Дэниел Мартин - Фаулз Джон Роберт (читать книги полные txt) 📗

Отыскать тучный дол, что заманивает остаться там навсегда. Безвозвратно.

Если говорить о предпочтениях, для меня главное направление современного романа начинается с Генри Джеймса 233 и идет через Вирджинию Вулф 234 к Набокову; все они – такие разные – принадлежали к одному братству, тайному обществу, все они знали путь в la bonne vaux, все познали и изгнание оттуда. Мы склонны считать, что подобное пристрастие отражает общие символы веры, но, кроме того, оно, несомненно, есть порождение – и свидетельство – того, чего нам недостает, к чему мы из-за этого стремимся, что хотим восполнить.

Если твоя жизнь есть в значительной степени уход от реальности, обратным действием должен быть уход из воображаемого.

Ритуалы

Гораздо более обыденные вещи мешали теперь Дэну укрыться в своей собственной – реальной – долине в Южном Девоне. Расследование по поводу самоубийства, похороны Энтони, чувство, что не следует бросать Каро в последние дни перед ее переездом на новую квартиру… Вечером того дня, когда состоялся их психоаналитический завтрак, они опять о многом поговорили, и разговор был гораздо сердечнее. О старой квартире они оба наговорили глупостей; в конце концов отложили решение до лучших времен. Дэн очень надеялся, что глупости, произнесенные Каро, свидетельствуют о подспудном признании, что роману с Барни в один прекрасный день будет положен конец.

К тому же еще Дэвид Малевич затягивал китченеровскую Удавку на шее автора все туже и туже. Дэн позвонил в Нью-Йорк сразу же, как вернулся из Оксфорда, и услышал от секретарши, что она как раз собиралась ему звонить. Босса нет в городе, но на днях он вылетает в Лондон и жаждет немедленной встречи. Это «жаждет» расшевелило угрызения совести, и Дэн, посреди навалившихся на него семейных дел, попытался все же вернуться к последней части сценария. Предчувствие, пришедшее к нему в ту ночь в Оксфорде, оказалось не таким уж иллюзорным. Правда, столь необходимые ему новые идеи не хлынули бурным потоком, но небольшой их ручеек все же струил свои воды, и, хотя Дэн все еще полужалел, что взялся за этот фильм, решение некоторых технических проблем казалось ему теперь интересным и не таким уж утомительным. Помогло и возвращение в Англию: в Калифорнии злосчастный старик протагонист казался нереальным вдвойне.

Малевич был весьма далек от привычного карикатурного образа американского продюсера – этакой утопающей в сигарном дыму жирной жабы в очках, окруженной телефонами и полуобнаженными красотками. Высокий, стройный, элегантно подтянутый и моложавый, он даже не тянул на свои пятьдесят пять, несмотря на значительную лысину. Говорили, что он как-то предложил решить на теннисном корте спор с актером, которого собирался занять в фильме – речь шла о прибавке в двадцать тысяч долларов, – и в трех сетах обыграл значительно более молодого противника всухую. По одной из версий этой истории, в конце матча Малевич подошел к сетке и предложил все же заплатить актеру эти деньги с условием, что они будут потрачены на занятия теннисом. Однако я в этом сильно сомневаюсь. Он всегда стремился предельно урезать бюджет. Не курил, не пил, предпочитал строгий стиль в одежде, одеваясь точно какой-нибудь бизнесмен из Новой Англии. Он мог сойти и за преуспевающего юриста или банкира с Уолл-стрит; обе эти профессии вполне подошли бы ему, и не только из-за внешнего вида.

Дэн делал для него уже третий сценарий и знал: если возникают разногласия, Малевич умеет выслушать чужое мнение и не дать воли собственным причудам; кроме того, он не терпел режиссерских импровизаций в окончательно утвержденном сценарии, за что кто-то из режиссеров наградил его прозвищем Чингисхан. Дэн был несправедлив к нему в разговоре с Джейн, ведь это именно он однажды пустился в рассуждения о постулатах Леви-Стросса… И рассуждения эти, по правде говоря, вовсе не были так уж нелепы. Для своей профессии он был человеком образованным, хоть и пользовался порой киношным жаргоном, когда говорил о делах. Под личиной бизнесмена от шоу-бизнеса, умеющего мастерски подбирать команду, скрывался идеалист-романтик, чуть ли не мечтатель. Он пришел в кино после успешного дебюта в качестве импресарио на Бродвее и ухитрился остаться самим собой в мире, где практически любое независимое суждение воспринимается как злонамеренный личный выпад.

Он пережил один-два провала, процент неудач у него тоже был довольно высок (включая и один из двух предыдущих сценариев Дэна): речь идет о сценариях, так и не дошедших до экрана; но из года в год его догадки о том, какие из новых течений или забытые старые будут иметь успех у публики, оказывались гораздо вернее, чем предсказания крупных продюсеров. Однажды он взял сценарий, который безуспешно пытался предложить практически каждой из главных голливудских студий, и заключил договор о совместном производстве с кем-то из-за «железного занавеса». Мир этот фильм не потряс, но принес гораздо больше прибыли, чем мертворожденный «белый слон» 235, на которого одна из отказавших Малевичу студий истратила значительную часть годового бюджета. Через пару лет Малевичу попала в руки копия внутреннего отчета о прибылях и убытках студии в тот неудачный год (такие отчеты обычно боятся дневного света и чужого взора); наш продюсер немедленно подколол к бумагам свой собственный балансовый отчет и отправил его директору студии, присовокупив брошюру о домах для пенсионеров где-то в глухом углу штата Флорида. Он не упускал случая элегантно плеснуть ядом в того, кто хоть раз отказал ему без достаточных оснований.

Дэн не писал сценариев для фильмов с тысячными массовками с тех пор, как попробовал себя в этом жанре еще до развода с Нэлл, и только рассмеялся, когда впервые услышал предложение писать о Китченере. Но Дэвид, в своей обычной суховато-настойчивой манере, продолжал уговоры: его идея сводилась к тому, что, несмотря на Вьетнам, американская ностальгия по империализму все еще жива, особенно привлекательно выглядит империализм, когда войнами занимается кто-то другой, – воинские подвиги, знаменитые исторические деятели, которых можно притянуть за уши, политические интриги, экзотические пейзажи… Он прочел о Китченере практически все; знания Дэна о старике в тот момент можно было уместить на спичечном коробке, Дэн совершил ошибку, чуть уступив настояниям: предложение могло бы его заинтересовать, если бы он сумел показать идиотизм империалистических амбиций, кроме того, привлекательной показалась ирония ситуации, поскольку все усилия знаменитого полицейского наводчика привели к набору солдат на мировую войну, разожженную этими самыми империалистическими амбициями. Малевич воспринял само собой разумеющиеся идеи как гениальное озарение: именно потому он и обратился к Дэну, ему нужен надежный сценарий, прежде чем он начнет собирать команду. На эту удочку Дэн не попался и продолжал отнекиваться.

Однако вскоре пришло письмо с заверениями, что проблем с финансированием съемок не будет, а помимо гонорара Дэн получит и проценты от прибыли, если его устраивает такой вариант договора: лести оказалось недостаточно, наживку позолотили. Пришлось снова встретиться за ленчем. Правда, к тому времени Дэн уже провел свои первые изыскания и пришел к выводу, что Китченер – фигура вовсе не однозначная (кое-какие интересные отзвуки он обнаружил у Т. Э. Лоуренса 236, о чем ему в самом начале говорил Малевич), так что тут было за что зацепиться. Он понимал, что странная, похожая на мистера Домби фигура, в которой непостижимым образом смешались непреодолимая застенчивость и решительная мегаломания, могла быть находкой для любого стоящего актера (именно эти свойства старика и помогли Дэну понять, почему Малевич, югославский еврей по происхождению, вдруг заинтересовался человеком, придумавшим концентрационные лагеря). Даже видимое отсутствие личной жизни, любовных связей, как нормальных, так и не соответствующих принятым нормам, открывало интересные возможности.