Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (книга жизни TXT) 📗
Небольшого роста, худенькая, всегда тихая, сейчас она крайне разгорячена. Цветастый платок полощется в руке, ветер пузырит белую блузу.
Не добежав, она кричит:
— Немцы! Немцы к складу подбираются! Дрова хотят брать!..
Через несколько минут отряд Федоренко змейкой потянулся по дороге к складу. С ним пошел и Котельников.
Смотрим в бинокль на яйлу.
Вдруг там вспыхивает красная ракета противника. И вслед за ней на пригорок выползают два броневика. За машинами движутся солдаты. Два броневика с автоматчиками видны и в районе села Казанлы. Еще один отряд противника на трех машинах показывается на северо-западе. Этот беспокоит больше всех: построившись клином, он движется в направлении Хаджи-Хобы, создавая угрозу окружения заставы, охраняющей самолет.
На всех трех направлениях мы видим один и тот же маневр: под прикрытием бронемашин солдаты продвигаются на несколько сот метров вперед, останавливаются, ведут разведку и вновь продвигаются.
Сколько же их? Броневиков семь. В тайганском и казанлыкском отрядах фашистов по шестьдесят-семьдесят. В северо-западном — сотни две.
— Жаль, — сокрушается Мироныч, — потеряем самолет.
Мы неотрывно следим за продвижением каждого отряда противника.
Северо-западная группа с тремя броневиками, выдвинувшаяся со стороны Баксана, не дойдя километра четыре до пещеры, застывает на месте. Немцы окапываются. Остальные две группы продолжают наступать.
— Прямо на аэродром прут! — хмурится Мироныч. — Заметили самолет, что ли? А может, ведет их какая подлюга?
Прикидываю расстояние. До аэродрома противнику двигаться еще километра три. Расстояние с каждой минутой сокращается. Вот вражеское полукольцо, образованное строем броневиков и солдат, продвигается уже к восточным подступам охраняемого аэродрома.
— Огонь! — вырывается само собой.
Но огня не слышно и не видно. Ни в камнях, где засада, ни у самолета.
— Уснули там, что ли? — беспокоится и Мироныч.
— Ох, и подвели же вы меня! — Это Китаев с друзьями подошел сзади.
А враги все ближе. До места засады им остается метров восемьсот, семьсот… пятьсот… триста…
— Почему же они не поджигают?
Враги совсем близко. Метров сто, пятьдесят…
Только теперь внезапно застучали автоматы. Фашисты побежали назад. Падают. Вновь бегут. Стрельба затихает.
— Молодцы! — кричит комиссар. — Подпустили и внезапно ударили! Молодцы!..
Снова прикладываю бинокль к глазам. Но что это? Северо-западный «клин» направляется к пещере. Не окружают ли?
Нет, Бартоша не прозевал. Его бойцы перебегают к пещере, залегают меж валунов и встречают огнем врага. Но партизанский огонь не берет броневики. Избавлены здесь немцы и от внезапности: они видят место нашей заставы и знают, как невелики тут силы партизан.
Партизаны пустили в ход гранаты. Однако «клин» продолжает продвигаться вперед, к аэродрому.
Возобновляют наступление и первые два отряда противника. Теперь на их пути к самолету преграды нет — застава занята борьбой с «клином». Наступил критический момент.
— Давай, Дегтярев! — шлю в небо белую ракету и ловлю биноклем то место, где стоит отряд Дегтярева.
Дегтяревцы бросаются в контратаку. Группа за группой они бегут в глубь яйлы, обходя левый фланг противника.
— Правильно! В обход пошел Иван! — хвалит комиссар находчивость Дегтярева.
Развернув свои порядки влево, Дегтярев образует полукольцо на яйле. Партизаны дружно наваливаются на фланг и тыл обоих немецких отрядов. Гремят частые выстрелы; по яйле катится гулкое ура-а-а!..
Охватывающим маневром наши прижимают немцев к лесу, где дерется группа Бартоши. Еще немного, и обе фашистские группировки попадут под перекрестный огонь. Немцы не выдерживают. Они сбегаются к машинам и, вскочив в броневики, отступают в тыл своего северного отряда.
Теперь в «клине» семь броневиков и все три отряда. Немцы теснят нашу заставу.
— Дайте сигнал сжечь самолет! Дайте сигнал! — повторяет Китаев.
— Подожди! Сжечь и без нас успеют.
Шлю в небо вторую белую ракету — сигнал повторить обходный маневр.
Однако Дегтярев продолжает движение в сторону самолета. Не заметил нашего сигнала! Или не понял его!
Даю еще ракету. Теперь Дегтярев перестраивает отряд и бросает его в северном направлении. Пятнадцать-двадцать минут — и он будет на фланге объединенного вражеского отряда. Но немцы опережают. Бронированный «клин» сбивает Бартошу в долину Суата.
И тут взвивается зеленая ракета Бартоши. Описав в небе дугу, она падает на аэродром.
Проходят секунды, и самолет вдруг окутывается клубами темно-коричневого дыма. К пылающей машине бегут немцы.
— Хотя бы баки рванули! Огнем бы их, гадов, бензиновым!
Немцы уже на подступах к самолету. Но баки почему-то не рвутся.
— Посмотри на яйлу! — кричит Мироныч.
По всхолмленному взгорью движется партизанская цепь. Она образует подкову, края которой все плотнее охватывают немецкий отряд на аэродроме. Вот партизаны уже открыли огонь. И тут же со стороны пещеры на немцев обрушились бойцы Бартоши.
Теперь фашисты оказались под огневым ударом с двух сторон. Они бегут к машинам. Отстреливаясь на ходу, враги устремляются к северо-западу.
Доносится партизанское «ура!». Еще сильнее гремит стрельба. Партизаны ускоряют бег. Из-за скал выбежали бойцы Бартоши. Они тоже ведут беглый огонь. Враг откатывается.
Жаль только, что самолет горит.
Увлеченные боем на яйле, мы совсем забыли о баксанском складе. И вдруг, будто желая напомнить о себе, склад разражается гулкой стрельбой, частыми разрывами гранат. Тугие волны звуков катятся долиной Бурульчи, переполняя ее.
Жарко вскипевший бой вскоре стихает. Видно, удар был внезапным.
А спустя четверть часа вновь появляется Тася Щербанова. Как и в первый раз, она кричит на бегу:
— Товарищ командир бригады! Вас зовет к складу Котельников.
— Что там?
— Он поймал грузчика. А тот хочет что-то сказать лично вам.
Обстановка на яйле прояснилась, и я, оставив комиссара на командном пункте, отправляюсь с Тасей к загадочному грузчику.
Вот и склад. В нем вовсю хозяйничают партизаны. Одни разгружают дрова. Другие сносят в кучу трофеи. Федоренко, размахивая руками, шагает по дороге со стороны Баксана. За ним — группа таких же разгоряченных парней.
Докладывают о результатах боя:
— Пять машин захватили, остальные — около тридцати — удрали. Мы хотели отрезать им путь, но не успели.
— А эти зачем разгружаете? Хочешь угнать в лес?
— Да. Шоферы нашлись…
— Сожги машины.
— Николай Дмитриевич! Не надо жечь, — пытается он отговорить меня. — Пять таких семитонок! Газогенераторные. Древесных чурок нам не покупать. Разве партизанам заказано ездить на машинах?
— Самолет, Федя, нужнее. А все-таки пришлось сжечь. Чтоб врагу не достался. Семитонки твои на Яман-Таш не выведешь, а тут, на Бурме, где ни спрячешь — найдут. Жги!
Вспоминаю о Котельникове с грузчиком и направляюсь в другой конец склада.
Иду за вестовой в заросли орешника. Догадываюсь: Котельников прячет грузчика от посторонних; наверно, кто-то важный пришел. Но с Николаем Кузьмичем оказался русоволосый паренек лет шестнадцати. Правда, ростом он не мал. Покатые плечи уже раздаются вширь. Крепкая шея, ясное русское лицо.
Заметив меня, парень вскакивает навстречу.
— Як вам из Зуи, — сразу же переходит он к делу.
— А ты не ранен ли в перепалке?
— Нет.
— Мы били по немецкой охране, так что из грузчиков никого не зацепили, — поясняет Котельников.
Разговаривая с посланцем, пытаюсь вспомнить его, но тщетно. Мне нужен партизан, знающий зуйских подростков.
— Кузьмич, — говорю начальнику штаба. — Пошли вестового в пятый отряд. Пусть комиссар подойдет сюда. И вот еще что, — отхожу с ним в сторону: — За этими грузовиками и за трупами немцы вернутся обязательно. Подготовь им встречу. Выставь засаду. Подтяни сюда четвертый и пятый отряды. А дороги заминируй.
