мехом, хотя в свое время возражала против его покупки.
— Напоминает начало фильма ужасов, — шепчет она. — Ты уверена, что номер дома — сорок два?
— Еще немного, — заверяю я, хотя начинаю подозревать, что мы повернули слишком рано.
У меня сосет под ложечкой, и я не знаю, хорошо это или плохо.
Лес смыкается все теснее и теснее, пока ветки чуть не мажут по дверцам машины. Линдси ноет, что автомобиль поцарапает. Кажется, нас вот-вот засосет в темноту, и в тот же миг лес резко заканчивается и перед нами возникает самая большая и красивая лужайка, какую только можно вообразить; посередине стоит белый дом, будто сделанный из сахарной глазури. У него есть балконы и длинное крыльцо вдоль двух стен; ставни тоже белые и украшены резьбой, которую не видно в темноте. Ничего подобного я не припомню. Может, дело в выпивке, но мне кажется, что это самый превосходный особняк на свете.
