Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович (библиотека книг .TXT) 📗
– И вы, маэстро, сочините новую песенку для фронтового ансамбля? – поддел Пчелинцев. В шлемофоне он походил на девушку с нежным очерком губ и белизною щек.
– Пошел вон, дурак! – незлобиво выругался Демин.
Не успели они закрепиться ремнями в тесных кабинах, пахнущих нитролаком и металлом, как в воздух ушла третья сигнальная ракета.
– Я – Удав-тринадцать, я – Удав-тринадцать, – доложил Демин командиру группы Чичико Белашвили. – Выруливать и взлетать готов.
– Выруливать разрешаю, – ответил невидимый Чичико.
Зарываясь в пыль, поднятую самолетами, Демин повел свою машину к середине аэродрома. Вырулив на взлетную полосу, осмотрелся. Все двенадцать самолетов стояли пара к паре «в затылок». Осатанело кромсали голубой воздух черные трехлопастные винты. Гудели на малых оборотах моторы.
– Пошли! – вдруг яростно выкрикнул Белашвили, и первая пара ИЛов начала разбег.
Хорошее слово – разбег! Так же как и в жизни, в авиации надо хорошо разбежаться, чтобы потом стремительно набрать высоту. Так же как и в жизни, не умеющие вовремя набрать высоту и выдержать заданную скорость, неизбежно падают на землю в строгом соответствии с законом всемирного тяготения, открытым стариком Ньютоном в тот момент, когда на него упало яблоко.
Но в эскадрилье Чичико Белашвили были опытные летчики. Они до того быстро выполнили взлет и так точно построились клином, что даже полковник Заворыгин, провожая их цепким взглядом с земли, одобрительно покачал головой, сказав начальнику штаба:
– Запиши им по благодарности, Колосов. Каким изумительным строем пошли. Как на параде. Крыло в крыло.
А Чичико Белашвили, словно желая подтвердить вышесказанное, прежде чем лечь на боевой курс, еще раз провел над штабной землянкой свою группу в двенадцать самолетов на высоте каких-нибудь пятидесяти метров.
С грозным гулом промчались тяжелые ИЛы над выцветающим по-осеннему травяным аэродромом и улетели на запад.
– Молодчина, Белашвили, – заметил Заворыгин. – Вот что называется собранный офицер.
– Да и Демин хорош, – прибавил начальник штаба. – Посмотрите-ка, товарищ командир, как он повел свое звено.
Но Демин этой похвалы не слышал. Он делал все то, что должен делать летчик, совершающий полет в плотном строю. Бросал короткие взгляды на рядом идущие машины, чтобы не приблизиться к ним и не нарушить заданный интервал в два размаха крыла. Скользил глазами по черным стрелкам приборов, показывающих курс, высоту, скорость, давление масла и расход топлива, делал тонкие и точные движения ручкой управления и ножными педалями и успевал время от времени окликать своего воздушного стрелка вольной, совсем не уставной фразой:
– Что скажешь, Леня? Сзади все чисто?
И стрелок, подделываясь под его тон, отвечал так же вольно:
– Как в сказке, товарищ Удав-тринадцать.
– А разве в сказках все чисто? – смеялся Демин. – Одной нечистой силы сколько!
Скоро показалась и линия фронта. Сквозь плексиглас фонаря Демин увидел серую широкую ленту Вислы, разрушенные мосты через нее, темневшие слева, и черные, обугленные останки взорванного города. Был яркий солнечный день, небо над головой простиралось иссиня-светлое, выстиранное ветром, а над Варшавой висела дымка и остовы когда-то красивых белых зданий громоздились, как скалы в глухом горном ущелье. За Вислой желтели отмели, и оттуда навстречу ИЛам уже брызнули первые зенитные трассы. Но Чичико Белашвили искусно обогнул разрывы, уводя за собой одиннадцать машин, словно заботливый вожак своих гусей. Демин, всегда ревниво относившийся к своему командиру, не удержался от мысленной похвалы. «Ну и ловко же сманеврировал грузинский князь!» За Чичико Белашвили в полку прочно укрепилась кличка «Князь». Это он однажды на партийном собрании вскочил и, весь раскрасневшийся, пронзительным тонким голосом воскликнул:
– Отчего плохо бомбили? Отчего оставляли на поле боя непораженные цели? Оттого что гордости у нас настоящей мало.
– А ты-то сам знаешь, что такое настоящая гордость? – спросил тогда насмешливо Сашка Рубахин.
Чичико ударил себя в грудь кулаком и закричал:
– Я кинязь. Кинязь, понимаешь? А какая у кинязя кровь в жилах течет? Гордая, голубая, понимаешь? У меня дед был кинязь, отец кинязь, и я сам кинязь!
Но неугомонный Рубахин, знавший, что родители Чичико были разорившимися крестьянами, с убийственной иронией произнес:
– Сколько же у тебя было движимого и недвижимого имущества, князь Чичико? Небось две козы, и только?
– Нет, не только, – нашелся озорной Белашвили. – Зачем две козы, и только? Был еще и один ишак, и назывался он Сашка Рубахин.
Все собрание так и грохнуло смехом, но за Чичико осталась навсегда кличка «Князь».
Линия фронта осталась позади, и шапки черных зенитных разрывов на время перестали чернить слепящее чистое небо. Но Демин, не доверяя обманчивой тишине, методично посылал своему воздушному стрелку команды по СНУ.
– Леня, за хвостиком повнимательнее, за хвостиком.
– За хвостиком чисто, – бодро отвечал Пчелинцев.
Уже пятнадцать минут шли они за линией фронта, углубляясь во вражеский тыл. Как и было условлено, здесь их догнали истребители сопровождения. Девятка остроносых ЯКов прошла над строем ИЛов, дружески покачивая плоскостями. А еще через несколько минут Чичико Белашвили со своей головной машины увидел то, что требовалось обнаружить и атаковать.
– Внимание! – оповестил он ведомых. – Впереди.
Чуть-чуть привстав на какие-то секунды на своем пилотском сиденье, привстав ровно настолько, насколько позволяли привязные ремни, Демин увидел массив зеленого хвойного леса, терявшуюся за ним железную дорогу и вереницу камуфлированных товарных вагонов. На маленькой станции сгрудились пять эшелонов: четыре пустых и один с химическими баллонами. Четыре ложные цели и одна настоящая. Строй самолетов начал ломаться. ИЛы вытягивались в одну волнистую линию, именовавшуюся на летном наречении «змейкой». Это был более удобный для атаки строй, чем клин звеньев, в котором до этого летели штурмовики. В таком строю лучше просматривалось поле боя, лучше было атаковать цель и перейти к обороне, если бы появились «мессершмитты».
