Вторжение - Соколов Василий Дмитриевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT, .FB2) 📗

— Ну, положим, оставьте это мнение при себе! — так же резко ответил адъютант фюрера. — И то, что вы не знаете обстановки, это минус вам, начальник генерального штаба! — Последние слова он произнес растягивая, явно издеваясь.

— Обстановка мне ясна, хотя, впрочем…

— Так вот слушайте, — заговорил Шмундт. — Русские перешли в контрнаступление. Наши войска отходят. И нам теперь ничего не остается, как сообщить немецкому обывателю и нашим противникам, что линия фронта сокращается в целях эластичности…

Услышав это сообщение, Гальдер обмяк и рухнул в кресло. Его трясло, как во время приступа малярии, которую он когда–то подхватил в инспекционной поездке на болотах Польши. Вошедший офицер–шифровальщик хотел передать ему наконец полученную сводку с Восточного фронта, но смертельно перепугался и позвал из приемной адъютанта. Вдвоем они, поддерживая Гальдера за плечи, хотели положить его на диван, но в последнюю минуту генерал пришел в себя.

— Ничего, ничего, пройдет… Просто мне дурно… Переутомился. Гальдер вытер лоб и принял пилюли.

На следующий день Гальдер сделал запись в дневнике:

"7 декабря 1941 года. На фронте группы армий "Центр". Отвод 10–й моторизованной дивизии из района Михайлова (фронт группы Гудериана), по–видимому, будет иметь очень неприятные последствия.

Напряженная обстановка сложилась на северном фланге 4–й армии, на участке 4–й танковой группы. Противник сделал большой прорыв с севера на Клин. Восточнее Калинина противник также прорвал наш фронт, но этот прорыв удалось ликвидировать.

На фронте группы армий "Север". У Тихвина обстановка очень напряженная. Командование группой армий считает, что войска не смогут удержать город, и поэтому оно подготавливает отход на новый рубеж сопротивления — "хордовый рубеж".

Писал это Гальдер скрепя сердце. Не писать не мог, потому что служебный дневник требовал хотя бы приблизительной точности. Он часто пользовался донесениями, в которых тоже обходились острые углы.

А в Действительности там, на Восточном фронте, немецкую армию подстерегал неминучий разгром.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Гигантская, до предела растянутая пружина войны в самый критический момент — в битве под Москвой — лопнула. По закону физики всякое действие вызывает равное и противоположно направленное противодействие — и возвратная сила этой пружины ударила по немцам.

Германский фронт затрещал.

В военной истории нередки явления, когда нападающая сторона чем ближе стоит к победе, тем дальше оказывается от победы, и, наоборот, противоборствующая сторона, которая терпела неудачу за неудачей, поражение за поражением, становится как бы обновленной, в переломный кризисный момент копит силы для ответного удара и наносит его с такой ярой мощью, что ранее слывший непобедимым противник вынужден бежать очертя голову.

Неожиданное советское контрнаступление, начатое 5 и 6 декабря, захлестнуло весь немецкий фронт; оно вершило грандиозный военный план, созданный Ставкой для разгрома неприятеля на Московском стратегическом направлении.

Главные удары наносились на обоих крыльях: на севере — против 3–й и 4–й немецких танковых групп, зацепившихся в районе Клина, Волоколамска, Истринского водохранилища, и на юге — против 2–й танковой армии генерала Гудериана, который ни с кем не хотел разделить славу и зарился первым со стороны Тулы ворваться в Москву.

Эти немецкие группировки, нависшие на флангах Западного фронта, охватили с севера и юга Москву гигантской подковой. Теперь стояла задача нанести поражение фланговым группировкам немцев, проще говоря — разогнуть эту подкову и, стремительно продвигаясь вперед, охватить неприятельские армии своей, русской могучей подковой.

Контрнаступление готовилось в жестокую бурю, в грозные и критические дни ноября, когда противник находился на расстоянии двадцати пяти километров от Москвы и подтянул дальнобойные орудия, чтобы бить по Красной площади. В эти напряженные часы Верховный Главнокомандующий Сталин и Ставка проявили огромную выдержку и стратегическую дальновидность, придерживая крупные резервы (преимущественно за флангами Западного фронта).

Собираясь в решающий поход на Москву, немецко–фашистское командование развернуло свои войска в линию, создав этим широкий фронт наступления и силу первых ударов. Много раз объявляя советские войска разбитыми и похороненными, немцы сами оказались на грани поражения; сила их первого удара ослабла, резервов под боком не нашлось, войска выдыхались…

К моменту кризиса борьбы советская Ставка ввела в дело резервы.

Ядром Западного фронта, в конечном счете решившим судьбу битвы у стен Москвы, явились новые запасные формирования. На северное крыло фронта выдвинулись 1–я ударная армия и заново сколоченная 20–я армия, на южном крыле вступала в сражение 10–я армия.

Шумно и тесно было на дорогах, ведущих к позициям. Фронт продвигался вперед, оставляя за собой груды военной техники врага, превращенной в железный лом. По дорогам, по тропам, по целине, несмотря на глубокие снега, тянулись полковые обозы; ездовые, чтобы согреться, по старому русскому обычаю разминали ноги — шли рядом, плечом подпирая сани на взгорьях или сдерживая на крутых съездах; вихрем проносились и тотчас исчезали в метели лыжные батальоны в белых халатах; гарцевали конники, держа наготове клинки; мчались батареи и дивизионы гвардейских минометов; храпели танки, тягачи, тракторы, грузовики — вся громада наступающей армии устремилась на запад.

Лютовали декабрьские морозы. Курил поземкой ветер, загривками опоясывая дороги. И сам воздух, казалось, стал тверже от стужи — его вдыхали маленькими глотками, как глотают лед. Трудно было говорить, но разве можно удержаться, не перемолвиться с товарищем, когда можно у дороги, уткнувшись стволами в канавы, меченные свастикой танки и орудия, а рядом, в снегу, трупы немецких солдат, скрюченные, посиневшие, все еще как будто страдающие от холода.

— Лежат… Усмирились… — подмигнул Бусыгин, обращаясь к шедшему рядом лейтенанту Кострову.

— Ничего, Степа. Будем молотить и дальше. Мы их, поганых б…, в самом Берлине доконаем!

Штабисты не успевали накалывать карты булавками с красными флажками. В начале контрнаступления красные флажки вспыхивали над селениями Крюково, Ново—Завидовский, Красная Поляна, Теряева Слобода, Высокиничи… Потом этих флажков стало так много, что они закрыли целые районы. Пришлось переходить на крупномасштабные карты и отмечать только большие селения и города.

Фронт контрнаступления развернулся на сотни километров. Не выдерживали удара, ломались железные суставы вражеских танковых колонн. Севернее Москвы — в районе Клина, южнее волжских озер, на Истринском водохранилище потерпели поражение и отступали остатки северной ударной группировки (3–я и 4–я танковые группы, потерявшие почти все свои танки). Стремительно наступая на правом крыле, 30–я армия генерала Лелюшенко уже 11 декабря освободила Рогачево и начала взламывать опорный узел в Клину. Соседняя 1–я ударная армия генерала В. И. Кузнецова заняла Яхрому и, преследуя по пятам отступающие дивизии противника, вышла юго–западнее Клина. 20–я армия освободила город Солнечногорск. Войска 16–й армии Рокоссовского ворвались в Истру.

Трещала по всем швам и южная группировка неприятеля. Потрепанная в прежних боях 2–я танковая армия откатывалась назад. Танки с личной эмблемой Гудериана безмолвно стояли в снегу, как укрощенные роботы. Войска 10–й армии, управляемые генералом Голиковым, на плечах бегущих в панике немцев ворвались в города Михайлов и Епифань. Тем временем 50–я армия генерала Болдина и 1–й кавалерийский корпус генерала Белова разгромили три фашистские танковые дивизии, одну моторизованную, одну пехотную дивизии и эсэсовский полк "Великая Германия".

Московское контрнаступление успешно поддерживали соседние фронты Калининский и Юго—Западный.

Коротки были зимние дни, не хватало светлого времени для боя. До позднего утра окрестности обычно кутали туманы или мела поземка. Из–за низких облаков пробивалось солнце, и только к 11 часам дня можно было кое–что видеть, если стихала метель. В 15 часов наступали сумерки, а через час–другой кутала землю темнота. Но и в эту пору полыхали бои. От вспышек сотен орудийных залпов, от огня подожженных деревень становилось светло как днем.