Шестьсот дней и ночей в тылу врага - Емлютин Дмитрий Васильевич (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Будучи в Москве, в сентябре 1942 года, я разговаривал в Коминтерне с Георгием Димитровым. Он одобрил наши намерения создать интернациональный партизанский отряд. Такого мнения придерживались и венгерские товарищи, с которыми мне пришлось тогда говорить.
И вот перебежчик Венголя положил начало созданию интернационального партизанского отряда. Правда, отряд был небольшой — всего 23 человека, но значение его было велико.
Перешедший на нашу сторону из 108-й венгерской бригады солдат Невои Ласло сказал нам:
— Я не фашист. Людей русских не убивал. Ненависть к фашизму и здравый рассудок побудили меня перейти к вам. Я хотел быть только ученым, а не убийцей. Но раз идет война, то я хочу вместе с вами драться с фашистами и быть участником освобождения народов Европы от гнета гитлеризма.
В интернациональный отряд мы принимали только добровольцев. Пленным и перебежчикам предлагалось самим определить свое место, не спешить с решением, подумать. Да я нам нужно было время для того, чтобы лучше присмотреться к ним. Ведь мы имели дело с людьми, которые служили в фашистской армии. Одни сразу просились в бой и шли на подвиг, другие держались особняком, настороженно.
Естественно, что тем и другим мы не верили сразу, вначале посылали на небольшие задания, использовали для пропагандистской работы среди противника.
Прошло немало-немного двадцать лет, но я до сих пор храню в памяти образ смуглого, с горячими глазами, очень подвижного солдата 108-й венгерской бригады Невои Ласло. За светлый ум и честность он был назначен комиссаром группы венгров в интернациональном отряде. Невои сочинял, писал от руки и печатал на пишущей машинке листовки, обращения к венгерским солдатам и офицерам, вел большую работу среди партизан интернационального отряда. Это он помог подготовить солдата Яноша к самоотверженному подвигу. Вот как это произошло.
Однажды я увидел Невои Ласло стоящим у входа в штабную землянку под проливным дождем.
— Здравствуйте, товарищ Ласло! — приветствовал я его. — Вы что же, решили на ночь холодный душ принять? Пойдемте в землянку.
— Это хорошая погода, товарищ командир. Пройдет наш Янош.
В штабе нас встретил начальник оперативного отдела подполковник Матвеев. Здесь находился и прибывший на инструктаж для выполнения боевого задания солдат 108-й бригады Янош. Открытый взгляд, спокойное твердое выражение лица убеждали нас, что он выполнит наше задание. Матвеев доложил обстановку. Оказалось, что два батальона войск СС, 108-я и 102-я венгерские бригады готовятся прочесать леса в направлении сел Ямное и Смелиж.
Матвеев попросил Ласло доложить, как будет направлен солдат Янош во вражеский стан, но Ласло смутился.
— Вы сами… Я плохо говорю по-русски, — проговорил он.
Матвеев начал докладывать.
Солдата Яноша до заставы будут сопровождать партизаны. Он поедет в повозке, надев окровавленный пиджак раненого партизана. Когда его обнаружат, Янош скажет, что уничтожил спящего партизана, захватил лошадь, оружие, документы и бежал. По прибытии в свою часть Янош должен будет установить связь с нашим разведчиком Люфом и с его помощью распространить среди солдат взятые листовки. Солдат, которые ненавидят фашистов, он уговорит перейти к партизанам. Кроме того, он будет работать по созданию в 108-й бригаде антифашистского комитета. Организация связи с Яношем возложена на разведгруппу полковника Саввина.
Я спросил Яноша, ясна ли ему задача, готов ли он к тому, чтобы выполнить такое задание.
— Я все выполню, чего бы это мне не стоило, — отвечал Янош.
Мы простились с Яношем.
— Спасибо. Верьте, буду настоящим борцом за новую социалистическую Венгрию, — сказал он на прощанье.
Вечером Янош выехал на задание.
Прошло 15 дней, а никаких известий от него не было. Я то и дело задумывался: что с ним?
Как-то на рассвете ко мне в землянку прибежал полковник Саввин.
— Янош действует! Три новых перебежчика из 108-м бригады!
Я быстро оделся и направился в штаб.
— Янош принят офицерами как мученик, бежавший от партизан, — рассказали мне там. — Его в пример всем ставят. Листовки раздал, и солдаты читают, передают друг другу. Венгры не хотят воевать против партизан, ждут удобного случая, чтобы уйти к нам…
Это были радостные вести.
В землянку вошел начальник нашего аэропорта капитан Платонов, обратился ко мне.
— С Большой земли две посылки. Разрешите вручить?
— Давайте, давайте!
В посылках оказались новые листовки и обращения к венгерским солдатам. Это Москва выполнила наш заказ. В оперчекистской группе штаба уже подготавливались верные люди для посылки с листовками в населенные пункты, где были расквартированы венгерские воинские части.
— С листовками хочет идти один из раненых перебежчиков, — сказал Саввин. — Может, его подготовим?.. Товарищ Ласло предлагает использовать его для связи с семьями партизан-венгров. Семьям перебежчиков командование венгерских воинских частей послало извещения, что они погибли в бою.
Вскоре мы отправили одного из перебежчиков, раненого, на родину, в Венгрию. Он увез адреса семей партизан-венгров, а Ласло передал даже кольцо своей жене с выгравированным на нем именем. Солдат не подвел, повидал жену Ласло, рассказал ей всю правду.
Когда переходы на сторону партизан из 532-го корпуса участились, немецкое командование перебросило этот корпус на другой участок фронта.
ПОДПОЛЬЩИКИ
Зима 1942 года начиналась снежной, суровой. Оборвалась связь с Комаричским подпольем. Партизаны, посланные восстановить эту связь, не возвращались. Тогда на помощь им отправился Алексей Исаевич Сидоренков, секретарь райкома партии, оставленный Орловским обкомом для организации подполья и партизанских отрядов.
На третий день пути Сидоренков, а с ним разведчики Астахов и Челканов подходили к Комаричам. Партизаны прошли два переулка, оказались на широкой улице и замерли: навстречу шел дозор полиции. Все же они успели скрыться за угол сарайчика. Всего в десяти метрах от них прошел патруль.
Партизаны вошли в небольшой домишко с закрытыми ставнями. Открыл им Борис Степанович, плотник и печник, партизанский разведчик отряда имени Чкалова. Открыл после того, как услышал условный стук и пароль.
Озябшие и запорошенные снегом Сидоренков, Астахов и Челканов прошли в темные сенцы, отряхнулись и переступили порог в комнату. Посреди ее теплилась железная печка, гости протянули к ней руки.
— Танки ушли? — спросил Сидоренков.
— На Дмитровск-Орловский. Двое суток тянулись. Сначала считал, а потом счет потерял, — ответил Борис Степанович и обстоятельно рассказал о том, что видел из своего «наблюдательного пункта».
Закусив печеной картошкой, разведчики ушли, а Борис Степанович продолжал свое дело, сидя в заколоченном доме. Он следил в щель за тем, что происходило на дороге, считал колонны солдат, орудия, танки, машины…
Вечером снова пришел Сидоренков, с ним разведчик Челканов и еще человек в немецкой форме.
«Неужели „языка“ взяли?» — подумал Борис Степанович, но немец повернулся лицом к свету и оказался Астаховым. Борис Степанович вытянул руки по швам. — Ваше благородие, фашисты на огороде всю картошку сожрали.
— Зер гут! — ответил Астахов и улыбнулся, передавая Борису Степановичу сверток с продуктами. — Вот тебе за картошку!
— Спасибо, товарищи! А то мне на одной картошке…
— На маршрут тебе выходить, Борис Степанович, — сказал Сидоренков. — Штаб ждет наши данные.
— Я готов, — ответил Борис Степанович и вздохнул. — Давно готов.
Сидоренков дал задание, перепроверил.
— Смотри не перепутай, а теперь мне с Астаховым пора уходить. Через часик отправишь Никиту. Раньше ему нельзя. А вслед за ним топай, сам топай. Давай простимся.
— Счастливо! — Борис Степанович обнял секретаря так, что тот запросил пощады.
— Да постой ты, задушишь.
И Сидоренков с Астаховым скрылись в ночной тьме. Вскоре приготовился к выходу Никита. Борис Степанович тоже одел теплый пиджак, ватные брюки, положил в карман четыре «лимонки», подтянул потуже ремень на брюках.
