За живой и мертвой водой - Далекий Николай Александрович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
— Безбожники. В костел не ходят, не венчаются.
— Э–х, Стефа, слушай своего ксендза, он тебе наговорит. Ясное дело, при Советах ксендзам не будет таких роскошей, как прежде. Советы вообще религию не очень сильно уважают, это правда, но все–таки и при Советах, кто хотел, тот и венчался, и детей крестил, и службу божью в костеле слушал. Не запрещали.
Стефа уже не всхлипывала. Доводы Юрка, видимо, казались ей убедительными, но они не могли полностью успокоить ее.
— А где те Советы? Сколько их ждать? Может, и не дойдут сюда.
— Дойдут! — уверенно заявил хлопец. — Они уже возле Киева. Месяц–два — и тут будут. Они сейчас быстро идут. Герман уже не тот. С каждым днем слабее.
Добрую минуту длилось молчание. Юрко и Стефа думали об одном и том же — о своем будущем, но мысли их шли различными тропками.
— Ну, хорошо, придут твои Советы… — вздохнула девушка. — Думаешь, украинцы перестанут мордовать поляков?
— А почему ты говоришь только об украинцах? Твои поляки что, ни в чем не виноваты? Кто хутор Дубки сжег? Святой Николай?
— Дубки, Дубки… — покачала головой Стефа. — А кто первый начал? Ведь до Дубков украинцы сожгли два польских хутора, а в Кривичах восемь фамилий[2]* поляков замордовали за одну ночь. Что полякам было делать? Ждать, пока к ним снова ваши гайдамаки придут?
— Ты лучше молчи со своими поляками. — Юрко начал сердиться. — Слушать не хочу. Поляки хорошо залили сала за шкуру украинцам. Прочитай историю… А гонор какой! Скажешь — не правда? Каждый самый зачуханный полячишко смотрит на тебя так, точно ты еще до его пупа не дорос. Поэтому–то украинцы их так ненавидят.
Юрко увлекся и не заметил, что переступил ту границу, к какой ему не следовало бы и приближаться. Стефа вдруг отстранилась от него и, пытаясь освободиться из объятий, уперлась кулачками в его грудь. От нее веяло холодом.
— Если ты поляков так ненавидишь, зачем тогда… Зачем? Пусти, я пойду. Пусти…
Несколько неосторожных слов, и все испорчено. Если Стефа обиделась — это надолго. Когда теперь они сумеют снова увидеться и поговорить без свидетелей? А ведь им надо так много обсудить. Нет, она должна понять.
— Не будь же ты маленьким ребенком, Стефа, — осуждающе зашептал хлопец. — Разве я хотел обидеть тебя… Да и какая ты полька, подумай?
— Полька.
— Отец у тебя кто? Это все ксендзы придумали… Никак между собой людей не поделят.
— Я — полька, римо–католичка, — стояла на своем девушка. Острые кулачки ее все еще упирались в грудь Юрка.
— Хорошо. Мне к этому дела нет… Не защищай поляков, когда они виноваты, а я украинцев не буду защищать. Вот и все.
— А почему ты ксендзов так не любишь? Может быть, ты безбожник?
Такого вопроса Юрко меньше всего ожидал. Он весело рассмеялся. Видимо, засмеялась и Стефа. Мускулы ее рук ослабли. Хлопец без труда прижал ее к себе, и она снова прильнула щекой к его груди.
— Нет, я серьезно спрашиваю… Может, ты и в бога не веришь?
Юрко только поцеловал ее в макушку. Стефа — маленькая девочка. Станет он распространяться сейчас о своем мнении по поводу ксендзов, религии, бога! Еще будет время для таких бесед. У Стефы бабка по матери — ревностная католичка. Это она Стефу настраивает. О, то бабка. Бедная, как церковная мышь, а гонору, гонору… Она будто бы родом из обедневшей шляхты. Ну, это все поляки так… Обязательно напустят тумана насчет своего шляхетского происхождения. Старший брат Юрка — Петро — тот умеет посмеяться над поляками. Говорит: поляку лучше сказать, что его дед был байстрюком[3], прижитым за пять злотых прабабкой от графа Потоцкого, нежели признаться, что весь его род от деда–прадеда честно копался в навозе, пахал землю и сеял хлеб. Петро не любит поляков. Немцев, русских и далее евреев он еще кое–как терпит, а поляков совершенно не выносит. Это уже болезнь какая–то… При одном слове «поляк» его начинают корчить судороги. О, Петро ни за что не простит ему, Юрку, если узнает про Стефу.
Правду говорят, что те, кто любит, легко отгадывают мысли друг друга. Стефа угадала.
— Ну, допустим, немцы уйдут, придут Советы. А твои братья останутся. Они что тебе скажут?
— А что сказали твоему отцу, когда он женился на польке? — огрызнулся Юрко.
— Что ты равняешь? Разве у него такая родня была? Один ваш Петро… Готов живьем есть поляков.
Странная вещь, когда Юрко сам думает о старшем брате, то готов обвинить его во многом. Но как только кто–то другой нападает на Петра, ему, Юрку, всегда хочется встать на защиту.
— Стефа, почему ты не хочешь понять… Петру досталось от поляков… Они его всю жизнь преследовали.
— Так он же, гайдамака, почту ограбил.
— Ну вот… Разве он простой грабитель? Для себя он денег не взял. Ни гроша! Это на суде доказано. Знаешь, Стефа, Петро совсем не такой, как ты думаешь.
Ему ничего не надо — веришь? — ни богатства, ни земли своей, ни хаты, ни жены, ни детей, а только дай ему самостийну Украину.
— А тебе? — вкрадчиво и тревожно спросила Стефа. — Может, и тебе ничего не нужно? Ни семьи, ни детей… Может, и ты такой?
Поняв, о чем тревожится Стефа, Юрко тихо рассмеялся.
— Я сам не знаю, кто я такой, — сказал он, глубоко вздохнув. — Наш Петро говорит, что меня школа при Советах сильно испортила, что я денационализованный элемент. Это неправда. Я Украину, народ свой люблю, только не так, как наш Петро — до бесчувствия. Мне Украина глаза на все другое не закрывает…
Хлопец задумался на несколько секунд и сказал решительно:
— Значит, так, Стефа. Нужно еще потерпеть немного, подождать. Как придет сюда Красная Армия, мы сразу же уедем отсюда.
— Куда? — испугалась девушка.
— Там видно будет.
— Ну как же мы поедем? Невенчанные? А бабушка, а братик мой… Ты глупости говоришь, Юрко, не подумав.
— Нет, я подумал хорошо. Мы возьмем бабушку и вашего Славку с собой.
— Бабушка не поедет. Что ты!
— Надо уговорить. Вдвоем мы уговорим. Слушай, Стефа, нам лучше будет отсюда удрать на год–два, пока Советы наведут порядок. Я знаю, что тут будет… Ты говоришь — куда? А хотя бы во Львов или в другой какой большой город.
Стефа пыталась что–то сказать, но Юрко не дал ей открыть рта.
— Погоди, погоди. Ты что думаешь, я дурачок. Во Львове не найдем себе места, тогда завербуемся куда–нибудь на работу. Помнишь, как Советы пришли первый раз, то сразу стали вербовать людей на работу. Наши ездили в Донбасс, на Урал и куда–то в леса к Белому морю. Билет им давали на всю семью, деньги на дорогу и еще там аванс, кажется. Вот мы и поедем. Мы с тобой будем работать, бабушку на кухню куда–нибудь пристроим.
«Боже мой, неужели Юрко говорит все это серьезно? — со страхом подумала Стефа. — Да ведь он пустой выдумщик — и только. У него в голове еще ветер гуляет. Правду бабушка говорит».
Но Юрко не дает Стефе времени на сомнения.
— Как только мы устроимся на работу, сразу же начнем учиться. Ну, на всяких там курсах. Понимаешь, Советы сильно любят людей учить. Слово чести! Даже наш Петро не отрицает и говорит, что ни в каком другом государстве такой льготы нет. У них курсы, школы и всякие подготовки на каждом шагу.
Сделав небольшую паузу, Юрко продолжал:
— Значит, мы работаем и учимся. Ведь мы молодые, нам самое время учиться. Я пойду на курсы трактористов или шоферов, а ты… Там видно будет. Главное — нам специальность в руки получить. Я ведь уже могу немного авто управлять. Слово чести! Мотор я хорошо не знаю, а залить бензин, воду, завести машину смогу. Я даже и поеду на малой скорости.
Нет, Юрко не хвастался, не выдумывал, не обещал золотых гор. Он рассуждал смело, но трезво. Видимо, он не раз обдумывал своп планы, прежде чем посвятить в них подругу. Но все же что–то беспокоило его, чего–то он не договаривал. Стефа чувствовала это. И вдруг она поняла, чего боится ее любимый, так как сама в глубине души боялась того же. Планы Юрка строились с момента появления советского войска. Однако ждать прихода Советов придется по крайней мере несколько месяцев. Что будет с ними за это время, если сейчас каждый день отмечен кровью и смертью?
