Воевали мы честно (История 31-го Отдельного Гвардейского тяжелого танкового полка прорыва. 1942 - Колбасов Николай Петрович
Получил письмо из дома. Из него узнал, что отца взяли в армию и отправили на фронт. Дома осталась мать, у которой была сильная гипертония, и брат Миша. В 1943 году он работал со своим классом в колхозе. Спали чуть ли не на голой земле. Брат простудился и заболел туберкулезом.
Бои продолжались без особых успехов. В одной из атак немецкая болванка пробила лобовую броню одного из танков и пролетела между ног механика-водителя. На обоих сапогах болванкой содрало кирзу, а у самого механика не оказалось ни царапины. Весь полк ходил смотреть на эти сапоги, а в следующем бою механик-водитель погиб.
Болванка — это немецкий противотанковый снаряд. Небольшая, длиной сантиметров 30, диаметр 76 мм, она имела огромную скорость полета. Ночью даже было видно, как она летит. Болванка светилась, раскаленная трением. Одному из танков такой снаряд пробил маску, место, где ствол пушки выходит из башни. В этом месте самая большая толщина брони. Внутри болванка срезала угол откатника пушки и, ударившись о заднюю стенку башни, оставила вмятину в броне. Когда еще теплую болванку подняли и осмотрели, то, после всех этих ударов, у нее только чуть-чуть притупился носик. Болванку вставили в отверстие, пробитое ею же в маске, и заварили.
У нас против танков применялись подкалиберные кумулятивные снаряды. Конусообразная головка снаряда состояла из нескольких частей, собранных ступеньками. Эти снаряды пробивали броню немецких танков. Кстати, броня наших танков КВ намного превосходила немецкую, особенно в первые годы войны, когда броня прокатывалась. С 1944 года башни стали делать литыми, и они стали более хрупкими. Зато литье упростило производство и увеличило количество. Еще крепче была броня у английских танков «Черчилль» и «Матильда», и она при поражении давала меньше осколков. Но по конструкции наши танки были лучшими в мире.
В конце войны у немцев появилось новое оружие — гранатомет «Фаустпатрон». Это была небольшая труба с овальным набалдашником — кумулятивной гранатой. Трубу брали подмышку или на плечо и, наведя гранату в сторону танка, производили выстрел. Граната поражала цель на расстоянии до 50 метров. В броне прожигалось, как просверливалось, аккуратное отверстие, после чего заряд влетал внутри танка и взрывался, поражая боеприпасы, баки с горючим и другие воспламеняющиеся материалы. Это оружие оправдывало свое дьявольское название и наводило страх на танкистов.
В январе 1945 года в полк пришла новая техника. Вместо танков мы получили самоходные орудия СУ-152. Это были прекрасные могучие машины, но применялись они по-дурному. Самоходные артиллерийские полки действовали, как правило, из засад и укрытий. 152-миллиметровые снаряды могли поразить любую цель. А у нас эти машины стали применять как танки. Неповоротливые, с небольшим запасом снарядов, ведущие огонь с места, они становились прекрасной мишенью во время атаки. В это время отменили должности политруков. Офицеров быстро переучили. Экипажи самоходок пришли к нам с командирами и водителями — бывшими политруками. Крепко подкованные идейно, они не имели боевого опыта и не спешили покидать подбитые машины, сгорая целыми экипажами. После того как все СУ-152 были быстро уничтожены, нам прислали новые самоходки СУ-122. Несколько боев, и тот же результат. После этого мы снова получили танки КВ.
Бои шли в районе поселка Ауце. Здесь же были населенные пункты Яунауце и Яунауцес. Большие потери понес взвод автоматчиков. Как всегда, ночью, автоматчики понесли пищу танкистам. Возвращаясь обратно, попали под обстрел. Двое из бойцов бросились в ближайшую воронку, а остальные укрылись в оказавшейся поблизости землянке. И именно в эту землянку попал снаряд. Восемь находившихся в ней автоматчиков погибли. В следующую ночь нести пищу танкистам было некому, и послали всех, кого только смогли найти. Вот и нашему экипажу пришлось закинуть термоса с кашей за спину и вместе с другими товарищами отправиться на передний край. Шли густым лесом. Время от времени тропу освещали взлетавшие ракеты. Накормив несколько экипажей, мы подошли к очередному танку. Емельянов сбросил с плеч на землю термос со щами и тут же раздался взрыв. Термос взлетел на воздух и, зацепившись ремнями за ветки, повис на дереве. Из развороченного дна выливались остатки щей. Оказалось, термос встал на противопехотную мину. Хорошо, что никто из нас не пострадал. Накормив танкистов, мы вернулись обратно. Через несколько дней автоматчики получили пополнение.
В автоматчики был переведен заряжающий одного из танков. Звали его Игорь. Он не поладил с командиром, и офицер выгнал его из экипажа. Игорь очень переживал и чуть ли не позором считал свою новую службу.
Игорь был веселый, остроумный парень из Одессы. Он знал много анекдотов и песенок. Мы успокаивали его, уверяя, что на новом месте будет ничуть не хуже. Очень скоро он в этом убедился сам. Во время очередной атаки танк Игоря был подбит. Машина сгорела вместе со всем экипажем. Прошло несколько дней. Автоматчики снова понесли пищу и не смогли найти один из танков. Оставшийся без питания экипаж по радио выразил свое возмущение. Начальство передало это недовольство бойцам взвода. Автоматчиков обвинили в том, что из-за трусости они не добрались до танка. Игорь не стерпел обиды. Схватив термос, он один пошел на передний край и не вернулся. На следующую ночь его нашли в лесу. Он погиб, попав под минометный обстрел.
Мы с Николаем Индюковым шли по дороге. Навстречу нам трое конвоиров вели колонну из тридцати пленных немцев. Рядом шла молодая женщина с грудным ребенком на руках и громко, в голос плакала. Она кричала: «Ой, ты, родненький мой! На кого же ты меня покидаешь?! Охтеньки! Охтеньки! Да как же я без тебя жить-то буду?! Охтеньки! Охтеньки!». И тут она бросилась в середину колонны. Одной рукой прижимая ребенка, другой обняла одного из немцев, низенького худого солдатика. Немец смущенно оглядывался кругом. Конвоир бросился к женщине и, выдернув ее из колонны, толкнул прикладом: «Ах ты, сука фашистская! Навязалась на нашу голову!». Женщина опять затянула свои причитания. Мы поинтересовались, что происходит. Оказалось, что бабенка пригуляла от немца ребенка. Когда фашистов погнали из-под Ленинграда, она из Новгорода пошла следом за своим отступавшим фрицем. И теперь, уже в Курляндии, продолжала тащиться за ним, угоняемым в плен. Колонна ушла вперед, но еще долго был слышен плач и причитания этой несчастной женщины.
Начальник связи на нашем фургоне поехал зачем-то в тыл. По дороге на контрольно-пропускном пункте машину остановили, к чему-то придрались, и наш старенький, прошедший огонь и воду фургон был конфискован из-за технической непригодности. Через несколько дней мы получили новый маленький микроавтобус. Установили в нем свою SCR-ку и продолжили воевать.
Получая письма от отца, я обратил внимание на даты на почтовых штемпелях. Получалось, что письма приходят на второй или третий день после отправления. Значит, отец был где-то совсем рядом. Это предположение вскоре подтвердилось.
Мы вышли на переформирование. Стояли в лесу, в семи километрах от переднего края. На опушке леса расположились батарея 76-мм пушек и чуть в стороне медсанбат. Рано утром начсвязи Тимофеев приказал ехать на армейский склад. Надо было получить запасное имущество к радиостанциям. Добираться предстояло на попутках. После завтрака мы с Индюковым и Васениным пошли на шоссе. Когда проходили мимо машины-летучки командира взвода роты техобеспечения, в небе разорвался шрапнельный снаряд. Из фургона выглянул командир взвода Михаил. Еще недавно он был водителем танка, и очень неплохим. Михаил был одним из трех механиков-водителей, которым под Нарвой удалось благополучно вывести свои машины с поля боя. И награды у него были боевые: две медали «За боевые заслуги», две «Звездочки» и два ордена «Отечественной войны». Не так давно командование оценило его и перевело в роту технического обеспечения, РТО. Он был очень доволен. При встречах с удовольствием рассказывал, как хорошо ему служится на новом месте.
