Крушение - Соколов Василий Дмитриевич (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT, FB2) 📗

— Вы чем–то недовольны, Вернер? — спросил он.

— Нет, герр майор, очень доволен! — отозвался оберлейтенант и, чтобы не вызвать каких–либо подозрений, вынужденно сознался: — Разрешите прибыть с подарками? Фрау, надеюсь, будет рада…

— В честь чего? И какие могут быть подарки? — спросил майор.

Обер–лейтенант на миг растерялся, но скоро нашелся:

— Нас много… Дозвольте прихватить с собой вина, кое–какой закуски?..

— Этого делать не стоит, — ответил, улыбаясь, Гофман. — Но уж кто пожелает, тут я не в силах сдерживать порывы сердец.

— Герр майор, а час отправки эшелона известен, мы не опоздаем на фронт?

— На фронт, надеюсь, не опоздаем, — ответил повеселевшим голосом Гофман. — А что касается часа отправки, то поступит особое распоряжение. По крайней мере, завтра всем быть в сборе.

Гофман велел денщику вызвать из гаража машину, сам же на минуту заглянул в казарму. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, услышал гул в коридоре и невольно остановился, прижавшись к стенке.

— Это старые мертвецы, и духа от них не осталось… А вот новых куда больше. И стены не хватает!

— Они погибли за нас! — слышался в ответ хриплый голос.

— О, верно! Кто же иначе думает? — удивленно спросил первый. — Погонят нас, и, глядишь, тоже за когонибудь головы сложим.

— Не всем же гибнуть…

— Разумеется, — перебил насмешливо первый. — По очереди надо. Для порядка в немецкой армии!

Багровея, Гофман шагнул из–за стены. Все разом обернулись к нему. И без того плоское лицо герр майора вытянулось от недоумения. «Кто сказал?» — сверлил он злыми глазами.

Тяжелое молчание. Никто не сознался. И Гофман не стал домогаться. Знал, что все равно не добьется толку. За него это легче сделает агент гестапо — сегодня же донесет. Он посмотрел на стену, увешанную портретами погибших однополчан, и сказал, подняв указательный палец:

— Павшие с мыслью о фюрере навсегда останутся в памяти нации! — Гофман колюче взглянул в лица притихших солдат. — А кто уклоняется да еще агитацию ведет, того ждет тюремная камера и всеобщее презрение.

Резко повернувшись, майор шагнул к выходу. Машина увезла Гофмана домой.

Вилла размещалась на самом берегу Шпрее, в тиши подстриженных лип и двух высоких и облезлых тополей, стоявших по бокам чугунной ограды, как сторржевые вышки. Это был старый особняк, с каменным громоздким балконом, нависшим громадной тяжестью над парадной дверью. Он достался по наследству.

К встрече младших офицерских чинов все домочадцы собирались на нижнем этаже. Мать Гофмана калека Паулина, с высохшей кожей на лице; фрау Марта — совсем еще молодая, с дымчато–белыми локонами; дочка семи лет, такая же белокурая, похожая на мать, и сынишка Отто — упитанный, уже с брюшком… Здороваясь, дети слегка приседали, а полнощекий Отто вдобавок бесцеремонно трогал на груди у вошедших офицеров медали, значки, похваляясь, что у папы их больше и есть даже Железный крест. Старая Паулина была парализована и не могла ходить. Она сидела в коляске, поглядывая на каждого входившего отрешенно–пустыми глазами. Фрау Марта, напротив, каждому улыбалась лукавым взглядом своих соблазнительных глаз. «Не дурна собой, плутовка», — подумал обер–лейтенант Рудольф Вернер, прищелкнув перед ней каблуками. Подарки он не захватил и сейчас, целуя пышную руку молодой женщины, пожалел об этом. «Глядишь, удостоился бы внимания супруги своего начальника, а это всегда что–то значит!»

Самого майора Гофмана не было в холле. Лишь на минуту вышел он из кухни в пижаме стального цвета с засученными по локоть рукавами.

— Вернер, дорогой мой! — обратился он к обер–лейтенанту, — Скинь фуражку и помоги мне.

Вдвоем они вышли через заднюю дверь во двор и спустились в подвал. Гофман пошарил по стене рукою, включил свет. В глаза Вернеру бросились полки, уставленные в несколько рядов винами.

— Ты любишь выдержанное или молодое вино? — спросил Гофман.

— Предпочитаю выдержанное, — тоном знатока ответил Вернер. — И рад бы русской водке… Мы еще в Смоленске дули — горячит внутри, как огнем обжигает!

— Отчего же, найдется и русская водка, — похвалился Гофман. — Хотя и предстоит нам отведать всего в России, но дружок уже успел кое–что прислать. Держи… — И он протянул светлую бутылку.

Вернер понюхал и даже через пробку ощутил запах хлебного спирта.

— Надеюсь, однако, русской мы еще попьем вдоволь, — продолжал Гофман. — Но такие вина, как у меня, вряд ли там найдешь, Вернер. — Майор расставил треногу раскладной лесенки у стены, забрался под самый потолок и начал подавать оттуда бутылки самых причудливых форм и оттенков.

— Наше рейнское вино никогда не наскучит, — приговаривал сверху Гофман, — Но это скорее от привычки оседлой жизни. У немецкого солдата жизнь кочевая… Давно ли мы двинулись в великий поход, а я успел побывать и в Чехии, и в Польше, и на Балканах, потом Франция… Эх, Вернер, какие там вина! Пьешь и думаешь: наше рейнское просто–напросто кислятина! Вот тебе и привычка!

— Привычку можно приспосабливать и развивать, — поддакнул Вернер.

— Истинно так, — согласился Гофман и протянул квадратную посудину. — Бери–ка арманьяк. Это прелестная водка. Есть у меня и болгарские вина, даже мастика, но мы ее оставим в покое. Сладкая и тягучая, губы слипаются. А вот югославскую ракию попробуем. Она немного уступает в крепости русской горькой, но зато вкусная и пахучая, приготовляется из виноградного сока, — Он подал огромную бутыль ракии и потянулся рукою на самую верхнюю полку. — Что касается меня, то предпочитаю кюммель. Честный, проверенный кюммель! Первейшая водка! Признаться, даже в погребе держу ее в тайнике. Подальше от глаз жены.

— Но чем–то нужно и фрау побаловать. Все–таки ваш отъезд для нее исключительный случай, — желая польстить майору, заметил Вернер.

— Ничего исключительного в нашем отъезде нет, — возразил Гофман. — Всякая истинная фрау, наоборот, должна быть довольна, если ее муж в походе. Она имеет от этого прямую выгоду… — Он недосказал, в чем именно эта выгода, и опять свел разговор к винам, — Что ка сается фрау, то их следует угощать некреплеными винами. Чтобы не теряли головы…

«За свою фрау вам не надо дрожать!» — чуть не проговорился Вернер, а вслух заметил:

— Ваша фрау, как я понял, целиком погружена в заботы о доме, детях, муже.

— О, у тебя глаз настоящего семьянина! — похвалил Гофман и, слезая с лесенки, взял на нижних полках несколько стеклянных и жестяных банок.

Когда поднялись на второй этаж, офицеры уже были в сборе, они стояли выжидательно.

— Марта, — обратился Гофман к супруге, — да зови же всех в зал.

— Пожалуйста, я только ждала холодной закуски.

— Ах, да. Несу–несу, — ответил Гофман и, велев оберлейтенанту ставить бутылки на стол, удалился на кухню открыть банки.

К чисто немецким блюдам–шницелям, заячьему рагу и зеленым, сорванным с грядок пучкам салата, политого уксусом, — подавались незнакомые, чужие, но сильно возбуждающие аппетит закуски. Особенно много было консервов. Сваренная черепаха в банках, привезенная из Франции. Голландская спаржа, слегка подогретая. Консервированная пражская ветчина. Холодное украинское сало, порезанное тонкими ломтиками. Венгерский перец лечо…

От всех этих закусок и вин у Вернера разбежались глаза, и он не преминул заметить:

— Зачем вам, герр майор, ехать на фронт, когда и так всего вдоволь? К тому же дети, жена…

— У немецкого офицера должны быть мечты значительнее, — возразил Гофман.

— Мечты, говорят, лгут, — сказал Вернер.

— Мой Вульф — человек одержимый, — вступила в разговор Марта.

Рудольф Вернер взглянул на нее, но по выражению спокойного лица не понял: шутит она или всерьез без грусти провожает мужа на войну.

— Быть одержимым — дело одно, — проговорил оберлейтенант. — А в окопах не как дома — постреливают…

— Да… Я и сама это поняла… — Голос Марты дрогнул. — Каждый день в газетах только и видишь: одни некрологи да портреты в черных рамках.