Записки десантника - Золотарь Иван Федорович (книги онлайн полностью txt) 📗
— Накололи нас, гады! — указал глазами па улицу побледневший Борис.
Мы осторожно подошли к окну и через кисею гардины выглянули на улицу. Мимо дома прохаживались двое гестаповцев. Один из них — высокий, сухопарый, в пенсне, в форме младшего офицера, другой — коротконогий, в форме рядового. Изредка они бросали косые взгляды на наши окна. Очевидно, дом был взят под наблюдение, и с минуты на минуту можно было ждать облавы. Что делать?
Словно завороженные, мы продолжали стоять у окна, не отрывая глаз от того, что происходит на улице. Вот к двум гестаповцам подошел какой-то человек в штатском. Гитлеровец в форме младшего офицера что-то написал в блокноте и, вырвав листок, передал его подошедшему. Тот быстро удалился: по направлению к центру города.
— Наверняка послал за машиной с солдатами, — промолвил Борис. — Надо скорее выбираться отсюда.
— Хм, выбираться! А как? — буркнул Николай.
Действительно, выйти среди бела дня из города, когда тебя уже обнаружили и за тобой следят, дело немыслимое. Но и оставаться в доме дольше было опасно. Стали мы советоваться, что же предпринять.
— Организуем пьянку, — предложил я. — Откроем окна, заведем патефон, начнем петь, песни, а потом двое из нас выйдут на улицу, и один громко крикнет: «Ромка! Посылай за водкой, а мы сейчас соберем сюда остальных и будем кутить до утра».
— Идея! — обрадовался Николай. — Гестаповцы подумают, что мы действительно будем собирать всех своих друзей и могут отложить, облаву до ночи. Выйдем сперва мы с вами, да еще давайте захватим с собой и гитару.
Мы рассчитывали, что гитлеровцы попадутся на удочку, ослабят наблюдение и этим воспользуются остальные: перелезут через забор, выходящий на пустырь, и, пробираясь картофельным полем, уйдут от наблюдателей.
Все это было, конечно, слишком рискованно, но ничего иного никто из нас придумать, в ту минуту не мог, и все поддержали мою мысль.
У Елены Викторовны нашлись две бутылки рома, мы завели патефон, распахнули окна и «открыли «гулянку». На улицу понеслись «пьяные» выкрики, нестройная песня. Под эти звуки мы обсуждали вопрос: где сойдемся перед выходом из города. Условились: пойдем в дом старого знакомого наших разведчиков, рабочего Дейнеки, в прошлом не раз распространявшего среди горожан и жителей поселка Дымки листовки подпольной молодежной организации.
Под видом ухода за водкой должны были покинуть свой дом и хозяйка с дочерью и бежать к нам в отряд.
Прежде чем приступить к выполнению намеченного плана, мы решили сделать пробу: послать на улицу Люду с пустой бутылкой и, если ее не остановят, чтобы она сходила к какой-нибудь соседке за водкой и на виду у гитлеровцев принесла ее в дом. Попытка удалась. Люда сообщила, что, когда она шла с полной бутылкой, гестаповцы ехидно ухмыльнулись и продолжали дефилировать.
Наконец настал самый ответственный момент. Николай взял в руки гитару, и мы, пошатываясь, вышли с ним со двора. Как только скрипнула калитка, гестаповцы насторожились. Николай сразу же повернулся к раскрытым окнам и громко, так, чтобы слышали немцы, крикнул то, о чем мы до этого условились. Высунувшийся из окна Артур пьяным голосом выкрикнул:
— Только не задерживайтесь, скорее приходите со всей братвой!
Уголком глаза я наблюдал за гестаповцами. Коротконогий что-то шепнул на ухо высокому. Тот понимающе кивнул головой. «Неужели клюнуло?» — подумал я с некоторым облегчением.
Николай трынькнул по струнам гитары, но так как играть не умел, то сделал вид, что споткнулся и прекратил игру. А когда мы поравнялись с гитлеровцами, Николай «заплетающимся» языком спросил их по-немецки, можно ли русскому человеку гулять, пить водку. Те что-то ответили ему и, пропустив нас, отвернулись.
О, как нам хотелось пуститься во весь дух! Но мы преодолели это искушение и шли неторопливой походкой, пошатываясь и даже останавливаясь, вроде бы затевая какой-то пьяный спор. Сворачивая за угол, мы успели заметить, что гестаповцы беспечно продолжают прогуливаться на том же месте.
— Фу-у, кажется, вырвались, — сказал, вытирая потный лоб, Николай.
И мы быстро зашагали по направлению к Дымкам, а вскоре и вошли во двор Дейнеки. Высокий, загорелый хозяин тепло встретил нас, а когда узнал, что мы направляемся в отряд, стал упрашивать, чтобы захватили и его с собой. Мы сказали, что разведчики захватят его в другой раз, и он успокоился.
Стали ждать прихода остальных. Проходит час, другой, на дворе уже темно, а их все нет. Что бы это значило? Неужели гестаповцы, не видя никакой вечеринки, разгадали наш замысел, совершили налет на дом и захватили наших товарищей?
Прошло еще полчаса — о, какие иногда бывают длинные тридцать минут! — и наши товарищи явились. Но в каком виде! Борис и Артур навеселе, а Федотов — совершенно пьян. Оказывается, перед уходом они выпили рома, причем Федотов так осоловел, что его пришлось приводить в сознание холодной водой.
— Проклятая водка! — смущенно оправдывался он. — Выпил немного, а как скрутила! Вы уж простите меня, хватил для храбрости, а получилась ерунда…
— А где хозяева? — спросил я у Бориса. — Придут они сюда?
— Нет. Хозяйка сказала, что они с дочкой будут пока скрываться у соседей, а сам Климкович намерен сослаться на то, что, дескать, его не было дома и что происходило в его отсутствие, он не знает. Немцы ему доверяют, и, я думаю, он уж как-нибудь выкрутится, — выразил уверенность Борис.
Но… он ошибся. Впоследствии мы узнали, что Климкович, его жена и дочь были арестованы. На допросе Елена Викторовна и Люда в один голос заявили, что в отсутствие хозяина к ним зашли какие-то хорошо одетые люди, отрекомендовались представителями магистрата, произвели опись имущества, потом распили две бутылки рома и ушли, пообещав вернуться к ночи. Но хитрость не помогла. Замученная пыжами, Елена Викторовна умерла в тюрьме, а Люда была отправлена в Германию на каторгу, и только один хозяин дома как-то вырвался из тюрьмы и остался жив.
Из города мы выбрались без особого труда. Только когда шли через торфяное болото, над ним вдруг повисло несколько осветительных ракет, прижавших нас к земле. Со стороны околицы застрочил пулемет, и по торфянику веером рассыпались трассирующие пули. Мы пустились бежать к кустарнику и скоро были в лесу.
Только здесь я в полной мере осознал, из какого капкана нам удалось вырваться. Кто же это расставил его для нас? Кто выдал гестапо наше присутствие в городе? И почему нас сразу не схватили? Почему дали уйти? Странно, что с нами не захотели бежать хозяева. Ведь если они честные патриоты — им грозит верная гибель! Чем больше я над этим размышлял, тем меньше что-либо понимал.
— Ты уверен в Климковичах? — обратился я к Борису.
— Вы на них не думайте, — понял меня Качан. — Это люди проверенные.
«Если так, — думал я, — значит, ловушку нам подстроил кто-то другой. Но кто? Дударенко? Алехнович? Болдырев? Но почему нас все-таки не взяли? Уж не находится ли предатель среди нас?» Во всем этом надо было как следует разобраться.
На обратном пути
Мутно-серебристые облака постепенно темнели, и вскоре посыпал теплый мелкий дождь. В лесу стало так темно, что нам пришлось идти след в след, все время ощупывая рукой впереди идущего. Шли не по тропинке, а прямо через заросли. Вел нас Борис. Как он ориентировался в такой кромешной тьме — непостижимо. И тем не менее он шел быстро, уверенно и только один раз, когда мы забрели в совсем уж, казалось, непролазную чащобу, остановил нас, отошел в одну, в другую сторону, потом возвратился и сказал:
— Правее надо взять. В той стороне скоро должна быть дорога.
И действительно, через десять — пятнадцать минут мы вышли на лесную дорогу. Я невольно вспомнил, как Рудак и другие говорили, будто бы Борис обладает способностью видеть ночью. Я сомневался в этом, но тут уж и сам готов был поверить, что это правда.
Так, шагая то по тропинкам, то по лесным дорогам-зимникам, в иных местах залитым водой, то пробираясь напрямик по лесным зарослям, мы шли всю ночь. К утру голова стала тяжелой, словно налилась свинцом, в ушах появился звенящий шум, во рту пересохло, ноги подкашивались, ныли в коленях и икрах. Но пока мы не миновали гарнизона, находившегося недалеко от нашей дороги в селе Бродня, останавливаться на отдых было рискованно.
