Танкист-штрафник (с иллюстрациями) - Першанин Владимир Николаевич (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Догорали грузовики, тела убитых лежали повсюду. Молодые и в возрасте, в серых френчах, с нашивками, медалями, какими-то значками. Изредка попадались железные кресты. Документы убитых, награды, жетоны собирали в вещмешок. Одного вещмешка не хватило, и мы торопливо кидали солдатские и записные книжки, бумажники с деньгами и кольцами во второй мешок. Таранец приказал адъютанту сосчитать убитых.
– Только без брехни, – непонятно на кого злясь, пробурчал комбат. – Брешем по поводу и без повода.
– Их достаточно лежит и без вранья, – весело отозвался адъютант.
Танкисты и десантники, пользуясь короткой передышкой, собирали трофеи, снимали часы. Некоторые стаскивали с убитых добротные кожаные сапоги. У многих висели через плечо немецкие автоматы. Пехота, не таясь от командиров, хлебала из фляжек трофейный ром или шнапс. Насчет отравы, о которой нас предупреждали, никто не задумывался. Да и не станут фрицы в собственных фляжках носить метиловый спирт. Танкисты не пили. Насчет этого запрет действовал строго. Неизвестно, что нас ждало через час-два. Ребята из моего экипажа набрали ящик консервов, несколько фляжек со спиртным, а мне принесли в плетеной соломенной упаковке большую черную бутылку.
– Это лично вам, товарищ лейтенант, – улыбался до ушей Леня Кибалка. – Вино крепкое. Тридцать два градуса, почти как водка.
Я прочитал наклейку. Это было крепленое итальянское вино, вроде кагора. Градусов в нем было всего четырнадцать, а сахара содержалось тридцать два процента. Женская наливка. Я сказал «спасибо» и пообещал, что трофеи выпьем вечером.
– Только не пейте сами, ребята, – напомнил я.
– Нет, что вы. Разве мы не понимаем, – дружно заверили меня Леня Кибалка и радист Костя Студент, хотя от обоих попахивало спиртным. Но совсем немного, и я промолчал.
Зато меня удивил Николай Фатеевич Успенский. Он хлебнул хорошо. Багровый от жары и выпитой водки, оживленно рассказывал, что его орлы сожгли двенадцать грузовиков, захватили три пулемета и перебили сотни полторы фрицев. Успенский хоть и был со мной в равных должностях, но считал себя выше. Все же он был кадровый военный, участвовал в разгроме японцев под Халхин-Голом. Что представляют из себя немецкие войска, он представлял слабо. Прямо говоря, ему пока везло. В тяжелом бою за станцию Штеповка Успенский не нарвался на дальнобойную зенитную батарею 88-миллиметровых пушек. Ее эвакуировали. Бой с зенитными орудиями, с их быстрой и точной наводкой, всегда заканчивался для танкистов серьезными потерями.
Мы брали эти длинноствольные пушки с круговым радиусом обстрела, используя всевозможные хитрости. Знали, что они поражают танк в пределах видимости с первого-второго снаряда. Шли на всякие уловки. Оставляли танки в укрытиях, искали минометы, чтобы накрыть осколками артиллеристов и атаковать под прикрытием минометов. Порой выделяли людей из экипажей и вместе с десантниками нападали на зенитные расчеты с тыла, уничтожая их пулеметным огнем и гранатами. Успенскому не пришлось столкнуться с 88-миллиметровками. Он, даже первый в батальоне, уничтожил знаменитую «пантеру». А тут еще сожженные грузовики и перебитая рота фашистов. Ему хотелось поделиться успехами. Таранца он побаивался, решил похвалиться мне.
– Фатеич, иди в свою машину, – перебил я его. – Ребятам скажи, что тебя слегка контузило. Часа два-три на глаза комбату не попадайся.
– А ты, Волков, заелся, – с усилием ворочая языком, ставил меня на место капитан. – Думаешь, самая героическая личность в батальоне? Достопримечательность…
Длинное, непонятное для некоторых ребят слово он выговорил в три приема. Но механик-водитель Федотыч понял его правильно.
– Шагал бы ты, Фатеич, к ебени матери! Или тебя отвести? Тебе Алексей Дмитриевич правильно советует.
Обычно спокойный и невозмутимый, Фогель легко встряхнул капитана за шиворот. Может, хотел что-то сказать или проводить до танка, но появился комбат Антон Таранец. С минуту рассматривал крепко выпившего капитана. Когда тот попытался доложить о боевых успехах своей роты, коротко скомандовал:
– Фогель, посадите его на пару часов в свою машину. Будет буянить, связать. Обязанности командира роты временно возложить на командира первого взвода. Алексей, пойдем, глянем, как его личный состав выглядит.
Пьянство среди командиров и бойцов, мягко скажем, было очень распространено. Не буду лицемером. Пили практически все, снимая спиртом стресс. Но существовали негласные законы, которые мало кто рисковал нарушать. В танковых подразделениях (по крайней мере, в нашей бригаде) выпить перед боем мог только совершенно бесшабашный новичок. Кстати, слово «алкоголик» мы тогда не знали. Опытный комбат Антон Таранец понял, что отчитывать Успенского бесполезно. Но, как мы и думали, глядя на своего командира, хорошо приложились к фляжкам еще несколько танкистов из его роты. И что хуже всего, один из механиков-водителей. Таранец сжал губы и, с трудом сдерживая злость, выдернул из строя пьяного механика.
– Павел Никифорович, – дал он команду Фогелю. – Займите место механика и одновременно исполняйте до вечера обязанности командира роты. Я гляжу, что командиры взводов не могут держать людей в руках.
Комбат отозвал в сторону меня и Павла Фогеля. Закурили трофейные сигареты. Я видел, что Таранец не на шутку взведен. Он уже насмотрелся, как горят в бою бесшабашные пьяные экипажи. Да и мне эта картина была хорошо знакома.
– Дурак! – не стеснялся в выражениях командир батальона. – Пострелял на Халхин-Голе, пушку или танк подбил и сразу командиром роты назначили. Он ведь взводом почти не командовал. Затем четыре года на сопках в тылу проторчал и считает, что задницей уже майора высидел. Вместо Каретникова себя предлагал.
– Брось, Антон Васильевич, – рассудительно проговорил Павел Фогель. – Напился, с кем не бывает. А Каретникова в эту мясорубку под Штеповкой приказом сунули. Не слишком он туда и рвался, как я считаю. Новый человек в бригаде. Не выполнил бы приказ, церемониться не стали.
Таранец понемногу успокоился. Адъютант доложил, что уничтожено триста с чем-то немцев, сколько-то грузовиков. Первый раз за всю войну я видел, чтобы немцы понесли в коротком бою такие потери.
– Шестнадцать штук офицеров, – продолжал подробно перечислять адъютант. – Двое раненые были, хотели притащить, но они уже доходили. К тому же эсэсовцы. Ребята их пристрелили. Девять пулеметов захватили. Пять десантники забрали, четыре – у нас остались.
– У вас, у нас! Не отделяй десантников. Вместе воюем.
– Автоматов штук тридцать по экипажам расхватали. Вам не нужно, товарищ капитан?
– Нет. Впрочем, брось один в мой танк. И магазинов с пяток.
– Есть.
Наскоро перекусили. Пока ели, я с куском хлеба и ветчины спустился вниз, где горели грузовики. Немцы лежали, почти все перевернутые на спину. Карманы у большинства были вывернуты, некоторые разуты. Потом едва не вывернуло меня, я отбросил остатки бутерброда. Знакомый запах горелого мяса, парной крови. Возле перевернутого грузовика с разбитым кузовом мертвые тела лежали грудой. Видимо, грузовик разбили снарядом, а потом прошлись пулеметными очередями. Чего я здесь искал? Трофеи уже порасхватали, да мне и не нужно было ничего. Часы у меня имелись, ребята подарили набор цветных карандашей. В том числе один удобный для записей – химический, с алюминиевым покрытием.
Я просто глядел на убитых врагов с любопытством солдата. Большинство были молодые, лежали и тридцати-и сорокалетние. Пожилой майор с залысиной валялся в кювете, запрокинув голову, нижняя челюсть отвисла. Наверное, из тыловиков. Клочья выходных отверстий от пуль на сером кителе. Его расстреляли в спину, когда он убегал. Майору было за пятьдесят. У тебя, наверное, все было: семья, дети, внуки. Но ты поперся за богатством в чужую страну. Гитлер обещал каждому кусок плодородной земли. Здесь, на Украине, вы ее и нашли. Только вряд ли каждому достанется хотя бы пара метров. Трупы немцев пролежат недели две, а может, и больше. Воинским частям хоронить некогда. Мобилизуют местное население, выроют ров и уложат туда все три сотни убитых, предварительно их раздев. Сентябрь, скоро наступят холода. Людям пригодятся немецкие френчи и сапоги. Меня позвали, и я пошел к своей роте.
