Легенда о флаге - Стрехнин Юрий Федорович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— Э-эй, матрозен! — донеслось с другой стороны улицы. — Сда-вай-са плен! На-зад не-ку-да!
— Ах вы, черви зеленые! — ругнулся Музыченко.
Словно в ответ улюлюкнула мина, рванула где-то над перекрытием. По спине Иванова больно простучали куски отскочившей штукатурки.
Мина. Еще мина. Еще!..
Грохот давил в уши. Горло забила поднятая взрывами сухая каменная пыль. В носу щипало от запаха сожженной взрывчатки.
Мины рвались где-то наверху, на искалеченных перекрытиях, рвались и впереди, на мостовой перед домом. Пылью запорошило глаза. Протерев их, Иванов увидел: с противоположной стороны улицы прямо на него бегут немцы — налегке, в одних мундирах.
Тщательно прицелившись в переднего, полоснул по нему скупой очередью. Еще по одному…
Но из развалин напротив снова выбегают немцы. Уже на середине улицы…
— Гранатами — огонь! — Голос старшины.
Отложив автомат, Иванов выхватил гранаты, метнул, одну за другой, обе. Рядом Музыченко, рывком перекинув сумку на живот и встав на одно колено, что-то покрикивая, бросал свои.
Косо летящий дым от разрывов гранат закрыл подбегающих врагов. Дым развеялся. Немцев уже не видно. Только один — не тот ли самый, передний — лежит, упершись макушкой каски в расколотые кирпичи.
Тишина… Лишь где-то в стороне не утихает стрельба. Но что это?.. Еле слышный, однако с каждой секундой все более внятный звук мотора. И тяжелый железный лязг. Танк?..
Лязгает и урчит все ближе… Вот он! На той стороне улицы, из-за углового дома, высунулся серый пушечный ствол с уродливой шишкой дульного тормоза на конце. Следом осторожно выдвинулась махина танка. Иванову показалось — черный зрак ствола глядит ему прямо в лицо. Невольно зажмурился: «Сейчас даст…»
Прежде чем припасть к земле, на долю секунды открыл глаза и успел увидеть рыжее косматое пламя, полыхнувшее из пушки танка.
Дробный перестук валящихся кирпичей. Чей-то короткий крик неподалеку. Как не закричать от ярости — ярости бессилия?
Оставалось одно: припасть грудью к острому щебню и ждать, ждать, каждую секунду ждать: «Сейчас в меня».
О, как длинна такая секунда!
Танк продолжал долбить здание снарядами. Они проламывали стены, рвались где-то внутри, заполняя все вокруг пылью и дымом. В ушах звенело. После каждого разрыва их словно забивало ватой.
Улучив миг тишины, Иванов глянул в пролом: что на улице? Не поднялись ли немцы за танком в атаку?
Увидеть ничего не успел. Перед глазами сверху хлынул поток кирпича и бетонного крошева, взбивая клубы пыли.
Пыль расходилась медленно — каменный короб здания держал ее, все вокруг заволок серый колыхающийся сумрак. «А куда делся Музыченко? — спохватился Иванов. — Ведь только что был рядом».
— Филя! Музыченко! — крикнул он, но не услышал своего голоса — его заглушил новый разрыв.
Мимо, невидимый в пыли, полз кто-то из десантников, кирпичи, раскатываясь, гремели под ним.
Сквозь пыль Иванов увидел чью-то голову в пилотке.
Человек в пилотке как слепой ткнулся в него, зашарил руками, ощупывая. В оседающей пыли Иванов разглядел: лоб ползущего залит кровью. И вдруг узнал:
— Филя! Да куда ж тебя? Постой, перевяжу!
Нащупав в кармане брюк раненого пакет, Иванов начал бинтовать ему голову. Но Музыченко в полубеспамятстве все порывался встать, кричал, захлебываясь клокочущей во рту кровью:
— Пустите! За мной!
Грохот нового взрыва потряс здание. На руки Иванова хлынул крошеный камень. Только что распечатанный белоснежный бинт мгновенно посерел. Отряхнув его и кое-как наложив повязку на лоб Музыченко, Иванов оттащил товарища назад, в полузаваленный обломками угол подвального помещения — там безопаснее, — и оставил лежать. Как-то сразу Музыченко затих — не потерял ли сознание? Побыть бы с ним. Но если немцы подымутся в атаку?
Вернуться на свою позицию, к наружной стене, не успел: тугая горячая волна отбросила его на железные прутья арматуры, торчащие из раскрошенного бетона. К счастью, не напоролся, только больно ушибся.
Едва успел встать — опять все содрогнулось от грома, Иванова снова швырнуло на перекрученную арматуру. «Чем ждать, пока тут завалит, — на улицу, вперед!.. Но что ж я, в одиночку? А Филю как оставить?..»
В полутьме подвала, наполненного не успевающей оседать пылью, его взгляд не отыскал никого. Прокричал:
— Эй, кто тут есть?
Словно в ответ громыхнуло наверху, перекрытие над головой дрогнуло. Сейчас рухнет!.. Метнулся в сторону. «Уцелел…» Только в голове знакомый звон.
Снаружи прогремело еще несколько разрывов. Танк? Нет, посильнее… Да это ведь свои стреляют! Выручили артиллеристы! Спасибо, боги войны!
Все тише скрежещут гусеницы, урчит, удаляясь, танк.
Поблизости где-то в глубине здания послышались голоса. Десантники, во время обстрела укрывшиеся кто где, собирались вновь. Меж стен еще не улеглась пыль, она мешалась с дымом — что-то горело. Поднявшись, чтобы отыскать Музыченко, Иванов не успел сделать и двух шагов, как увидел, что тот из-за простенка сам идет ему навстречу. Идет пошатываясь, весь — от повязки на лбу до ботинок — серый от пыли.
Иванов бросился к нему:
— Отдышался, Филя?
— Порядок! — прохрипел тот в ответ. — Еще дам фрицам жизни!
Филя тяжело, как-то осторожно, присел, потрогал запасные диски на поясе, пустую гранатную сумку, задержал ладонь на ней:
— Придется теперь мне гранат подзанять. У фрицев…
По команде старшины десантники, уцелевшие после обстрела, выбежали из дымящихся стен и устремились через улицу. Иванов и Музыченко держались рядом.
Из развалин напротив, где несколько минут назад были немцы, не раздалось ни одного выстрела.
Перемахнули улицу. Музыченко не отставал — видно, собрался с силами, здоровяк. Бежит, только покряхтывает.
Кругом бесформенные груды камней, каменный пустырь. Куда делись немцы?.. Вперед!
— Полундра! — Иванов пригнулся, услышав зловеще-знакомый посвист летящей мины.
Перед глазами железная дверь, вся во вмятинах от осколков. С нее пустыми глазницами глядит пронзенный молнией череп. Трансформаторная будка…
— Филя, сюда!
Протиснувшись в чуть приоткрытую дверь, хотели захлопнуть ее, но она не поддалась.
В будке было темновато. Свет, падавший через узкие горизонтальные окна-щели под потолком, процеженный сквозь железные жалюзи, едва достигал пола. На нем почти до окон громоздились исковерканные остатки трансформаторов.
Разрывы мин стихли. Иванов выглянул в дверь:
— Пошли, Филя!
Музыченко не ответил. Иванов оглянулся:
— Опять сомлел? Вот беда!..
Он растерянно стоял перед Филей: тот сидит на полу, прислонясь спиной к измятому железу, болезненно морщится, держась за повязку на голове.
— Вот что! — не стал задумываться Иванов. — Отдышись да топай потихоньку назад. А диски с патронами мне оставь.
— И самому сгодятся! — Филя снял руку с повязки на голове. — Обожди, сейчас пойдем. Накатило на меня…
— А если опять накатит? И так от своих отстали. Как с тобой-то я?..
— Боишься — обременю?
— Да я не потому… — смутился Иванов. — Тебе в санчасть надо.
— Город возьмем — тогда. Где ее сейчас искать?
— И то верно. Скорее немца найдешь, чем доктора. Ладно, Филя, топаем вместе до победного.
Они спешили. Их подталкивал в спины страх. Нет, не страх перед врагом. Страх, что они, пока Филя приходил в себя, потеряли своих.
В незнакомых дворах, за глухими оградами, сложенными из камня, где они пробегали, трудно было понять, как разворачивается бой. Он гремел россыпью очередей где-то неподалеку, и было похоже — бой, только что катившийся от порта в город, теперь клокочет где-то на одном рубеже, не в силах перехлестнуть через него.
— Поднажмем! — торопил Музыченко, хотя сам едва поспевал за Ивановым.
— Боишься, твой старшина с довольствия спишет? — пошутил тот, как шутил когда-то над Василем.
Еще один разбитый дом на пути.
Проломы в стенах. Груды камней. Искривленные балки, ржавые водопроводные трубы, торчащие из каменного крошева. Это был нелегкий путь, особенно для Музыченко. Он не хотел признаваться, что опять ослабел. Все же пришлось сделать передышку. Но едва успели присесть, как где-то совсем близко послышалось многоголосое:
