«Чёрный эшелон» (Повесть) - Лысенко Леонид Михайлович (электронные книги без регистрации .txt) 📗

— Гукает…

— Далеко?

— Нет.

— Давай сигнал.

Партизаны мгновенно запалили сигнальный костер на вышке. Вагин поднял ракетницу. Глухо ударил выстрел.

…Курбанов уже начинал терять уверенность, но вдруг какая-то огненная капелька мелькнула далеко впереди, как бы подвешенная между землей и небом. Сразу горячо заколотилось сердце. «Сигнал!» Пулат не заметил, что произнес это слово вслух.

— Где? — рванулся к нему Алехин и вдруг так стиснул Курбанова, что у того затрещали кости. — Братишка, милый ты мой друг…

Над лесом взвилась красная ракета и, черкнув по тучам огненной линией, рассыпалась яркими огоньками. Курбанов спокойно, деловито привинтил рукав к пожарному отростку и кинулся к инжектору. Сейчас же Полищук подошел к Крынкину, тот попятился от него, загнал под лоб глаза, трясущейся рукой зацарапал по карабину. Полищук наотмашь ударил его прикладом по голове.

Вольф, стреляя, кинулся на тендер, попытался вскарабкаться на железную стенку, но Алехин настиг его, поднял, как мешок с зерном, и швырнул под откос. С тендера вспыхнул синевато-розовый огонь. Застрочили пулеметы.

Ночь мчалась. Гудела будка. Трещали взахлеб пулеметы. Фонарь лизнул языком света потолок и грохнулся на пол. Алехин лихорадочно кидал уголь в топку, чтобы не сбавлять скорости, скорее домчаться до костра, разгоравшегося впереди. Полищук, стреляя по тендеру, прикрывал его огнем. А Курбанов, подняв пожарный рукав, поливал тендер кипятком, не обращая внимания на пули, визжавшие вокруг.

Пулеметы захлебнулись. В дверях показался мокрый, ошпаренный немец. Павел выстрелил. Немец выронил автомат, покачнулся и загремел в угольный лоток.

Курбанов швырнул пожарный рукав.

— Наши!

Он мгновенно закрыл регулятор, и «черный эшелон» встал, как могучий вороной конь, почуяв твердую руку опытного всадника. Глаза Курбанова сверкали от радости.

Сияющий Полищук сорвал с головы фуражку и, отчаянно махая ею, что-то неистово кричал.

С обеих сторон из леса бежали к поезду партизаны, то там, то здесь вспыхивали огоньки выстрелов. Курбанову показалось, что среди бегущих он узнает знакомую коренастую фигуру, чистую седину, и стало радостно вдвойне…

Партизанское «ура» разнеслось по лесу.

Закипел бой. Лес потонул в клубах дыма и в мокром песке, поднятом взрывами гранат, вокруг падали ветки, срезанные свинцовым градом.

Когда Курбанов спрыгнул с паровоза на насыпь, из окна единственного классного вагона затарахтел крупнокалиберный пулемет. Пулат влетел обратно в будку, нагнулся над убитым эсэсовцем, стал лихорадочно шарить у пояса.

— Гранату бы мне!

Алехин следил за партизанами, безуспешно атакующими классный.

— Постой, — окликнул он Курбанова, — у меня мыслишка есть!

— Что задумал?

— Сцепку!.. Пройдет такой номер?

— Еще как! Ты только осторожней.

— Само собой. Как только махнем — ты давай!

Пулат, сжимая кулаки, смотрел на падающих партизан, на окна классного, откуда бил губительный огонь. А Алехин с Полищуком уже доползли под пулями до середины состава. Броском достигли буферов между классным и товарным, быстро разъединили концевые рукава и, размотав винтовую стяжку, сбросив крюк, дали отмашку.

Курбанов, заметив их сигнал, тронул паровоз и половина эшелона вместе с классным откатилась от остального состава. Как только классный ушел, губительный огонь прекратился и партизаны стали добивать засевших в вагонах гитлеровцев.

В хвосте горели теплушки, там рвались ящики с патронами, гранатами, сотрясая разбуженный лес…

Попытка эсэсовцев, выпрыгивавших из теплушек, с платформ, прорваться к классному и объединиться с командованием, не удалась. Все они рухнули под партизанским огнем.

Классный был окружен. На предложение сложить оружие фашисты ответили стрельбой. Однако они берегли патроны и отвечали на партизанский огонь время от времени. Наступила короткая передышка. У паровоза, о чем-то тихо беседуя, стояли двое — старый и молодой. Две головы — белая и иссиня-черная — склонились друг к другу. Таня была жива, и Пулат теперь чувствовал огромный прилив сил, готов был на любой подвиг.

Алехин высунул из будки взлохмаченную голову.

— Товарищ Дубов, мыслишка у меня появилась…

Дубов подошел к паровозу. — Какая, Борис?

— Кипяточком их выкурить. По крышам пробраться и рукавчиком в окошко. Курбанов поддержал.

— Испытанный метод, Федор Степанович.

Дубов покачал головой.

— Мы не фашисты, Борис… Сейчас это не нужно.

— Сами сдадутся, — сказал Вагин.

Они пошли туда, где еще шел бой.

На тормозную площадку выскочил тощий офицер, без шинели, в пилотке, и навел автомат на Дубова. Дубов не успел вскинуть маузер, но очереди не последовало: Вагин выстрелил в офицера и с дымящим пистолетом лег около Дубова.

У Дубова запульсировала бровь.

— Спасибо, Сережа!

— Брось, Федор, — отмахнулся Вагин. — Какие счеты…

Рядом с ним очутился Печкур. Он тяжело дышал, но голубые глаза смотрели твердо.

— Давайте-ка, товарищи, попробуем еще раз предложить капитуляцию. Валяйте по-нашему: господин офицер отлично знает русский язык. А Гоштов… — Иван Иванович задохнулся от ненависти.

…Огонь прекратился. На насыпь полетели автоматы, пистолеты, из среднего окна вывалился пулемет и зарылся тупым рылом в гравий. На тормозной площадке классного вагона стоял офицер в порванном, почернелом мундире и махал белой тряпкой. Он походил на черта, только что вылезшего из дымохода, и по насыпи от него протянулась уродливая тень.

Взвизгнула дверь тамбура. Порог переступил плотный круглолицый кареглазый человек с маузером в руке. За ним вошли худощавый в кителе, с бородкой клинышком, держа у груди на перевязи забинтованную руку, и седоголовый усатый старик.

Гоштов лежал на полу, откинув правую руку с парабеллумом. На желтом лице застыла злобная, жалкая гримаса.

— Жаль, застрелился гад, — процедил Печкур.

— Да, не сумели взять живым. — Дубов обвел тяжелым взглядом немецких офицеров, которые сбились в углу с поднятыми вверх руками.