Тот Город (СИ) - Кромер Ольга (книги онлайн бесплатно txt, fb2) 📗

Урбанас встал и вышел из палаты.

«Здравствуй Ольга, – прочитал я. – Вот уж не верила что на старости лет получу от тебя весточку, а получила. Надеюсь и ты мою получишь, успеешь. Первым делом хочу сказать тебе что зла никакого не держу на тебя. Уж как вышло, так и вышло. Поначалу даже очень за тобой скучала, но жизнь у нас такая что скучать больно некогда. Вторым делом хочу сказать тебе что до города твоего добрались мы и вот уж тридцать пять лет в нём живём, не тужим. Об этом тебе твой мальчишка всё как есть расскажет. Похвастаться тебе хочу, все мои пары хороши получились. И Василий с Дарьей, и Алексей с Натальей, и мы с Андреем душа в душу прожили. У меня сын Пётр и внучка Катерина тоже. Была дочка Ольгой назвали по тебе, но Бог прибрал. Про тебя наслышана что тоже неплохо живёшь. Вот и вышло что обе мы свою правду нашли. О том жалею только что недолгая у нас дружба вышла. Я тебе всё прощаю и если в чём пред тобой виновата была то прощения прошу. Кто знает авось на небесах и свидимся. Твоя подруга Катерина Измайлова».

Я дочитал, посмотрел на Осю, она прошелестела что-то едва слышно, я нагнулся к самой подушке.

– Всё, – повторяла она. – Всё, всё, всё, всё.

Потом вдруг позвала отчётливым шёпотом:

– Витас!

Я вышел из палаты. Урбанас стоял в конце коридора, спиной ко мне. Тёмный силуэт его на фоне окна был очень чётким, как в театре теней. Пока я шёл к нему длинным больничным коридором, несколько раз крупная дрожь, как судорога, прошла по его спине. Я приблизился, постоял, не решаясь его окликнуть, потом вспомнил, что медлить нельзя, кашлянул. Он стремительно обернулся, лицо его было совершенно бесстрастно, только тоненькая струйка крови текла из прокушенной губы.

– Она зовёт вас, – сказал я, и он помчался по коридору длинными быстрыми скачками.

Я уселся на подоконник и раскрыл второй конверт. «Милая, дорогая Оля! Как удивительно, невероятно, как здорово, что я могу написать Вам и, может быть, даже получить от Вас ответ. Я писала Вам все эти годы, Вы были единственной ниточкой, связывающей меня с тем прекрасным, далёким миром, который когда-то был и моим. Но ни Эрмитаж, ни кораблик Адмиралтейства, ни кони Клодта не стали хуже оттого, что мне, Вам и многим другим сломали жизнь, правда же? Погладьте их за меня, когда окажетесь рядом. Не удивляйтесь, что Вы не получали моих писем, я их не только не посылала, я их даже не записывала. Сначала было нечем и не на чем, а потом я просто привыкла вести эти беседы на два голоса, за себя и за Вас.

Андрей рассказал немного о том, как Вы живёте. Я рада, что Вам удалось собрать себя, я рада за Павловск, за то, что теперь там навсегда останутся вещи, сделанные Вашими руками. Наверное, это единственное, чему я завидую. Вы оставили след, пусть маленький и безымянный, это неважно, важно, что – след. Но я не жалуюсь, совсем не жалуюсь, я тоже живу неплохо, можно даже сказать – хорошо. Я учу наших детей, уже второе поколение, это тоже останется, конечно. Жаль только, что у нас их так мало. У меня есть Лёва, за одно только это я должна каждое утро благодарить судьбу. Признаюсь Вам честно, если бы он не смог пойти с нами, я бы тоже осталась в лагере.

Привет Вам от него, он тоже часто Вас вспоминает. Ему, бедному, пришлось куда труднее, чем мне. Его считают всемогущим и всезнающим, а он, при всех его знаниях и умениях, не бог. Но когда на тебя смотрят, как на последнюю надежду, нет особого выбора. Иногда он творит такие чудеса, что даже я начинаю видеть в нём существо иной природы. А он считает, что жизнь его прошла бездарно и бессмысленно. Несколько лет назад я предложила ему вернуться в большой мир. Мы долго думали и решили оставить всё как есть. Мы оба не хотим ни жалости бывших коллег, ни подачек от властей, ни прозябания на скудную пенсию в коммунальной квартире. Мы нужны там, где мы есть. А там, где нас нет, мы, видимо, не нужны.

Олечка, милая, из нескольких слов, случайно оброненных Андреем, я поняла, что Вы считаете себя виноватой перед нами. Дорогая моя, это напрасно и бессмысленно. Поверьте, всё это не случайно, всё так, как должно было быть. Не могу сказать за всех, но мне легче жить от мысли, что где-то там далеко, в том мире, в котором я так давно не была, есть кто-то родной мне.

С Вашим Андреем связана одна невероятная история. Она настолько невероятна, что её невозможно изложить на бумаге. Если захочет, он сам Вам её расскажет. Но знайте, что в мире нет ничего случайного, и я уверена, что не случайность и не недоразумение оставили Вас в лагере, а судьба. Судьба оставила Вас в лагере, чтобы потом, много лет спустя, Вы смогли протянуть нам руку помощи. Потому что судьба, или рок, или Бог понимали, что Вы, с Вашей порядочностью и преданностью, непременно её протянете, Вы не забудете нас. Если Вам кажется, что я говорю сумбурно и непонятно, так это потому, что вся эта история сумбурна и непонятна, и только время сможет прояснить её до конца.

Катя уверена, что единственный способ для наших детей и внуков избежать того, что случилось с нами, – это жить, как мы живём, отгородившись от мира километрами непроходимой тайги. Но я не согласна с ней. Я считаю, что единственный способ – это вырастить других людей. Новых людей, не признающих кумиров и не позволяющих другим думать за себя. Людей, способных на понимание и прощение. Мы стараемся так растить наших детей. Судя по Андрею, это возможно и в большом мире. Если в Вашем мире много таких, как он, значит, всё было не зря, значит, судьба перемолола нас не просто так, а чтобы удобрить почву, чтобы выросли новые, достойные поколения.

Страх перед мыслью хуже любой мысли о страшном. Если бы я могла, я кричала бы об этом с самых высоких башен: «Люди, учитесь думать. Люди, не бойтесь думать. Люди, думайте». Наверное, Вы посмеётесь надо мной, над тем, что в семьдесят с лишним лет я всё ещё верю, что мир можно изменить. Но я верю и знаю, что Вы тоже верите. Как здорово, что жизнь свела нас, пусть даже так ненадолго. С любовью и признательностью, Лена».

Эпилог

1

– Сам заварил, сам и расхлёбывай, – сказал директор. – Я тебя предупреждал. У меня и протокол педсовета на такой случай припасён.

Говорил он сурово, а смотрел жалостливо, видно было, что не осуждает, просто боится.

– Вы не расстраивайтесь, Василий Михайлович, – успокоил я. – Справлюсь я с ними, невелики птицы.

– Не знаю, не знаю, – пожевал губами директор. – Но справиться придётся. Иначе мы с тобой расстанемся. Мне ещё три года до пенсии, я тремя годами жизни за твой гонор платить не буду. Так что давай, поторапливайся, они уже полчаса ждут.

– Справлюсь, – повторил я и вышел из кабинета.

Встречаться с людьми, ждущими в учительской, и вести с ними бесполезный, скучный разговор с заранее известным результатом мне совершенно не хотелось. Не встречаться – признать поражение. Решив свести разговор к необходимому минимуму, я поправил галстук, пригладил волосы и вошёл в комнату.

Следующий урок уже начался, в учительской было пусто, только пожилой географ сидел в углу, почти вплотную к телевизору, по-стариковски приложив к уху сложенную раковиной ладонь.

Заметив меня, он повернулся всем телом, сказал растерянно:

– Невообразимые вещи, Андрюша, совершенно невообразимые вещи.

– Хорошие же вещи, Николай Иванович. Замечательные. Радуйтесь, что дожили.

– Я не знаю, – по-детски растерянно ответил он. – Я больше не знаю, что хорошо и что плохо. Всё наоборот.

– Извините, Николай Иванович, меня родители ждут, – сказал я, не желая втягиваться в очередную политическую дискуссию. – Не знаете, где они?

– В родительской, – сказал он, снова поворачиваясь к телевизору. – А может, уже и нет. Я не удивлюсь, если они испарились. Нынче всё возможно.

Левая часть учительской, отгороженная высокими, до потолка, железными шкафами, называлась родительской. Сюда приводили родителей, если ожидалась беседа на высоких тонах или на чувствительные темы. Я глянул осторожно из-за шкафа. Прямо напротив меня, у окна, стоял невысокий, но очень широкоплечий мужчина лет пятидесяти; левее, возле стола, сидела, положив ногу на ногу, ярко накрашенная женщина в обтягивающих лосинах и кожаном пиджаке. Сколько ей было лет, я не мог сказать, но явно больше, чем ей бы хотелось. Директор боялся не зря – пара выглядела довольно устрашающе. Я вышел из-за шкафа, подождал, пока они меня заметят, представился: