Познать себя в бою - Покрышкин Александр Иванович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
В эскадрилье мое появление обрадовало всех летчиков и техников. А Фигичев даже стал оправдываться:
– Я и Лукашевич вылетали снова в район Унгены, искали тебя, – сообщил он.
– Валя! Если бы ты своевременно проявил беспокойство и оглянулся, то не надо было вылетать на поиски, – в сердцах сказал ему и, не желая обострять наши взаимоотношения, направился к самолету Соколова.
А потом пришлось все-таки направиться в санчасть. Нога распухла, натруженная в мытарствах, отдавала глухой болью. Фактически ходить к вечеру уже не смог.
Лежал в палате, вновь и вновь возвращаясь мысленно к прошедшим дням. Слушал гул самолетов, сдерживая нетерпение. Так хотелось встать и поспешить на стоянку…
На второй день к обеду дверь в палату распахнулась. Вижу, входит комиссар полка Г. Е. Чупаков:
– Ну что, отлеживаешься, сталинский сокол? – говорит с порога. – Рассказывай, как слетал.
Кратко поведал Григорию Ефимовичу историю полета, все, как было.
– Надо было дать газ, тянуть подальше к своим,– говорит Чупаков.
– Не смог, мотор не тянул. А как на фронте? Я же газет не видел, пока пробирался в полк.
– Есть много нового. Материал тебе принес с выступлением Иосифа Виссарионовича Сталина. Он по радио обратился к народу как раз в день, когда тебя сбили.
Комиссар, передав мне материалы, не спешил уходить. Сидел молча, пока я нетерпеливо просматривал выступление Генерального секретаря ЦК ВКП(б).
– Вы оставьте, я внимательно прочитаю.
– Конечно. Здесь ответы на многие вопросы, которые та** беспокоят всех.
Комиссар вышел в другие палаты. А я еще раз, теперь уже внимательно, прочитал выступление И. В. Сталина. Тон обращения к народу, задачи, оценки – все для меня было важно. И когда отложил материал, первая и главная мысль, которая возникла в сознании, была обращена к себе: «Что должен сделать лично я, чтобы выполнить указания партии об усилении отпора врагу?»
Чупаков вошел через час. Я прочитал вопрос в его взгляде.
– Все понял, товарищ комиссар. Лежать мне не время. Надо идти в эскадрилью.
Комиссар усмехнулся. Он, наверное, заметил у изголовья койки палку, на которую я опирался, когда шел в санчасть.
– Лежи, у тебя задача одна – быстрее поправиться. А вот осмыслить итоги боев надо. Воевать, чувствую, будем долго. Победу завоевать над таким опасным врагом не просто. Драться надо смело, умно, грамотно.
В моей боевой деятельности наступил временный перерыв. Летать сейчас не мог. Требовалось подлечиться и отдохнуть. Я очень ослабел за эти дни и мог не выдержать летных перегрузок. Однако бесцельно смотреть в потолок было не в моем характере. Свободное время решил использовать для анализа прошедшего периода боевой деятельности. Необходимость в этом возникала и раньше, но боевая работа с раннего утра и до позднего вечера не давала такой возможности. Сейчас ничто не мешало провести такой анализ.
Привычка размышлять и обдумывать свои действия выработалась еще в годы, когда работал слесарем-инструментальщиком на заводе «Сибкомбайн». Это качество воспитал у меня начальник инструментального цеха, отличный мастер, чародей своего дела. Бывало, принесешь к нему на сдачу сложный инструмент или лекало и ждешь решения. Помню, как-то он внимательно осмотрел мое изделие, измерил. А потом по-отечески говорит:
– Точность ты выдержал. Но души не видно в лекале.
– Какая же душа может быть в металле?
– Верно. В металле души нет. А вот у тебя душа должна лежать к работе. Надо сделать инструмент так, чтобы была радость тебе и тем, кто будет твоим инструментом пользоваться, чтобы боялись прикоснуться к лекалу грязными руками и не бросали его на верстак, а нежно клали в бархатный футляр.
– Но тогда не хватит и двух недель на изготовление, – пытался я оправдаться.
– Хватит и недели, если продумаешь разумный порядок работы.
Его требовательность привила мне точность в работе, стремление осмысливать свои действия. Эта привычка сказалась и при освоении летного дела. Думаю, что именно это качество позволило мне ускоренно окончить Краснодарский аэроклуб, освоить за короткое время полеты на истребителе, научиться пилотировать его.
И вот теперь, вынужденно отстраненный от полетов, я обдумывал свой небольшой боевой опыт, делал выводы на будущее. Что меня прежде всего беспокоило? Почему, наряду с победами, я часто прилетаю на аэродром с пробоинами в самолете, а из последнего вылета пришел пешком? Ведь техникой пилотирования, оружием я владею нормально, в робости меня никто не упрекал, боевой истребитель тоже неплохой. В чем же причина неудач? И я стал самокритично, без скидок думать об этом. К сожалению, ошибок оказалось много. Главным образом, неудачные действия в бою произошли именно из-за моих ошибок, а также из-за промахов других летчиков, которые шли в одной со мной группе на боевое задание.
Вместе с тем было немало причин, которые возникали не по вине летного состава. Они происходили вследствие недостатков в построении боевого порядка, из-за того, что не сделаны правильные выводы из первых боев с противником. А схватки в воздухе показали, что многие приемы боевых действий, которые мы осваивали в предвоенный период, формы построения боевого порядка устарели, не соответствуют практике сегодняшнего дня, «не работают» на победу.
Поражение зениткой моего самолета над переправой в Унгенах еще более убедило, что группа из трех самолетов не годится для истребителей. Она сковывает маневр не только ведущего, но и ведомых, не обеспечивает их безопасность, может привести к столкновению. Когда я оказался в положении левого ведомого у Фигичева, то перестроение Лукашевича с правого в левый пеленг чуть не закончилось столкновением самолетов. Хорошо, что я увидел идущего сбоку Лукашевича. Свобода маневра для перестроения ведомых обеспечивается только при боевом порядке пары.
Звено из трех самолетов свойственно бомбардировщикам. Оно обеспечивает им оборону заднего сектора. Истребителям же, как нападающим, оно не подходит. Боевой порядок группы истребителей в составе четырех или более самолетов должен строиться с рассредоточением пар по фронту и по высоте. В этом построении достигается высокая маневренность группы. Летчики меньше отвлекаются на осмотрительность для предотвращения столкновения Друг с другом. Главное внимание они уделяют поиску противника.
Была еще одна очень серьезная причина, которая отрицательно влияла на нашу боевую активность, на эффективность боевых действий. Это отсутствие радиосвязи на наших истребителях. Радиосвязь обеспечивает четкое управление в воздухе, позволяет предупредить летчиков об опасности. Из-за отсутствия радиостанции на наших истребителях мы были вынуждены управлять примитивными эволюциями самолетов.
В первых же воздушных боях сказывались и недостатки в тактической подготовке предвоенного периода. У летчиков вырабатывались навыки летать в плотных боевых порядках, годных лишь для парадов. А ведь именно так летать требовали наставления и инструкции. Для перехода на разомкнутые боевые порядки требовалось переломить и психологические привычки у летного состава. А это не просто.
Анализ проведенных боев, своих и летчиков эскадрильи, подсказывал, что атаки по воздушным и наземным целям необходимо проводить на большой скорости, Это обеспечит внезапность удара, создаст большие угловые скорости перемещения при ведении огня вражескими истребителями, стрелками бомбардировщиков и зенитчиками.
Подтверждением этому был мой бой с пятью Ме-109. Скоростной атакой я, проскочив ведомых тройки, сбил ведущего и спас Семенова. Повреждение своего самолета получил при этом из-за того, что потерял несколько секунд, наблюдая за горящим «мессершмиттом». Если бы я после уничтожения самолета противника не задержался и энергично ушел вверх, то не попал бы под огонь.
При атаке разведчика Ю-88 мой самолет был серьезно поврежден потому, что я атаковал на такой же скорости, которую имел «юнкере». Тогда от гибели меня спас прицел, принявший пулю на себя. В подобном положении оказался Яковлев в бою под Котовском. Но тогда пуля, пройдя мимо прицела, ударила ему в лицо.