Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Шухрат присвистнул. Он сам сегодня утром раздумывал об этом. Вот тебе и несносный Петька Иванов. Вот тебе и клоун. Ну, положим, потрепаться он любит, это у парня есть, чего там. Зато душевнее его, выходит, на всем корабле, наверное, не найти. Значит, не врал, когда говорил, что будет шефствовать над ним. Ишь, какой шум поднял, а мог, как тот же Карнаухов, в сторону отойти, да там и остаться, что ему, больше всех надо? Ах ты, Петька, хороший друг Петька, спасибо тебе, джура… нянька.
Уразниязов обнял товарища, приподнял, подержал на весу, потом бережно поставил его на палубу. Тот, шутя, обозначил кулаком удар в челюсть и проворчал:
— Да ладно тебе, чего там, вот еще, будешь тут со своими телячьими нежностями.
Но на душе потеплело.
— Такой здоровый мужик, а все объяснять надо, — опять проворчал он. — Пропадешь без меня.
В порыве великодушия Иванов предложил пойти к новичку вместе. А там, сказал он, сверкая глазами, весь во власти нового, которого уже по счету решения, там я скажу, я расскажу, что ты мухи не обидишь, не то что своего брата матроса. Петька загорелся и, боясь, что Уразниязов передумает, свернул по коридору в сторону лазарета.
Санинструктор сказал, что Конев спит. Это несколько охладило Петьку, но он тут же нашелся и наказал Шухрату:
— Значит, придешь завтра или послезавтра, в общем, когда парень выспится.
Конев спал долго. Впервые за несколько месяцев он спал без снов и тревожного ожидания сигнала побудки. И, главное, чувствовал, что никто не взвалит на его плечи дополнительную работу после отхода ко сну как обязательное условие становления. Спал усталый, не привыкший к корабельной напряженке новичок, не державший в гражданской своей допризывной жизни ничего тяжелее скрипки.
Рану дергало, он мотал головой, но не просыпался. Со времени прибытия на корабль в Игоре будто работал какой-то механизм, заставлявший куда-то спешить, что-то делать, беспрестанно о чем-то беспокоиться. Старания у него было хоть отбавляй, он хотел в короткие сроки изучить устройство корабля, боцманское заведование, а вот времени и силенок не хватало. Теперь организм, пусть столь необычно получивший передышку, брал свое.
Он проснулся только через сутки, хорошо поел и решил поспать еще. Хоть небольшой, но личный матросский опыт подсказывал сделать это про запас. Конев снова уснул, как в темноте растворился. И спалось опять без сновидений, вот провалился, не стало тебя и отлично, и никаких забот да волнений.
На третьи сутки он лежал с открытыми глазами. Сначала нравилось просто лежать и ни о чем не думать. Потом откуда-то опять пришло чувство беспокойства, оно настораживало, матрос никак не мог понять, отчего вдруг стало казаться, что его где-то ждут, что он кому-то очень нужен, хотелось одеться и быстро, быстро куда-то бежать. Он пытался переключить мысли на школу, старых друзей, думать о музыке, но ничего не получалось. Мешали близкое, прямо за дюралевой переборкой гудение механизмов, голоса и шаги сновавших по коридору людей, металлическое карканье динамика громкоговорящей связи.
Голова болела, Конев трогал ее, осторожно массировал кожу вокруг раны, он даже стал думать о том, что страх явился следствием полученной травмы.
Потом, когда пытка беспокойством стала почти невыносимой, матрос ясно понял, что причина в другом. Будем мыслить логически, разложим все по полочкам, сказал он себе. Для чего его призвали, выдали форму военного моряка? Для того, чтобы служить. Он здесь, на борту, а нужды в нем, увы, не испытывают. Значит, понял Игорь, беспокойство вызвано тем, что сознание уже настроилось реагировать на вынужденное безделье. Корабельная жизнь продолжалась без него, вот в чем дело. Отсюда и мысли, что его отсутствие обязательно скажется на обстановке. За короткое время, проведенное им на службе, Игорь свыкся с мыслью, что он и его старание необходимы. Офицеры объясняли, да и он сам понимал, что корабль является оружием коллективным, что для положительного выполнения поставленных перед ним задач требуется вклад каждого члена экипажа. На боевых кораблях пассажиров не возят, для победы в бою нужен весь коллектив до единого человека, так его учили и такой настрой заставлял поступать определенным образом. Но вот он, матрос Конев, лежит сейчас в лазарете и это никого не трогает. Значит, есть он или нет его, как боевой единицы, боцманской команде безразлично. Все прекрасно справляются и будут впредь чувствовать себя спокойно. Стало обидно.
Допустим, отсутствие главного боцмана всегда заметно. Если бы заболели командир отделения или матрос Силагадзе, или какой-нибудь комендор, машинист, тоже, наверное, были бы у людей причины для волнения…
На свете все должно быть взаимосвязано и определено, как в оркестре. Он представил, что испытывали бы музыканты, не приди он, или кто-то другой на тренировку, то есть репетицию. Тренировка, это здесь, на корабле, специальное практическое занятие по изучению специальности.
Конев закряхтел, приподнялся. Санинструктор подскочил, показал кулак:
— Ты, контуженый, лежи спокойно. Чего надо?
— Что-то не спится уже. Можно, я в кубрик пойду?
С этими словами он сел, спустил с койки ноги и тут же нарвался на окрик:
— Я сказал, тебе вредно двигаться, лежи спокойно! А еще лучше будет, если возьмешь, да и поспишь еще минут шестьсот.
Игорь прилег. Медику столь беспрекословное послушание больного понравилось, он назидательно поднял указательный палец, улыбнулся:
— Ибо светилами медицины сказано — сон укрепляет здоровье.
— Кому о моем здоровье печалиться?
— Вроде еще не сошел с ума, а уже выступаешь, — сторонник сна поджал губы, снова недовольно нахмурился, пощупал пациенту лоб и спросил — ты что, совсем? С головой не шути, понял? Может, доктора позвать, пусть проверит тебя к чертям собачьим.
С этими словами он побежал к телефону.
Пришел майор, с порога бросил на Конева быстрый взгляд, спокойно облачился в белый свой халат, вымыл руки и подсел к нему:
— Ну-с, соколик, сначала покажем язык!
Он заставил «соколика» дотронуться поочередно левой и правой рукой до кончика носа, смерил давление и, довольный результатами, шлепнул его по голой спине:
— Отоспался, говоришь? Головушка не болит? Все у тебя в порядке, хоть завтра на выписку. Вообще-то особо спешить не будем, полежи еще, а потом марш-марш в кубрик.
Конев послушно кивнул.
Ему хотелось пожаловаться на то, что в лазарет никто из команды проведать его не приходил, и это огорчает. Близких друзей он завести не успел, но все-таки. Неужели он совсем безразличен ребятам. Гоча, например, мог зайти. А еще корабль, экипаж, одна семья называется. Во время войны тоже каждый за себя будет?
Ему хотелось рассказать о случае с матросом Зверевым. Не для того, чтобы пожаловаться, нет. Просто доктор относился к нему не так, как другие. Еще хотелось расспросить про того матроса, из-за которого попал сюда. Кажется, такой же нахальный тип, как Зверев.
Не стал, горько подумав при этом, что лежать ему тут, как валяется в сарае какой-нибудь ненужный предмет. Никому до него нет дела. Конев ничего не сказал, но доктор понял причину его беспокойного поведения. Он присел на кушетку, спросил:
— Скучаешь? Ну и зря. Санинструктор докладывал, что приходили два матроса. Обещали еще зайти. Позавчера был старший мичман Петрусенко. Тоже спрашивал о тебе.
Майор, изображая Петра Ивановича, сделал насупленное лицо, напрягся, крепко сжал кулаки, раза два оглушительно крякнул, сказал басом: «Доктор, значит, ничего страшного у моего мальца? А то, может, каких таблеток особых надо или еще чего?» Доктор достал из холодильника банку варенья:
— Вот, это тебе от него.
Игорь представил старшего мичмана и улыбнулся. Вот уж неожиданность. Скорее всего, товарищ майор принес из дому свое варенье, Конев никогда бы не подумал, что главный боцман способен на такое. Он так и заявил врачу. Тот заверил, что нисколько не сочиняет.
— Ругал, наверное, меня.
