Танкисты (Повесть) - Баскаков Владимир Евтихианович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Этой ночью майору Вагнеру пришлось решать уравнение со многими неизвестными. Наблюдение за передним краем русских не показывало каких-то серьезных признаков активности.
Активизировались партизаны. Взорваны многие мосты, но циклы этих партизанских действий трудно поддаются аналитическому исследованию.
Оставленный в районе Гомеля агент — стрелочник на железной дороге — добрался до тайника с рацией и передал, что идут эшелоны с войсками. Танков и тяжелой артиллерии он не обнаружил. Идет пехота. Но это может быть лишь смена и пополнение войск, уставших после не очень удачных весенних попыток русских продолжить зимнее наступление и улучшить положение на Белорусском фронте, — возможен и такой вариант. Или подготовка к частному, сковывающему удару, чтобы не дать немцам перебросить отсюда дивизии на север Украины, где будет, это совершенно ясно, нанесен главный удар.
Вот если бы сюда шли танки и тяжелая артиллерия — это бы означало, что противник готовит крупное наступление именно против группы армий «Центр».
Правда, слуховые установки обнаружили в районе Озаричей длительный шум, позже воздушная разведка засекла там несколько гусеничных тракторов, корчующих лес. Русские строят укрепления, усиливают оборону и, быть может (и этот вариант не надо сбрасывать со счетов), готовят аэродромы. Подобрано несколько экземпляров дивизионных газет. Вагнер просмотрел переводы. Статейка «Лопата — друг солдата» рассказывала о каком-то ефрейторе Лучкове, который отрыл окоп полного профиля раньше срока, и его похвалил за это старшина Прохоренко. Другая заметка, «Проглядишь оком — заплатишь боком», содержала высказывания русских полководцев Суворова и Кутузова и тоже давала советы, как окапываться, соблюдать маскировку и делать бревенчатые накаты. Остальные заметки были в таком же роде. У Вагнера, человека достаточно опытного, мелькнула мысль, что в этих заметках есть что-то преднамеренное, но он отогнал эту мысль, когда прочитал в другой дивизионной газете статью некоего лейтенанта А. Губина «Взвод в наступлении» и подборку заметок «Прямой наводкой». В общем, обычная газетная шелуха, которая ему, разведчику, не давала ничего интересного.
Для более точного определения характера и масштабов новых частей, прибывших в Гомель и на другие станции, нужен хороший «язык». Именно хороший — из состава новых частей. Но здесь большими успехами похвалиться было нельзя. Правда, удалось украсть уснувшего в передовом охранении пулеметчика — но он ничего не знал да и вряд ли мог знать что-либо, и его красноармейская книжка свидетельствовала, что на переднем крае стоит дивизия, уже давно нанесенная на карты. Другие «языки» были вроде этого.
Итак, Вагнер составил для себя рабочую гипотезу: генштаб прав, русские сейчас не будут предпринимать в Белоруссии крупные наступательные операции. Как один из вариантов можно ожидать ложных ударов, разного рода демонстраций для сковывания немецких сил. Сейчас они, конечно, свои главные ударные соединения направят на Украину, где есть возможность прорыва, потому и русские танковые армии находятся именно на юге. И это правильно: зачем им вязнуть в белорусских лесах и болотах, когда там, на юге, открываются такие перспективы. Вероятна также попытка русских прорваться в Прибалтику. Там надо быть наготове. В уступе в районе Ковеля русские имеют сильную группировку, но наступать там безумие: вся белорусская группировка рейха охватывает их правый фланг и в любой час готова парализовать и ликвидировать возможный удар.
В комнату вошел молодой офицер и сказал Вагнеру, что генерал приехал и ждет его в своем кабинете.
Вагнер еще раз приложил платок к подбородку, вставил картонную папку в кожаный бювар и направился вслед за офицером.
Генерал-майор Крафт оказался, против обыкновения, в хорошем настроении, что сразу заметил Вагнер: «Вон какой огурчик в свои шестьдесят лет! Выспался, конечно, ему не пришлось корпеть всю ночь над картами и бумажками, а потом бриться в сортире».
Генерал не поздоровался с Вагнером за руку, но довольно приветливо спросил:
— Все готово?
— Да, господин генерал. — Вагнер положил на стол папку.
Крафт раскрыл папку, надел очки и стал просматривать документы и записку, составленную Вагнером.
— Ваши выводы заслуживают внимания, — сказал наконец генерал и закрыл папку. — Они, кстати, совпадают с гипотезой генштаба и фюрера.
— Разрешите, господин генерал?
Генерал снял очки и, протирая кусочком замши стекла, пристально посмотрел на майора.
— Наша рация, заброшенная в район Гомеля, замолкла. Ее, очевидно, запеленговали и ликвидировали. Я считаю, что нужно создать хорошо подготовленную группу и добыть ценного «языка» из новых соединений, прибывающих на русский фронт. Это необходимо, чтобы поставить точку.
— Интересное предложение. — Генерал положил очки на стол. — Возьмитесь за него лично. А сейчас составьте шифровку в генштаб о наших выводах. Я, в свою очередь, позвоню Хойзингеру. Если будут новости, немедленно сообщите мне. А сейчас — в добрый путь.
Генерал встал из-за стола и пожал руку майору.
Шубников возвратился в свой корпус лишь утром. Всю ночь он просидел в школе на краю села, где размещался штаб кавалерийского корпуса. Два комкора — танкист и конник — пили крепкий чай и уточняли взаимодействие, договаривались о связи.
В этой конно-механизированной группе, которая должна войти в прорыв и глубоко охватить фланг главных немецких сил, а затем выйти к ним в тыл, старшим должен был быть командир кавкорпуса.
Шубников уважал этого бритоголового заслуженного кавалериста, бывалого генерала и смелого человека, и не считал для себя обидным подчиняться равному по званию и по должности — таково армейское правило: общевойсковой командир считался при равном положении старшим перед танкистом или артиллеристом. Но, хотя Шубников и сам смолоду был кавалеристом, все же, положа руку на сердце, он полагал, что конные корпуса уже сделали все, что могли сделать, что их история, славная, красивая, позади, а не впереди, их должны заменить и, по существу, заменили танковые и механизированные соединения. Но как человек военный понимал, что здесь, в Белоруссии, в густых лесах, конница может действовать успешнее, чем где-либо, — она пройдет даже по бездорожью, сможет, если надо, просочиться через болота, в тылы, скрытно захватить переправы и серьезно помочь танкам и пехоте. Правда, он опасался, что на марше — дорог здесь мало — обозы могут затруднить быстрое передвижение танков, столь важное в этой стремительной и смелой операции. Но это, видимо, понимал и кавалерист, хотя они и не говорили за чаем на эту тему. Прощаясь, он весело сказал Шубникову:
— Не волнуйся, Николай Егорыч, дороги мы с тобой поделим, не запутаемся. Места знакомые. Я тоже здесь служил.
«Виллис» Шубникова въехал в лес, перегороженный наскоро сделанным из неструганой сосны шлагбаумом. Часовой проверил документы («Молодец, инструкцию знает», — подумал Шубников) и пропустил машину генерала на лесную просеку.
У штабного автобуса «виллис» остановился.
К Шубникову подошел корпусной прокурор подполковник Голуб и, поздоровавшись за руку, сказал:
— Чепе, Николай Егорыч.
— В чем дело?
— Дело серьезное.
Шубников остался сидеть в машине, рядом с которой теперь стояли уже не только Голуб, но и начштаба Бородин и замполит Кузьмин.
— Пропал офицер с тыловой сводкой. Вез на мотоцикле в армию — и пропал, — сказал Бородин.
— Сбежал, — спокойно уточнил Голуб, снял фуражку и обтер бритый череп чистым носовым платком.
— Давай не торопиться, Голуб, это еще не установлено, — сказал Кузьмин.
— Не установлено, что и не сбежал, — спокойно ответил Голуб.
— Фамилия? — спросил генерал.
— Вот. — Подполковник Голуб протянул Шубникову папку, и тот прочитал уже отпечатанный на машинке текст: «Мальцев Николай Петрович, 1921 года рождения, уроженец города Гомеля, образование — Саратовское танковое училище, старший лейтенант, комсомолец, в Советской Армии с марта 1941 года, служил на Западном и Калининском фронтах, наград не имеет. Тяжело ранен в окружении, в районе города Белый».
