Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Борисов надел спасательный жилет, показал Петьке на громкоговоритель:
— А ну, поторопи, время!
Тот с готовностью проскрипел:
— Баковым на бак, ютовым на ют, шкафутовым на шкафут. Корабль к съемке с другого корабля приготовить!
И снова громкоговоритель долго ждать не заставил, передразнил Иванова не хуже попугая, слово в слово. Пока поднимались на верхнюю палубу, каждый счел своим долгом изобразить из себя диктора. Матрос Милованов, зажав нос пальцами, дурашливо верещал:
— Внимание, внимание! На первую путю прибывает поезд Москва — Воркутю…
Клим построил подчиненных на шкафуте, проверил правильность экипировки. Он подтянул ремень спасательного жилета у Милованова, погрозил пальцем, так, на всякий случай, Шухрату. Тот развел руками: вот он я, тут, никуда не делся, стою, как все.
Матрос Милованов поднял руку, ему захотелось задать мичману вопрос.
— Слушаю вас.
— Тащ мичман, а чо, мы в море точно пойдем? Может быть, просто учебная тревога?
Борисов понял настроение новичка. Хотелось парню в море, да не только ему. Засиделись ребятки на берегу.
— Точно, товарищ матрос, точно. А вот вернемся в базу, возьму я свой чемоданчик и на целых полтора месяца укачу в отпуск.
— Не отобьют?
— Накаркайте мне…
На юте и баке дежурные боцманы старшего мичмана Петрусенко разворачивали сигнальные флажки. Сам Петр Иванович хлопотал у шпилей, что-то согласовывая с группой из электромеханической боевой части. Палуба заметно подрагивала от запущенных двигателей. Ветер полоскал Военно-морской и Государственный флаги. Погода обещала быть свежей. Вдали за боновыми воротами ясно просматривались белые барашки волн.
Подошел командир дивизиона лейтенант Коломийцев.
— Климент Иванович, ветер отжимной, должны сняться как по писаному.
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Что у вас за заминка вышла сегодня по тревоге? Командир боевой части вашу команду всегда в пример ставил, а сегодня ему не понравилось, сказал, что акустики собирались как мертвецы, доклад ваш долго не проходил. За то, что тянули кота за одно место, выразил мне свое неудовольствие.
Клим заметил тревожный взгляд Уразниязова.
Коломийцев не стал ожидать ответа, опять вернулся к теме о погоде.
— Если в море будет сильное волнение, гидроакустическую вахту придется отставить, а жаль, пора морякам жирок подрастрясти. Пора, пора. Привыкли в учебном корпусе на тренажерах сидеть. Ну, да будем надеяться на лучшее. Хотя, если обратиться к классикам русской литературы, то мы убедимся, что, например, даже гражданский человек Александр Сергеевич Пушкин рекомендовал поступать с оптимистами по-военному. Поэт говорил читателю: души прекрасные порывы. Таково его пожелание. Слышите, душить советовал и, я так думаю, что двумя руками сразу.
Клим удивленно поднял брови. Александр Васильевич реакцию мичмана заметил, осекся, тут же заявил, что не все сказанное классиками нужно брать на вооружение, и выразил надежду, что поработать акустикам все же удастся. Такой вот произошел разговор между командиром дивизиона и подчиненным ему старшиной команды.
Вначале, как это и предписано при отжимном ветре, отдали баковые швартовые концы. Нос неторопливо покатился в сторону от соседнего корабля. На шкафуте по команде стравили дополнительные, потом пошли коренные швартовы. Медленно, а потом все быстрей загремела в клюзе выбираемая якорная цепь. С ходового мостика донеслось усиленное динамиком: «Машины на передний ход!» За кормой, свободной от стягивающих швартовов, вспух белый бурун. Корабль плавно двинулся вперед. Дежурный боцман на баке указал флажком перпендикулярное положение якорь-цепи: якорь встал! Тут же прозвучала команда:
— Стоп машина, пошел шпиль!
Звено за звеном выползала из глубины якорь-цепь, тугие струи брандспойта смывали с нее вонючий ил и глину. Чугунные звенья, каждое с пуд весом исчезали в якорном ящике. Расстояние между пирсом и большим противолодочным кораблем все увеличивалось. Динамик голосом Петра Ивановича прогремел:
— Якорь чист!
— Машины — средний вперед, гюйс спустить, флаг перенести!
Клим, как бы ни был занят, старался не упустить красивый этот момент. Он смотрел и загадывал: если смена флагов пройдет без сучка и задоринки, если корабль даже на сотую долю секунды не окажется без флага, выход в море будет удачным.
Для наблюдения достаточно было пройти на ют, встать немного в стороне так, чтобы в поле зрения находились корма и самая высокая на корабле грот-мачта.
Клим решил не отказывать себе в удовольствии и на этот раз. На глаза попался матрос Уразниязов. Мичман пригласил:
— Пойдем, прогуляемся.
По известной причине Шухрат пошел за старшиной команды с опаской. А тут еще Петька выдал ему вдогонку:
— Сейчас тебе пропишут порцию горяченьких.
Уразниязов понимал, что за опоздание по сигналу тревоги с него обязаны спросить. Он ждал и, чего греха таить, побаивался предстоящего с новым старшиной разговора. Но помирать, так с музыкой, с флагом «Погибаю, но не сдаюсь!» — Шухрат поднял голову и выкрикнул в спину идущего впереди мичмана:
— Нотация не люблю, учтите!
Тот обернулся:
— Кататься не любите? На чем кататься, куда?
Потом понял о чем речь, усмехнулся, махнул рукой.
Сигнальщик у флагштока уже начал спуск флага. На ходовом мостике пока все было спокойно. Видеть, что делается на полубаке, мешала надстройка. Но вот наверху, в ажурном сплетении антенн вспыхнул и мгновенно расцвел бело-голубой цветок. Ветер рванул его.
Клим представил, как сигнальщик резкими движениями добирает фал, ощутил упругость бьющегося под напором воздуха полотна, в кончиках пальцев защипало, будто парусящая ткань рвалась прямо из его рук.
Борисов видел на гафеле до того потрепанные встречным потоком воздуха Военно-морские флаги, что еще немного и красные серп и молот начнут исчезать по ниточке. Он знал, не скаредность обеспечивающих служб тому причиной, а суеверие корабельное. Вот втемяшится сигнальщикам, что этот флаг счастливый, под ним, когда он был еще новешеньким, отстрелялись на отлично и все, будут упорно поднимать на выходах на стрельбище только его. Так будет до тех пор, пока командование не рявкнет.
Едва успело погаснуть полотнище на кормовом флагштоке, как на гафеле укрепился и заполоскался пронизанный ветрами прежних походов Военно-морской флаг. Под ним быть экипажу до самого возвращения на базу.
Мичман прикоснулся рукой робы подчиненного, легонько постучал костяшками пальцев себя по груди:
— Трогает здесь, правда?
Матрос неопределенно пожал плечами. Клим прочитал в его глазах вопрос: ради чего разыгрываешь тонкого психолога? И он негромко ответил:
— Да, можно сделать по-другому. Например, выругать тебя. Наказать, наконец. А ты погляди, постарайся увидеть моими глазами наши флотские традиции. И подумай, хорошо подумай, зачем они нужны. Ты, дорогой мой, не жди, когда тебя обкатает наша жизнь. Ты первый постарайся понять ее. Тогда все будет хорошо.
— Я, товарищ мичман, службу люблю. Только я вон какой… здоровый, болшой, а у нас кнопки, лампочки маленькие, как раз для Петьки. Стыдно мне, а?
— При чем твой рост? Ты давай не юли. Вот еще, ерунду какую выдумал. Если службу любишь, почему не стараешься?
Уразниязов, чувствовалось, не хотел затеваемого разговора. Но куда денешься, начальник заставляет, слушаться надо.
— Хорошо, скажу, врать не буду. Тяжело, потому что русский язык плохо знаю, колхозе жил, национальной школе разный там индикатор, акустика слова не слышал. Конечно, технике совсем слабый я, сейчас полтора года дээмбэ остался, понимать надо.
— Что, совсем ничего не знаешь? Схему из чего станция состоит, инструкции ты учил? Учил. Может быть, лень-матушка раньше тебя родилась?
— Что лень, какой такой лень? Я колхозе рано вставал, круглый день работал. Потом, учебке, русские слова ночью учил.
Лицо матроса побледнело. Он обиженно махнул рукой:
