Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Он отвел меня в дом, в тепло.
– О боже! – сказала, увидев меня, Джудит. – Принести горячее какао?
– И добавьте в него чуть-чуть бренди, – сказал доктор. – Это не помешает.
Морис помог мне сесть и подбросил в огонь несколько поленьев.
Я маленькими глотками пила какао. На сей раз оно было с молоком, которое – как и доктора Клифтона – доставил сюда на тракторе один из окрестных фермеров.
Джудит накинула мне на плечи шаль, после чего села к столу и занялась чисткой картошки. Она, Морис и доктор периодически отпускали замечания – о меню сегодняшнего ужина, о снегопаде, о шансах на скорое восстановление связи – и этими обыденными фразами положили начало трудному процессу нашего возвращения в ту колею, из которой нас жестко выбила смерть.
Понемногу их реплики становились все оживленнее, звучали все чаще и все более напоминали нормальную беседу.
Я слушала их голоса и через некоторое время сама включилась в разговор.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Я вернулась домой.
То есть в наш магазин.
– Мисс Винтер умерла, – сказала я отцу.
– А ты? Как ты? – спросил он.
– Я жива.
Он улыбнулся.
– Расскажи мне о маме, – попросила я. – Почему она такая, какая есть?
И он рассказал:
– У нее были очень тяжелые роды. Она даже не смогла увидеть тебя сразу после твоего рождения. И никогда не видела твоей сестры. Она едва не умерла. А к тому времени, когда она пошла на поправку, тебя уже прооперировали, а твоя сестра…
– Моя сестра умерла.
– Да. И было неизвестно, выживешь ли ты. Я метался между ее постелью и твоей в страхе, что потеряю уже всех троих. Я молился всем богам, о каких когда-либо слышал, чтобы они спасли вас. И мои молитвы были услышаны. Отчасти. Ты выжила. Но твоя мама так и не вернулась к жизни полностью.
Была еще одна вещь, которую я давно хотела спросить.
– Почему ты никогда не рассказывал, что у меня была сестра-близнец?
Он страдальчески скривил лицо, проглотил комок в горле и сказал хрипло:
– История твоего рождения – это очень грустная история. Такой тяжкий груз не под силу нести ребенку. И я нес бы его за тебя, Маргарет, если бы только мог. Я сделал бы все, чтобы избавить тебя от этой ноши.
Мы сидели молча. Я подумала обо всех других, еще не заданных мною вопросах, но теперь задавать их уже не было необходимости.
Я потянулась к отцовской руке в тот же самый момент, когда он потянулся к моей.
***
За три дня я побывала на трех похоронах.
Мисс Винтер хоронили с размахом. Вся нация оплакивала свою любимую рассказчицу, и тысячи читателей пришли проводить ее в последний путь. Я не стала ждать конца церемонии, поскольку мое прощание с умершей состоялось еще до этого.
Вторые похороны были несравненно скромнее. Только четверо – Джудит, Морис, доктор и я – присутствовали при погребении женщины, в ходе заупокойной службы именовавшейся Эммелиной. Сразу после отпевания мы расстались, коротко попрощавшись.
На третьих похоронах я была единственной провожающей. В крематории Банбери елейный пастор свершил обряд передачи «во длани Господа» кучки костей – останков неустановленной личности. Помимо Господних, праху предстояло побывать и в моих руках, поскольку я после кремации забрала урну «от имени и по поручению семейства Анджелфилдов».
***
В Анджелфилде появились первые подснежники. Их ростки, зеленые и свежие, пробивались сквозь мерзлую корку земли и выглядывали из-под снега.
Я стояла у входа на кладбище, когда сзади послышались шаги. Это был Аврелиус. На его плечах лежали снежинки; в руках у него был букет цветов.
– Аврелиус! Как же вы изменились! – сказала я.
– Меня доконала эта погоня за призраками.
Он осунулся и как-то весь поблек. Глаза его выцвели и своей бледной голубизной были под стать январскому небу. Заглянув в такие прозрачные глаза, вы сможете легко читать в сердце их обладателя.
– Всю свою жизнь я мечтал обрести семью. Я хотел узнать, кто я такой. Еще совсем недавно я надеялся, я думал, что у меня есть шанс. Но, похоже, я снова ошибся.
Мы прошли немного по тропинке и сели на скамью, смахнув с нее снег. Аврелиус пошарил в своем объемистом кармане и достал два завернутых в салфетку куска кекса. Рассеянным жестом он протянул один кусок мне, а во второй впился зубами сам.
– Это и есть то, что ты приготовила для меня? – спросил он, взглянув на урну. – Это конец моей истории?
Я вручила ему урну.
– Такая легкая, правда? Легкая, как воздух. И все же… – Его рука направилась в область сердца; он явно искал жест, способный изобразить всю лежавшую на этом сердце тяжесть, но, не найдя его, снова занялся кексом.
Съев свою долю всю до последней крошки, он продолжил разговор:
– Если это была моя мать, то почему я оказался не рядом с ней? Почему меня не было с ней там, в этих руинах? Почему она отнесла меня к миссис Лав, а потом вернулась сюда, к горящему дому? Я не могу этого понять.
Следом за ним я прошла дальше по центральной тропе и свернула в лабиринт узких дорожек между могилами. Он остановился перед плитой, которую я уже видела во время прошлого посещения кладбища, и возложил цветы. Это было простое и скромное надгробие.
НЕЗАБВЕННОЙ ДЖОАН МЭРИ ЛАВ
Бедный Аврелиус. Он выглядел опустошенным. Я взяла его под руку, но он едва ли это заметил. Постояв так еще немного, он повернулся ко мне.
– Может, лучше вообще не иметь истории, чем иметь такую, которая меняется у тебя на глазах. Я всю жизнь гонялся за своей историей, а она от меня ускользала. Теперь я думаю: стоило ли так стараться, когда у меня была миссис Лав? Уж она-то меня любила, поверь.
– В этом я не сомневаюсь.
Я подумала, что она наверняка была ему лучшей матерью, чем мог бы стать кто-либо из близняшек.
– Возможно, иногда лучше не знать всю правду, – предположила я.
Он взглянул на могильную плиту.
– Ты и сама так считаешь?
– Нет.
– Тогда зачем ты это сказала?
Я отпустила его локоть и сунула замерзшие руки себе под мышки.
– Так сказала бы моя мама. Она предпочитает пустые невесомые истории чересчур тяжелой правде.
– Да, моя уж точно не из легких.
На это я ничего не сказала, а когда молчание слишком затянулось, решилась поведать ему историю, но не его, а свою.
– У меня была сестра, – начала я. – Сестра-близнец.
Он нависал надо мной, закрывая плечами изрядную часть небосвода, и слушал с угрюмым вниманием.
– Мы были соединены при рождении. Вот здесь… – Я прикоснулась рукой к своему боку. – Она не смогла жить без меня. Мое сердце билось для нас двоих. Но я бы не выжила вместе с ней. Она забирала из меня всю силу. Нас разделили, и она умерла.
Я надавила левой рукой на правую, прижатую к месту шрама.
– Моя мама никогда мне об этом не рассказывала. Она считала, что мне лучше этого не знать.
– Невесомая история.
– Да.
– Однако ты узнала.
Я надавила себе на бок еще сильнее.
– Я узнала это случайно.
– Мне жаль, – сказал он.
Я почувствовала, как он берет обе мои руки, которые утонули в его огромной ладони. Другой рукой он притянул меня к себе. Через несколько слоев одежды я ощутила тепло его тела и услышала ритмичный глухой шум. Удары его сердца, догадалась я. Другого человеческого сердца у самого моего бока. Так вот как оно могло бы быть. Я вслушивалась и представляла.
Затем мы разъединились.
– Значит, лучше все-таки знать всю правду? – спросил он.
– Я в этом не уверена. Но, узнав ее однажды, ты уже не сможешь вернуться назад, к незнанию.
– И ты знаешь мою историю.
– Да.
– Всю правду.
– Да.
Он недолго колебался. Только сделал глубокий вдох и как будто стал еще выше.
– Тогда давай выкладывай, – сказал он.
