Записки десантника - Золотарь Иван Федорович (книги онлайн полностью txt) 📗
— Чрезвычайное происшествие, господин генерал, — шепнул он Кубе, — только что сообщили из штаба военно-воздушных сил, что у них бесследно исчез полковник Вернер. Есть подозрение, что его схватили и увели с собой партизаны.
Испуганно метнув взгляд в сторону министра, занятого разговором с Анитой, Кубе дал знак адъютанту пока никому не говорить об этом.
Улучив момент, он подозвал к себе фон Ранке.
— Партизаны захватили оберста Вернера. Надеюсь, вы понимаете, что это значит? Немедленно выезжайте в Колодищи и тщательно расследуйте это дело. Примите меры к розыску. Виновных наказать без всякой пощады.
— Но, господин генерал, Колодищи не моя сфера, ведь это от Борисова…
— Вы поедете туда в качестве моего личного уполномоченного, а это значит, что никаких границ в ваших сферах не существует. Ясно? Действовать быстро. Учтите, что план очистки борисовской зоны от партизан будет введен в действие в самые ближайшие дни. Так что торопитесь. Жду ваших донесений.
Раздраженный возвращался фон Ранке в Борисов. Ему так и не удалось поговорить с министром. Надежда на перевод, на отпуск не осуществилась. Все испортил наместник фюрера фон Кубе.
Подавленное душевное состояние Ранке усиливалось еще и тем, что расследование таинственного исчезновения Вернера ни к чему не привело. Действуя в качестве уполномоченного гаулейтера, он подверг экзекуции многих жителей поселка Колодищи, схватил нескольких подозрительных и отправил в минскую тюрьму, но все это не прибавило славы барону.
Всю дорогу по пути в Борисов фон Ранке злился и на имперского комиссара, и на партизан, и на жителей поселка Колодищи, на всех и вся.
В Борисов фон Ранке прибыл под вечер и сразу же вызвал к себе Нивеллингера.
— Как дела, полковник? Приступили к выполнению секретной инструкции имперского комиссара?
— Так точно, господин доктор, все наши силы уже приведены в боевую готовность. Кроме того, на случай неудачи с операцией по уничтожению партизан мною разработан ряд новых планов по засылке нашей агентуры в партизанские отряды.
— Какой неудачи? Исходить из неверия в нашу победу? Стыдитесь, полковник!
— Я полагал…
— Что вы там полагали, меня сейчас мало интересует. Потрудитесь принести мне все ваши планы, и как можно скорее — время не терпит. В силу ряда обстоятельств имперский комиссар приказал начать операцию «Коттбус» раньше намеченного срока.
Пока Нивеллингер ходил за своими планами, фон Ранке названивал по телефону шефу гестапо, начальнику штаба НТСНП, коменданту города.
Подготовка борисовского гарнизона к операции по очистке района от партизан началась.
Глава десятая. Показания Вернера
После трехдневного утомительного перехода полковник из штаба военно-воздушных сил Курт Вернер предстал, наконец, перед нами.
В добротных подкованных сапогах, расстегнутом кожаном пальто, из-под которого виднелся новый офицерский китель, он стоял, вытянувшись в струнку, запыленный, потный, с нескрываемой тревогой в пепельно-серых глазах и слегка дрожащими руками.
«Вот он, один из представителей хваленой гитлеровской армии, — думал я, с любопытством разглядывая Вернера. — Еще недавно ты мнил себя сверхчеловеком, а теперь вот у тебя трясутся поджилки. Погоди, скоро не так еще тряхнем вас. Доберемся и до главных ваших «сверхчеловеков»!»
Лопатин отдал распоряжение отвести Вернера в землянку, накормить и дать возможность отдохнуть.
До допроса пленного мы с Рудаком успели отправить в Борисов группу Качана.
— Запомните, — еще раз наказывали мы разведчикам на прощание, — выясните, как идут дела у Люси и Чернова, и — назад. В городе не задерживаться, шума не производить.
— Есть не производить шума, — пообещал Борис и, по обыкновению, отвел глаза в сторону.
— Все будет в порядке, — заверил Николай.
— Быстренько обернемся, — отбросил на затылок свою кепчонку Артур.
Разведчики скрылись в направлении кладок. Не думали мы в тот момент, что не скоро нам доведется увидеться с ними, не знали, какие грозные события надвигались на нас.
Вечером, после ужина, мы собрались в штабной землянке. Вскоре туда привели и Курта.
После многочасового отдыха, сытного ужина и бритья он выглядел посвежевшим и даже как будто помолодевшим. К столу он подошел, однако же, как-то неуверенно, на скамейку сел осторожно, словно боясь нарушить тишину скрипом, и замер в ожидании.
О себе Вернер рассказал, что он — сын мелкого торговца, окончил политехнический институт. В студенческие годы примыкал к союзу демократической молодежи и одно время даже симпатизировал «Рот Фронту». С приходом к власти Гитлера Курт был взят на военную службу, окончил академию военно-воздушных сил по специальности наземной службы. С 1935 года без перерыва служил в имперском воздушном флоте. В составе гитлеровских войск участвовал в захвате Польши, Бельгии, Франции, а с началом войны с СССР с первых же дней находился на восточном фронте.
На вопрос, что ему известно о планах гитлеровской ставки на данное время, Курт ответил не сразу. Он опустил глаза и долго молчал. Мы не торопили его с ответом и терпеливо ждали, когда он заговорит.
— Вы меня простите, — сказал он наконец, — но, сколько я понимаю, все вы здесь офицеры и, очевидно, знаете, что всякий воин, а тем более лицо старшего офицерского состава, связан присягой и раскрыть тайны своего главного командования — значит предать свою родину.
— Вы верите в непобедимость вашей армии? — спросил я.
— До некоторых пор верил…
— А теперь?
— После Москвы в моем сознании возникли смутные сомнения, а после Сталинграда я уже понял, что над нашей армией нависла серьезная угроза полного поражения, — ответил откровенно Вернер.
— Это только ваше личное мнение?
— Нет, так думают уже многие старшие офицеры. Правда, каждый из нас остерегается высказывать в присутствии других свое мнение, потому что на каждых трех офицеров, у нас один агент гестапо. Тем не менее в узком кругу мы иногда высказывали свои опасения о нашем возможном поражении.
Постепенно Курт освоился, разговорился, но как только дело доходило до главного — раскрытия секретных замыслов гитлеровской ставки, он начинал сопеть, умолкал, лицо его покрывалось испариной.
— Вы член нацистской партии? — попробовал я с другого конца.
— Нет не имел чести состоять в ней.
Он, очевидно, тут же опомнился и поспешил поправиться:
— Я не разделял и не разделяю программы национал-социалистской партии и потому не хотел быть ее членом. Не подумайте, что я ищу себе какое-то оправдание. Нет. Я несу ответственность за те неоправданные военной необходимостью бомбардировки мирных сел и городов, какие производят наши самолеты, в том числе оснащаемые и моей службой. Но и не фашист. Это честно.
Мы с помощью переводчика стали убеждать Вернера в том, что у него сейчас только два выбора: признание — и тогда жизнь его будет гарантирована, или отказ от дачи показаний по главным вопросам — и тогда, естественно, смерть. И Курт понял. Сила жизни восторжествовала над фанатизмом гитлеровца. Он стал давать показания.
— Вы, очевидно, наблюдали, как ежедневно по главной железнодорожной линии в сторону фронта идут один за другим наши воинские эшелоны с сеном, но вы вряд ли догадывались, что находится под этим сеном.
— Ошибаетесь, — перебил я его. — Так думаете только вы, забывая то обстоятельство, что на всех ваших коммуникациях от польской границы до линии фронта ничто не ускользает от зорких глаз наших разведчиков, от нашего народа. Под сеном ваше командование перебрасывает к фронту орудия и танки.
Курт опешил. Он попросил переводчика еще раз перевести ему мои слова, словно не доверял своим ушам, потом недоумевающе посмотрел на каждого из нас, улыбнулся.
— Знало бы наше командование об этой вашей осведомленности, оно бы не тешила себя иллюзиями насчет скрытности военной подготовки к генеральному наступлению, которое оно готовит на центральном участке фронта. Во всяком случае, я могу открыть вам в общих чертах план фюрера по части этого наступления. Детали — вы, конечно, понимаете — известны только высшему командованию.
