Черная заря - Коротких Владимир Александрович (бесплатные версии книг txt, fb2) 📗
— Для чего? — удивился Андрей.
— Это у нас пункт санитарной обработки. С бронетранспортерами боремся.
— С чем, с чем?
— С бронетранспортерами — со вшами! — засмеялся Шестак, глядя на неподдельное удивление Андрея. — Со вшами!
— Вас что, в баню не водят?! — воскликнул обескураженный Андрей.
— У нас тут монгольская баня.
— Это что значит, «монгольская»?
— Это значит вот что. — Шестак серьезно стал объяснять принцип помывки. — Одни из нас в полдень, когда самая жара, надевают на себя бронежилеты, зимние бушлаты и шапки. В этом наряде мы минут пять бегаем вокруг блиндажа. Когда от бега сильно вспотеем, быстро раздеваемся догола, а другие штык-ножами с нас грязь соскребают. Сразу чистыми становимся!
Андрей выпучил глаза от удивления:
— Вы че, тут все дураки собрались?!
Шестак засмеялся:
— Я пошутил, извините, товарищ старший лейтенант! Не со зла!
Андрей и сам рассмеялся, наглядно представив себе картину такой бани.
— На самом деле мы, конечно, моемся, как все нормальные люди. Вон бочка на двести литров. — Шестак сделал несколько шагов в сторону и поднял с земли круглую металлическую крышку. Под ней находилась вкопанная в землю металлическая бочка с водой. — Раз в три-четыре дня водовозка приезжает и заполняет ее. Помыться хватает.
— А с чего тогда вши?
— Их к нам со складов завозят вместе со сменой белья. Белье после прачки, видно, не просыхает до конца, вот они, наверное, от сырости на швах и плодятся. Мы, прежде чем надевать, на пару часов белье в ящик с дустом кладем, и порядок. Правда, потом некоторое время сами дустом воняем. Вот в рейдах хуже. Они там у нас сами, от нервов, видно, заводятся. После рейдов в полку мы одежду в специальные машины сбрасываем, ДДА называются. Ее там под большой температурой пропаривают. Потом только дохлых вшей стряхнем, и все. Так что, если почувствуете, что вас кто-то покусывает, сразу к ящику. А прическу лучше побрить.
— Слушай, а почему ты их бронетранспортерами называешь? — спросил Андрей, который никогда в жизни вшей не видел и думал о них, как о вымерших динозаврах.
— Да потому, что когда вошку ногтями давишь, то она — щ-щ-е-елк! — Шестак показал, сдавив меж собой ногти больших пальцев на руках.
— Так, с гигиеной мне все ясно — образцово! А что у нас со жратвой?
— Горячее в термосах привозят в обед из роты. В остальном рубаем сухпай. Но мы тут сами кое-что придумываем для разнообразия.
— Что, например?
— Вечером на ужин угостим, — загадочно сказал Шестак. — Я уже задание дал, чтоб сегодня приготовили деликатес в честь прибытия командира взвода.
— Ну, посмотрим, посмотрим, — улыбнулся Андрей.
Они прошлись по траншеям. Андрей обратил внимание на грамотно расположенные огневые точки, охватывающие все секторы обстрела.
В это время из бэтээра показалась голова бойца в шлемофоне. Боец громко крикнул в их сторону:
— Птицу на связь!
Андрей быстро забрался в БТР к рации и надел шлемофон.
— Птица на связи, прием!
В наушниках раздался голос:
— Птица! Я Бочок! Как слышишь, прием?
— Бочок! Я Птица, слышу хорошо, прием!
— Поздравляю с прибытием!
— Спасибо!
— До встречи!
— Пока!
Андрей снял шлемофон и вылез на броню. Он отыскал взглядом Шестака, покуривающего в окопе, подошел и тоже закурил. Его интересовал еще один вопрос.
— Барсегян говорил, что позавчера ночью нападение на вас было? Расскажи.
Шестак, сделав глубокую затяжку, докурил сигарету до ногтей и отбросил ее за бруствер.
— Да особенно и нечего рассказывать. Вся потеха минут двадцать длилась. Дело было перед рассветом. Самое паскудное время для глаз. Ночью здесь такая яркая луна — книжки читать можно. А к утру, когда небо сереет, луна блекнет. Вот в это время видимость сильно ухудшается и сознание чумовое делается, всякое померещиться может. Люди от таких ночных стояний за две недели уже подустали, нет-нет да и пальнет кто-нибудь по воздуху. Нашатырем только и спасаемся. У каждого бойца по пузырьку. Ваш — у меня, потом отдам. Нюхнешь! Сразу в мозгах ясность! Ну вот. На левом фланге у нас в ту ночь Артист стоял — рядовой Дудкин. Потом рассказывал: «Вижу тени по бугоркам, а разобрать не могу, то ли шакалы, то ли просто в глазах от усталости рябит. Пульнул по ним на всякий случай». А я тогда на правом фланге находился и тоже пульнул очередью, хотя ничего толком не видал еще, и сразу осветительную ракету запустил. Тут духи в полный рост поднялись и по нам хорошо втележили! Видим, цепью на нас бегут! Человек двадцать, не меньше. Им уже до нас метров сорок осталось. Если бы мы тогда чуть промедлили, то они как раз на расстояние броска гранаты подобрались бы. Однако хрен им с кочерыжку! Мы тоже им втележили будь здоров! Еще с бэтээра под прожектор как дали им! Они че думали, ишаки, мы спим, что ли?! Мы полезный нашатырь нюхаем! Это наша военная хитрость! — Шестак рассказывал это на удивление весело, даже слегка пританцовывал на месте, переминаясь с ноги на ногу.
— А почему постоянно не светите прожектором ночью?
— Пробовали поначалу. Только это еще хуже! От него аккумуляторы на бэтээре садятся быстро, и электроспуски пулеметов не работают. А если двигатели постоянно заводить, чтоб аккумуляторы заряжались, то задохнемся в окопах от вони. К тому же прожектор — хорошая мишень, прострелят быстро, а после света пока глаза привыкнут к темноте, нас быстро духи уделают. Вот в момент стрельбы, когда он с пулеметами вместе включился, это другое дело. — Шестак повел вытянутой рукой с кулаком из стороны в сторону. — Отлично духам накосорезили! Как говорит наш Артист, сценка достигла апогея! Утром четверых убитых духов обыскали. В карманах пусто. Зарыли их вон там, за бугорком, чтоб не воняли. Из автоматов ихних иностранных постреляли, и все дела.
— Понятно. Сегодня ты спишь, я стою. Будем через ночь меняться, — распорядился Андрей.
— Это хорошо, через ночь. — Шестак довольно хмыкнул. — А то я каждую ночь с трех до шести с мужиками стоял.
— А почему Дудкин — Артист?
— Потому, что после дембеля он хочет на артиста поступать. Каждый день репетирует, стихи нам читает, пляшет. В общем, клоун в каске! А так отличный парень. Он у нас башенный пулеметчик. Он из Москвы. Учился в институте на журналиста. После первого курса выгнали — на занятия не ходил, балбес.
— Ну а ты на кого учиться собрался?
Шестак хитро посмотрел на Андрея, снова улыбнулся и намеренно медленно и четко произнес:
— Я военным быть не хочу. Я хочу быть нормальным геологом. Вот дембельнусь, поступлю в техникум геологоразведки. Буду потом по тайге ходить, ископаемые искать.
— А почему в техникум, а не в институт?
— Грамотешки у меня маловато для института. Экзамены не сдам. Я у себя в деревне восьмилетку закончил, а десятилетка в соседнем селе за шесть километров. Когда пойдешь на учебу, когда не пойдешь. Родителям больше помогал по хозяйству, скотину пас в колхозе да тяпкой махал в поле. Правда, аттестат за десятилетку мне дали. Но дуб дубом, — Шестак постучал себя пальцем по голове. — Какой мне институт? Хоть бы в техникум взяли на заочное.
— Ну, это ты зря, брат. Вот в училище тебя взяли бы, подтянули бы в учебе, высшее образование получил бы, — пытался подвести мотивировку Андрей.
— Не-е, — снова хихикнул Шестак. — Я военным быть не хочу, хочу быть геологом.
— Ну, раз хочешь, значит, будешь. Но подумай. Ладно, иди, — Андрей похлопал его по плечу.
Шестак прошел по траншее, остановился в конце нее, рядом с солдатом, несшим службу, и стал что-то ему говорить, глядя на него снизу вверх, слегка размахивая руками.
Вечерний ветер с гор, казалось, задувал солнце, которое висело над ними ярко-красным шаром, готовое отправиться на покой до утренней смены. Бойцы были заняты каждый своим делом. Андрей, приступив к своим обязанностям командира взвода, познакомился и побеседовал почти с каждым. Более полное знакомство с остальными двумя отделениями взвода он планировал на послезавтра по окончании патрульных суток.
