Сказки для парочек - Даффи Стелла (книги без регистрации полные версии txt) 📗

Маленький мальчик в синем лупил маленькую девочку в розовом.

— Нет, не знай я никакая Кушла.

Девочка постарше в школьной форме ударила мальчика в синем.

— Нет, такая здесь нет. Мы жить здесь шесть лет.

Самый старший мальчик треснул троих младших, а маленькая девочка в розовом пнула мать.

— Нет, нет, ошибка нет. Может, вы ошибайся?

Грудной младенец повернул голову, Джонатан заглянул в его чистое невинное личико. И когда голубые младенческие глазки превратились в темно-карие глаза Кушлы, а младенческое гулькание — в похотливый смешок, в темной бездне, бывшей до сих пор сознанием Джонатана, сверкнул крошечный слабенький огонек. Джонатан вдруг задумался, а не совершил ли он и в самом деле ошибку. И когда ребенок рыгнул, и рвота дугой упала на единственный уцелевший костюм, Джонатаном овладело легкое беспокойство.

11

Мне это нравится. Нет, слишком слабо сказано. Нравится? Да я от этого кончаю, черт побери. Непрерывно. Я испытываю оргазм от собственной потрясающей изобретательности. Увы, приходится самой петь себе хвалу, нет свидетелей, чтобы воздать мне должные почести. Будь я благосвенна так, как благословила бы сама себя! Я их уделала. С потрохами. И разделала. Джонатан и Салли разбежались, разлучились, раскололись пополам. Из двух в одном опять получились двое, и теперь уж не в сумме один плюс один, но гораздо меньше. Она заливается слезами, горюет, тоскует. Он ошарашен, уязвлен и ничего не понимает. Ни один, даже самый блестящий план не привел бы к такому успеху. Хотя я всегда и все планирую. Я дотошна. Но, разумеется, до окончательной развязки не знаешь наверняка, что получится. Даже на моей родине события порой приобретают странный оборот. Взять хотя бы меня. Почему бы дочери Ее Величества не довольствоваться беззаботной жизнью в неконтролируемом послушании и своевольном смирении? Но нет. Я добьюсь пришествия царствования моего. И кое-чего еще в придачу.

А пока я добилась поистине блистательного результата. Кланяюсь самой себе — отличная работа! Я наблюдала за ним у дома турчанки и едва не захлебнулась сдавленным смехом, когда отрыжка ребенка молочной кислотой упала на его единственный чистый, отутюженный двубортный костюм. Расцеловала бы себя, так я собой гордилась. Я жаждала расцеловать себя. И поспешила в Ноттинг Хилл.

Преодолев множество ступенек, поднялась на мою башню. Как же я соскучилась по моему настоящему облику златовласой принцессы! Брезгуя лифтом — запахом сырости и грязи, скопившейся в углах, — я взошла по чистейшим, нехоженым ступеням, ощущая, как крепкие скульптурные мускулы возносят меня. Я пританцовывала в такт ликующему ритму пустоты, стучавшему там, где должно быть сердце. Эта славная сердечная полость — поистине неоценимый дар. Тело, состоящее исключительно из мускулов, вен, крови и тканей — и ни щепотки жалости. Мое совершенное тело функционирует без сердца, выживает вне сердца. Я преклоняюсь перед бессердечной формой, воспеваю ее за четкость действий и логику поступков, за то, что ее никогда не одурманит страсть или желание. Прославляю трезвость моего священного сердечного пространства и в завершении церемонии воздаю должное поезду метро, не позволившему фее Сострадания явиться на день моих первых Именин.

А вы думали, я не знаю? Но разве такое возможно? Я ведь сама остановила поезд, подложив на рельсы тело.

Волнуясь, решительно запираю за собой дверь. Дом тих, пуст и безмолвен — мой полый жених, что ждет, когда я наполню его собой. В огромные незащищенные окна льется лондонский свет, отбрасывая на потолок оранжевые блики. Нежно я стаскиваю отсыревшую одежду, обнажая гладкую оболочку моего нынешнего тела. Пальто, туфли, платье, колготки, лифчик и, наконец, трусики. Одежда падает влажной горкой, и я ступаю на прохладные половицы. За окном дождь поливает улицы водой, которая еще грязнее, чем сами улицы, смывая усталых людей в теплые уголки. Несколькими этажами ближе к земле слышно, как автомобильные шины рассекают лужи, как осушают мокрые дороги ради дорогостоящей безопасности водителей, запасшихся аварийной подушкой. Но я выше всего этого, и в моем доме царит тишина. В мое сердечном пространстве — тишина, оконное стекло глушит стук дождя, а гравитация лишает голоса даже уличные сирены.

Но сирена внутри меня не молчит. Обнаженная, я ложусь на голые доски, в их лаковом покрытии отражается моя кожа, в моих лакированных ногтях отражается структура дерева. Мы два в одном — дерево и я. Дерево так же естественно, как и я. И его присутствие здесь столь же неестественно, как и мое. Оно росло не для того, чтобы я его топтала. Ничто не растет с этой целью, хотя многое оказывается под моими подошвами. Я рассматриваю свое отражение. Регулирую зрение, чтобы яснее видеть — чудесная улыбка, безупречная кожа, прекрасные волосы. Комбинация всего того, о чем веками поют в шлягерах — сочетание, воссозданное в девственном великолепии. Изогнувшись, касаюсь ртом плеча; пухлые сочные губы жаждут дотронуться до прохладной кожи, на которой до сих пор не просохла влага внешнего мира. Приоткрываю рот. В комнате холодно, и от моего теплого дыхания по спине пробегает дрожь. Целую левое плечо, потом правое. Левую руку, затем правую. Справедливость всегда при мне, к обеим сторонам моего тела я испытываю одинаковое и трезвое желание. Жадным ртом кусаю предплечье. Вкусовые рецепторы трепещут, распознав мясо. Я изумительна вкусна. Потому что я вообще изумительна, свежа и выхолена. Свободной рукой глажу рыжие волосы, массирую лебединую шею. Я изгибаюсь, чтобы встретиться с собой, я готова.

Руки проворно скользят по плечам, по набухшей груди, к изящному изгибу — моей талии. Ладоням так и хочется задержаться здесь, но остальная часть еще более соблазнительна. И руки не останавливаются. Это гонка, а я — большой приз. Я люблю любить себя, у меня в этом большой опыт. Я тянусь к левой ступне, покусываю изящные ухоженные ногти. Царапаю атласную кожу на лодыжке. Отбрасываю нежность и жадно набрасываюсь на себя — кусаю, лижу, щиплю и царапаю, скручиваю и кровоточу, и блаженствую. Я беру себя. Беру везде. Везде и всегда. У меня это отлично получается. Проделай я то же самое с Джонатаном, его бы сейчас не было с нами. Я дала ему лишь почувствовать, чем он мог бы обладать. Раскройся я Джонатану целиком, он не пережил бы утраты. Я — львица, что рыком приводит себя в готовность; я — жертвенный агнец, что рвет нежную плоть, добираясь до совершенной и блаженной пустоты. Закончив, я готова опять начать сначала. Как я же хороша! И как же мне хорошо с собой трахаться!

Постепенно я вычерпываю свою бездонную страсть. Минули часы или дни. Солнце появлялось и пропадало, дождь не кончался. Мы в Лондоне, в конце концов. Поднимаю свое отполированное руками тело с отлакированного вручную пола и тяжело опускаюсь в постель — одна, довольная и насытившаяся. Я могу проспать неделю. А когда проснусь, опять прилетит мотылек, и я скормлю его моему пламени. Ведь я снова проголодаюсь.

12

Мартин и Джош — парни, каких поискать, соль земли, прекрасный союз высшей пробы, милостиво осененный свистящим дыханием Вселенной. Все это чистая правда. Полиэтнический, межрелигиозный, мультимедийный союз столь непревзойденных достоинств, что один только взгляд на эту пару рождает чувство ущербности и жалости к себе как на личном, так и на глобальном уровне. По ним плачут воскресные приложения, а они смеются, сидя в кафе в Сохо. Мартин и Джош напрочь лишены недостатков. Джош и Мартин совершенны. Мечта публициста: оба необычайно фотогеничны, невероятно талантливы и, ко всему прочему, симпатичнейшие ребята. Все любят Мартина и Джоша. Джош и Мартин заслужили каждый вздох любви, вырвавшийся из груди поклонников. Ни единая превосходная степень в описании этой пары не станет преувеличением.

Они — общительные, востребованные, желанные, они геи и они вместе. Их зазывают в гости, ублажают, к ним стремятся, о них мечтают — как мужчины, так и женщины.