Познать себя в бою - Покрышкин Александр Иванович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
– Иванов! Эскадрилью ему доверять нельзя. Подготовь приказ о снятии его с комэска! – сделал вывод Осипенко.
– Он заместитель. До возвращения Соколова исполнял обязанности командира, – пояснил Иванов.
– И с заместителя надо снять. Понизить до командира звена. Пусть сначала научится управлять звеном!
Чувствуя, что в раздражении я зарвался, попросил разрешения идти. Осипенко махнул на меня рукой и направился на командный пункт. А я поспешил в эскадрилью.
– Ну, как поговорили? – спросил меня при возвращении Соколов.
– Надолго в памяти останется эта беседа.
– Чем же закончился разговор?
– Осипенко остался командиром дивизии, а я стал командиром звена.
– Зачем спорил?
– А! Хотел правду высказать… Сейчас бы в бой.
– С таким настроением воевать нельзя. Злость приводит к необдуманным действиям. Надо успокоиться, – посоветовал Соколов.
Как раз в это время к командиру эскадрильи подошел Фигичев, доложил о прибытии. Соколов прервал его и строго спросил:
– Почему от ведущей пары ушел?
– А куда же он нас вел? – кивнул Фигичев в мою сторону.
– Я сел на свой аэродром! А вот ты куда ушел со своим звеном, и почему сел в поле, вынужденно? – с раздражением спросил я.
– Товарищ Фигичев! Чтобы это было в последний раз! – предупредил Соколов. – На Халхин-Голе за такие действия отдавали под суд! Вас спасает только то, что самовольный поступок обошелся без тяжелого летного происшествия, – предупредил Соколов.
На смуглом лице Фигичева появилось виноватое выражение. Даже бакенбарды на щеках опустились. Видимо, только сейчас он начал осознавать свой поступок. Слова Соколова его напугали.
– Вам понятно? – повысил голос комэск.
– Понятно, товарищ старший лейтенант!
– Идите и готовьте звено к вылету!
Мы с Соколовым молча обдумывали обстановку. Сейчас получим боевую задачу. Было не ясно, кто поведет в бой подразделение. Соколов пока знакомился с делами и сегодня вести группу не готов. Мне была понятна причина неприязни командира дивизии. Она вызвана моими решениями по выполнению штурмовок полным составом эскадрильи.
В начальный период войны серьезной проверке, проверке боем, подвергалась вся предвоенная тактика действия авиации. К сожалению, не все командиры, особенно в нашем соединении, смогли критически оценить опыт первых боев, взять на вооружение лучшее, сделать надлежащие выводы. Обилие задач, которые ставились перед авиационными частями, неумение выбрать главное направление удара, взять на себя ответственность рождало распыление сил и средств, вело к неоправданным потерям, к низкой эффективности. Но осознали это не сразу. Получилось так, что руководство дивизии, в которой мы тогда были, само не участвовало в боевых операциях, не опиралось на мнение тех, кто непосредственно вел борьбу с воздушным и наземным противником.
Меня успокаивало только то, что в эти тяжелые дни удалось в какой-то мере нанести серьезный урон врагу, сохранив личный состав и технику подразделения. Из этих первых боев мы вынесли многое, приобрели не только боевой опыт. Крепло убеждение в необходимости решительнее и смелее, по-новому строить маневр, тактику действий. В сложных условиях напряженных боев росло сознание высокой ответственности каждого командира и бойца за исход боя. Конечно, в тот момент многое еще было не ясно, не получило осознанного и глубокого осмысленного решения. Подход к новому рождался в критической оценке имеющихся недостатков. А это было очень важно в становлении боевых летчиков. Познание себя в бою только начиналось, проходило, если можно так сказать, начальную стадию.
Раздумья о тактике
В этот день наша эскадрилья, как и вся часть, штурмовала колонны противника на дорогах. Враг наступал на Кишинев и Бельцы. Советские войска медленно отступали с тяжелыми боями. Они стремились удержать за собой эти самые крупные города Молдавии, с потерей которых открывались дороги к Днестру.
Звенья уже выполнили по два вылета на штурмовку. Меня же не пускали на боевые задания. Я терпеливо ждал решения командира, понимая, что это не случайно.
Во втором вылете был сбит командир звена Виталий Дмитриев. Выбросившись из горящего самолета, он спустился на парашюте в расположение врага.
Вскоре меня срочно вызвал на командный пункт начальник штаба полка Матвеев.
– Вот что, Покрышкин! Вам ответственное задание:
надо точно определить, где сейчас обороняются наши войска в районах Кишинева и Бельцы.
– Ясно! Дайте хотя бы примерно линию фронта в этих районах, – попросил я.
– Ты что? Никто сейчас этого не знает. Вот тебе и приказано определить. Бери ведомых звена Дмитриева и выполняй задание. Знаешь, что Дмитриева сбили?
– Знаю. Если будем летать на штурмовку отдельными звеньями, то еще многих недосчитаемся.
Задание было не из легких, но я был рад снова вступить в полную неожиданностей и риска боевую работу. Однако состав установленной группы заставил задуматься. Ведомые Дмитриева, видя своими глазами его горящий самолет и приземление у противника, получили психологическую встряску. С таким настроением им сейчас нельзя вступать в бой с «мессершмиттами». А на этом участке разведки наверняка с ними придется встретиться. Значит, нужно уже сейчас предусмотреть все меры. Прикинул и решил разведку провести, используя высоту и скорость полета.
Севернее Бельцы группа вышла на высоте примерно три тысячи девятьсот метров и сразу же пошла курсом на юг. Такую высоту взяли не зря. Зенитчикам противника трудно нас поразить. Крупнокалиберные зенитки хорошо пристреляны на три с половиной – четыре тысячи метров, на «круглые» цифры.
Осматривая с высоты большое пространство, по пожарам, пыли на дорогах и по разрывам артиллерийских снарядов определили линию, на которой оборонялись наши войска. Но это была пока прикидка, требовалось еще уточнить ряд деталей.
За Кишиневом, используя высоту, мы со стороны солнца перешли в крутое снижение и разогнали большую скорость. При снижении, на встречно-пересекающихся курсах, ниже нас, встретили четверку «мессершмиттов». Они, решив, что мы нападаем на них, в панике заметались. А когда успокоились и решили дать бой, наша маленькая группа была уже далеко от них.
Проносясь у земли, вдоль линии обороны детально рассмотрели обстановку. Перед уходом в Маяки опять набрали высоту и, спикировав, еще раз прошли западнее Сынжереи. Меня беспокоила судьба нашей комендатуры. Она находится в этом населенном пункте.
Вернулись на аэродром. Подробно доложил командиру полка В. П. Иванову обстановку на участке фронта:
– Противник вклинился в оборону юго-восточнее Бельцы. Видимо, стремится перерезать дорогу на Кишинев. Сейчас его крупные колонны в десяти километрах от Сынжереи. Надо немедленно убирать оттуда нашу комендатуру.
– Все ясно! Матвеев! – обратился он к начальнику штаба. – Доложите в дивизию результаты разведки.
Командир полка еще раз осмотрел карту, на которую нанесли линию соприкосновения с противником, его колонны на дорогах.
– Выслать последовательно два звена на штурмовку противника в районе Сынжереи, – дал он указание.
– А мне что делать дальше?
– Главная задача для тебя – разведка, – ответил Иванов.
– Товарищ командир полка! Я же летчик-истребитель, хочу драться в воздухе и штурмовать врага на земле.
– Не торопись! Все будет! И разведка, и бой…
На стоянке Соколов сообщил мне о новой расстановке самолетов в эскадрилье. Он решил: звенья Селиверстова и Фигичева должны состоять из трех самолетов каждое, а мое и его – из пар. В моей паре постоянным ведомым назначался Дьяченко. Ведомым в свою пару Соколов взял Лукашевича. Это было разумное решение. Оно подняло у меня настроение. Не скрою, после разговора с Ивановым я вышел довольно удрученным. Сердце рвалось в бой, а в ходе разведки требовалось чаще всего избегать схваток…
