И опять мы в небе - Бороздин Виктор Петрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
До чего же любят они эти полеты! И не только парни, девчонки не меньше. Усядутся на дощечке, оттолкнутся от земли ногами и пошли вверх, сбрасывая по горстке-другой балласт (песок) из мешка. И так, видно, хорошо им там, в вышине! Анна Федоровна только дивится, глядя на них…
А понять их можно. Это ведь совсем особое ощущение, когда аэронавт высоко в небе один на один со стихией. Тут-то и вырабатываются необходимые аэронавту быстрота реакции, мастерство. Шар плывет в свободном полете по воле ветра и со скоростью ветра. Внизу лес шумит, макушками машет, а здесь никакого движения, положи на колени листок бумаги – не улетит… Регулировать направление невозможно, а высоту вполне. Сбросил побольше балласта – пошел вверх, стравил газ – стал опускаться. Правда, бывает, воздушный поток подхватит и бросит шар на сотни метров вверх или вниз. Дух захватит, в ушах засвистит, земля дыбом встанет, а аэронавт зорко следит за приборами.
Бывает, полет продолжается пять, шесть часов, ветер уносит их за сотни километров. В воздухе шары то сходятся, то расходятся. Они перекинутся словечками, и опять ветер разбросает их. От долгого сидения ноги устанут болтаться. А рядом облако, взбитое, как перина, чистое. Прилечь бы на него. Только обманчива эта перина: дотянулся, взял горстку облака, а оно между пальцев ушло…
На закате, в тишине с земли особенно ясно все слышно. Как женщины ведрами гремят у колодца, голосисто переговариваются, собаки лают, балалайки бренчат…
Когда пролетают над деревней, вызывают несусветное удивление, а то и переполох. Николай рассказывал: надо было ему как-то срочно сообщить в порт о месте приземления, а телеграфных столбов не видно. Он снизился и закричал:
– Эге-е-й, где у вас телефо-о-н?
Все сразу стихло: и ведра, и женщины, и балалайка, даже собаки лаять перестали…
– Скажите, где у вас поблизости телефо-о-н?
В ответ ни звука. Как вымерло все. И вдруг:
– Ша-а-р! Воздушный ша-ар!! – завопили мальчишки и бросились вдогонку вдоль улицы.
– Ну и напужал, нечистая сила! – загорланил мужик. – Вертай наза-а-ад, там сельсовет и почта-а-а! А сельпо уже закрыто, ничего уже не купишь!
Легко сказать; вертай назад! Что он, на дирижабле или на самолете?!
Мужик сорвал с головы шапку, замахал:
– Спущайся скорее, самовар у нас поспел!
– Спасибо за ласку, но нужен телефон, обязательно.
Высыпал остаток балласта и пошел вверх.
– Улета-а-а-е-т!!.
В голосах мальчишек слышалось разочарование, даже обида…
Потом Николай жалел: надо было, наверно, ему опуститься не в большом селе, где сельсовет и почта, а в той заброшенной среди лесов деревушке, где так душевно были ему рады.
…Сибирских пельменей Анна Федоровна крутила не на пять человек, а целую гору. Друзей у Коли много, приходили запросто. Молодым, еще не устроенным в жизни ребятам было хорошо в обжитом семейном доме, где хозяйка угостит по-домашнему, а если когда и отчитает за что, видно, так и надо. Характер Анны Федоровны они знали – что думает, скрывать не станет, выложит все до конца – и не обижались.
Заходили и позаниматься перед экзаменами, и когда готовились к полетам. Народу в комнату набьется полно, на кровати, на стульях, на подоконнике примостятся. Спорят, спорят… К шуму Анне Федоровне не привыкать, у нее все равно от своих ребят он в доме не прекращается.
Когда наработаются, устанут, запустят патефон. Поставят на подоконник, чтобы дальше слышно было, а сами вниз.
Сверху, прыгая через две ступеньки, уже сбегает Костя Новиков вместе со своей Тоней и, подхватив ее высоко на руки, кружит. А потом опустит на землю и осторожно ведет в танце. Уж очень много у него силушки, так и рвется наружу, а Тоня хрупкая, тоненькая.
Когда-то, еще в империалистическую войну, Костю, пятилетнего, потерявшего родителей, совсем обессилевшего от голода, подобрали и приютили бездетные Меланья Григорьевна и Павел Андреевич Новиковы из села Волоконовка, что под Воронежем. Дали ему свою фамилию, отчий дом, материнскую и отцовскую любовь, А жизнерадостный характер у него, может, от рождения такой.
Алеша Бурмакин танцует небрежно, как бы с ленцой, изредка встряхивая свесившимся на глаза русым чубом: я, мол, и не так могу!
А Тарас Кулагин подхватит хорошенькую Нюсю, плутовски подмигнет Николаю:
– Красивые у тебя сестренки, Коля. Подрастут, всех разберем, ни одной тебе не оставим.
Нет, видно, не станет Тарас дожидаться Колиных сестренок. Закружил, завертел Нюсю, так что у той косички взметнулись от восторга, и нет уже Тараса… Понятно! Есть тут одна девушка, синоптик их порта – Нина…
…В вагоне было тихо. Свернувшись калачиком, не раздевшись, уснула на верхней полке Томка. Анна Федоровна раздела ее, сонную. За окном метель туманила бегущие по обочинам деревья. Светлое пятно их окна скользило по сугробам.
Подсевший под Орлом летчик в новом синем мундире со скрипучими ремнями и крылышками на рукавах, как у Николая, взглянув на Анну Федоровну, спросил:
– Что, мамаша, пригорюнились?
Анна Федоровна замялась. Летчик совсем не походил на Николая. Ниже ростом, плечистее. И глаза не голубые, хотя такие же внимательные. А вот взглянула на него и еще больше растревожилась.
– Сын у меня в полете, – доверительно сказала она.
– Что вы, мамаша! – удивленно собрал на носу морщинки летчик. – В такую-то погоду?! Вы уж поверьте мне, ваш сын сейчас наверняка дома, пьет чай. Или, еще лучше, с девушкой в кино.
Анна Федоровна покачала головой:
– В полете он, чувствую.
И, сев на лавку, прикрыла глаза, слушая дробный перестук колес. Скорее бы Москва!..
Летчик был лишь в одном прав. В эту разгулявшуюся непогоду все самолеты действительно были на приколе. А дирижабль В-6 продолжал свой полет.
VII
Плыли на высоте двухсот метров. За окнами гондолы снова заклубилась, неохотно отползая, белесая масса. Солнце покинуло их, и надвинувшаяся толща облаков все упрямее прижимала корабль к земле. Снег потускнел, и уже не мчались от него навстречу мириады искорок.
Пока была видимость, старались держаться под облаками, временами цепляли оболочкой за их взлохмаченные уступы, без всяких усилий таранили свисающие на пути бесформенные глыбы.
Внизу, в серой хмурости дня, виднелись все те же заснеженные, покрытые лесом холмы. Сверху казалось, что кто-то перепахал всю эту землю, а заборонить и засеять не успел. И выросли на вывороченных глыбах бурьян и игрушечные елочки.
Неожиданно буераки, навалы снежных сопок расступились, показалось гладкое заснеженное поле – Янд-озеро. Ого, где они уже – скоро Кольский полуостров! Не успели поравняться с озером, как снова вошли в облака.
Снаружи доносился ровный гул моторов. Несмотря на меховые комбинезоны, всех понемножку стал пробирать холод. Поеживаясь, все чаще разминались, чтобы согреться. Сказывалось, что в полете они уже почти сутки.
Запела морзянка, в эфир вышел Мурманск. Ободзинский.
«Коля, имей в виду: не четыре, а две тысячи. Погода изумительная. Играет северное сияние. Команда на месте. Горючее на месте. Что тебе еще надо?»
Как только было получено от правительства разрешение на вылет В-6, Иван Ободзинский специальным самолетом вылетел в Мурманск. По дороге сделал остановку в Ленинграде, подобрал в Управлении Главсевморпути карты Кольского полуострова, необходимые в дальнейшем полете карты Скандинавских стран, Норвежского и Гренландского морей, Исландии, Гренландии, Шпицбергена. За два дня подготовил в Мурманске стартовую команду, подвез на Кильдин-озеро, где В-6 должен швартоваться, горючее, газгольдеры.
«…Не четыре, а две тысячи…»
Гудованцев нахмурился. Впереди Хибины, чтобы пройти над ними, надо будет подняться на высоту тысяча пятьсот метров, а для этого придется стравить часть газа. И тех двух тысяч кубометров, завезенных на Кильдин-озеро, будет недостаточно. Очевидно, больше газа там нет. Был бы, Иван бы из-под земли достал. Выход искать придется им. Скорее всего надо будет облегчить корабль, отказавшись от какой-то части груза, оставив его в Мурманске. Это не так просто. Все взятое крайне необходимо.
