Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 1 - Бондарев Юрий Васильевич (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Василий Владимирович Быков стал участником войны в восемнадцать лет. Было военное училище, был фронт. Сначала пехота, потом истребительная противотанковая артиллерия. Подобно Василию Теркину из поэмы Александра Твардовского, все испытал, что положено было испытать бойцу. был ранен, был без вести пропавшим, даже имя его осталось на одной из братских могил тех лет. Поэтому во всесоюзном поиске, который ведется по разным направлениям в том числе и литературой, есть своя тропа и у писателя Василия Быкова.
Она-то и привела его к обелиску на котором значились пять имен подростков, погибших во время войны, а через годы и годы появилось еще одно имя — их учителя Алеся Ивановича Мороза.
Весь мир знает о подвиге польского педагога Януша Корчака, принявшего смерть в газовой камере вместе со своими воспитанниками, но не оставившего детей несмотря на предложение фашистского офицера. А сколько учителей приняли смерть, оставшись неизвестными миру?
Повесть В. Быкова звучит как реквием о них, становится литературным обелиском, им посвященным. Но этим обращением к прошлому не исчерпывается содержание произведения. В нем читатель стремится рассмотреть во всей протяженности судьбы тех, кто погиб в войну, и тех, кто выжил, но продолжает чувствовать себя бойцом. Бойцом за справедливость, за восстановление имен и подвига погибших.
Повесть пронизана характерной для творчества Быкова атмосферой раздумья, она раскрывает сердце читателя для восприятия нравственного смысла подвига. Автор строг к себе и своему поколению, потому что подвиг периода войны для него — основная мера гражданственной ценности и современного человека.
Возможно, кто-нибудь из скептически настроенных читателей повести спросит: а собственно, был ли подвиг? Ведь учитель Мороз за войну не убил ни одного фашиста. Это во-первых. Кроме того, он работал при оккупантах, учил, как и до войны, ребят в школе. Несправедливость подобного сомнения очевидна. Ведь учитель явился к гитлеровцам, когда те арестовали его пятерых учеников и потребовали прихода его, Мороза. В этом и есть подвиг. Правда, в самой повести автор не дает однозначного «да-нет» на этот вопрос. Он просто вводит две полемические позиции: Ксендзова и Ткачука. Ксендзов как раз убежден, что подвига не было, что учитель Мороз не герой и, значит, зря его ученик Павел Миклашевич, чудом спасшийся в те дни арестов и казней, чуть ли не всю оставшуюся жизнь потратил на то, чтобы имя Мороза было запечатлено на обелиске над именами пятерых погибших учеников.
Спор Ксендзова и бывшего партизанского комиссара Ткачука разгорелся в день похорон Миклашевича, который, как и Мороз, учительствовал в сельской школе и уже одним этим доказал свою верность памяти Алеся Ивановича.
У таких, как Ксендзов, есть достаточно рассудочных доводов против Мороза: ведь тот сам, оказывается, ходил в немецкую комендатуру и добился, чтобы открыли школу. Но комиссар Ткачук знает большее: он проник в нравственную сторону поступка Мороза. «Не будем учить мы — будут оболванивать они» — вот принцип, который ясен учителю, который понятен и Ткачуку, присланному из партизанского отряда, чтобы выслушать объяснения Мороза. Оба они познали истину: борьба за души подростков продолжается и во время оккупации.
Борьбу эту учитель Мороз вел до самого последнего своего часа. Несомненно, он понимал, что обещание фашистов освободить ребят, устроивших диверсию на дороге, если явится их учитель, — ложь, фарисейство. Но не сомневался он и в другом: если не явится, враги-изуверы используют этот факт против него, дискредитируют все то, чему он учил детей.
И он пошел на верную смерть. Знал, что казнят всех — и его и ребят. И такой была нравственная сила его подвига, что Павлик Миклашевич, единственный уцелевший из этих ребят, пронес идеи своего учителя через все жизненные испытания. Став учителем, он передал морозовскую «закваску» своим ученикам, и Ткачук, узнав, что один из них, Витька, помог поймать недавно бандита, удовлетворенно заметил: «Я так и знал. Миклашевич умел учить. Еще та закваска, сразу видать».
В повести, таким образом, намечены пути трех поколений: Мороза, Миклашевича, Витьки. Каждое из них достойно совершает свой героический путь, не всегда явно видимый, не всегда всеми признаваемый…
Писатель заставляет задуматься над смыслом героизма и подвига, непохожего на обычный, помогает вникнуть в нравственные истоки героического поступка. Перед Морозом, когда он шел из партизанского отряда в фашистскую комендатуру, перед Миклашевичем, когда он добивался реабилитации своего учителя, перед Витькой, когда он бросился защищать девушку, была возможность выбора. Поступать именно так или не поступать? Возможность формального оправдания их не устраивала. Каждый из них действовал, руководствуясь судом собственной совести. Такой человек, как Ксендзов, предпочел бы скорее всего устраниться; есть еще любители порицать и поучать, не способные на самопожертвование, не готовые творить добро ради других.
Спор, который ведется в повести «Обелиск», помогает понять преемственность героизма, самоотверженности, истинной доброты. И принципы эти вечны, они благотворны и сегодня, в мирные дни: где бушевала война, теперь тихие зори…
«А зори здесь тихие…» — назвал свою повесть Борис Львович Васильев. И только в эпилоге становится до конца понятен глубинный смысл этого заголовка. Какой-то веселый отпускник пишет письмо товарищу, приглашая приехать в «непыльный уголок», в «райское» местечко, где к услугам отдыхающих два «шикарных» озера с окунями.
И вот в такое уютное, курортное место приехал, как сообщает автор письма, старик и с ним капитан-ракетчик, вероятно его сын. Оба они что-то разыскивают, но пишущий сначала не вникает в суть их поисков. А потом узнает: здесь, когда его, отпускника, еще не было на свете, воевали. И он включается в розыск. Нашли могилу, и приезжие установили на ней мраморную плиту, которую привезли с собою.
«А зори-то здесь тихие, только сегодня разглядел. И чистые-чистые, как слезы…» — заканчивает письмо отпускник. И наверно, что-то перевернулось в его душе, потому что от легкомысленной веселости не осталось и следа. Есть грусть, доброта и деликатность по отношению к старому бойцу и капитану-ракетчику, хотя и не решился он расспросить их, что же произошло здесь в то давнее время, когда он еще не родился…
Принято говорить, что будущее заложено в настоящем. Одинаково верно и то, что заложено оно и в прошлом. Молодой человек, отпускник, который прикоснулся к далекому от его нынешних дней прошлому, видимо, не сможет быть больше таким беззаботным, даже несколько легкомысленным, каким он был, судя по началу письма, раньше…
Ученые-социологи считают, что в последние десятилетия критерий ориентации личности молодого человека сводится к следующей формуле: «Найти свое место в жизни — это проблема, кем стать и каким стать». Отпускник, пославший письмо товарищу, где-то и кем-то работает, но писатель не говорит нам — кем и где. Для писателя важна другая сторона формулы: «Какой он, этот человек?» Мы не узнали имени отпускника, но почувствовали, что встреча с суровым и грозным военным прошлым не оставила его равнодушным. А это главное. Значит, он человек, не ушедший в свой крохотный уютный мирок, нет, он способен понять и принять чужую боль…
Писатель, создавший повесть «А зори здесь тихие…», принадлежит к другому поколению, он ровесник тех, кого разыскивали старый боец и капитан-ракетчик, называвший старика тятей по давнему деревенскому обычаю. Борис Львович Васильев вырос в семье командира Красной Армии. В автобиографической повести «Летят мои кони…» он рассказывает, что отец был для него примером, что в семье не было ничего показного: если посуда — то для того, чтобы есть и пить, а не держать напоказ гостям; если дом — то для того, чтобы жить в нем, а не устраивать склад мебели.
Если бы не война, может, стал бы Васильев историком, как мечталось ему в школе. Но 1941 отменил все мирные мечты; вчерашние школьники стали солдатами. Борис Васильев учился в бронетанковой академии, «метался» в окружениях летом сорок первого, «скитался» по полковым школам, по маршевым ротам.
