Три девочки [История одной квартиры] - Верейская Елена Николаевна (книги бесплатно читать без txt) 📗
Наташа остановилась и оглянулась назад. Небо над горизонтом ярко розовело, и снег в той стороне был весь розоватый. Грудь глубоко вдыхала морозный воздух, глаза не могли оторваться от двух пушистых голубых берез.
И вдруг обе верхушки вспыхнули и стали ярко-розовыми. Наташа стояла словно зачарованная. Розовый блеск на верхушке берез спускался все ниже. Наташа снова оглянулась, – огромное совсем красное солнце уже наполовину вышло из-за горизонта, – и вот уже вся деревня словно ожила, залитая его яркими лучами. А внизу, за холмами, еще лежала голубая тень.
Заскрипел снег под быстрыми шагами, и под локоть Наташи просунулась рука. Наташа повернула голову.
– Катюшка! Хорошо как, правда?
– Хорошо!
Они почему-то говорили шепотом, словно боясь нарушить это торжественное безмолвие зимнего утра.
– Ты давно встала? – спросила Катя.
– Да, вышла, – еще только светало. Наши спят?
– Все спят. Только хозяйка встала, пошла корову доить.
– Тихо как… Катюшка, даже не верится…
– Да… Ни пальбы, ни свиста снарядов… А как-то там дедушка?.. доктор?.. – И Катя глубоко вздохнула.
Наташа зябко повела плечами.
– А мороз-то какой! Я замерзла… – прошептала она, – и, знаешь, снова спать захотелось.
– Да… И мне! Пойдем!
Держась за руки, они молча пошли домой.
Старушка хозяйка, мать Даши, увидев девочек, расплакалась.
– Родименькие мои, – запричитала она шепотом, – болезные вы мои, да на кого же вы похожи, бедняжечки? Неужто и моя Дашутка такая страшная?..
– Нет, – прошептала Наташа, – Даша ничего…
– Да чего вы это ранехонько вскочили, мои родименькие? Вам бы спать да спать… Приехали-то вчера, – наплакалась я, на вас глядючи. Ну-ко, полезайте снова на печку, дитятки вы мои…
– А мы и сами хотим, – сказала Катя и полезла на печку.
– Стойте-ко, стойте! – Старушка засуетилась. – Выпейте по кружечке молока парного. Еще тепленькое, душистое.
Девочки с наслаждением выпили парного молока. В избе было очень тепло, и после мороза их сразу разморило. Они забрались на печку и сразу заснули.
Когда Наташа снова проснулась и выглянула с печки, вся изба была залита солнцем. На столе кипел тот самый пузатый самовар, стояла тарелка с ржаными лепешками и горшок молока. За столом сидели хозяйка и Софья Михайловна с Тотиком на коленях и пили чай. Сбоку на лавке уселась немолодая женщина в полушубке и большом клетчатом платке на голове.
– Трудно, гражданочка дорогая, вот как нам сейчас трудно, – говорила она громким шепотом. – Одни бабы да старики да ребята малые остались. А был наш колхоз сильный, богатый. Не охота, чтоб в упадок пришел. А где же одним бабам управиться И дом, и ребята…
– А очаг и ясли у вас есть? – спросила Софья Михайловна.
– Какие там ясли! – женщина махнула рукой. – Кому за это взяться-то?..
– А вот погодите, дайте нам немного отдохнуть да подкрепиться, – весело заговорила Софья Михайловна. – Вон у меня три помощницы на печке спят…
Дальше Наташа не слышала; ее голова упала на подушку, и снова крепкий сон сковал ее.
Глава XVI
Яков Иванович никак не мог в темноте попасть ключом в замочную скважину входной двери. Он еле стоял на ногах. За дверью раздались шаркающие шаги.
– Я открою, Яков Иванович, – услыхал он голос доктора. Щелкнул замок, и дверь широко раскрылась. Яков Иванович вошел. Доктор стоял перед ним с ярко горящей лучиной в руке. Пламя лучины колебалось, и по истощенному лицу доктора двигались резкие тени, но глаза сияли.
– Письмо?! – почему-то шепотом спросил Яков Иванович, хватая доктора за руку.
– Письмо. Все хорошо. Жених был тут. Он уже несколько рейсов сделал. Идемте скорей! – И доктор за руку потащил старого слесаря в комнату.
На столе горела коптилочка и освещала большой каравай деревенского хлеба и несколько листков исписанной бумаги.
– Хлеб! – Яков Иванович даже остановился; у него захватило дух при виде такого количества еды.
– Хлеба Жених привез, и круп, и картошки! – оживленно говорил доктор. – А главное – письмо! Письмо! Все здоровы. Тотик поправляется… Давайте читать!
– Будем есть и читать! – Старый слесарь засмеялся счастливым, срывающимся смехом и опустился на стул. – Где ножик? – Он окинул взглядом стол и, не найдя ножа, отломил от каравая кусок корявой корки.
– А ты еще не ел? – удивленно спросил он, жуя.
– Жених только что ушел, а я… все читал письмо, – оправдывающимся тоном возразил доктор, тоже отломил кусок хлеба и начал жадно есть.
– Сразу много не надо… а то заболеем… – произнес он с полным ртом. – Ну, давайте читать вместе.
Он сел рядом с Яковом Ивановичем и придвинул коптилочку.
– Все пишут вместе… Кроме Тотика, конечно, – пояснил он, аккуратно раскладывая исписанные разными почерками листки. – Надевайте очки.
И две головы, почти прижавшись друг к другу, склонились над письмом.
Письмо начиналось крупным, твердым и четким почерком Наташи:
«Милые, дорогие наши доктор и Яков Иванович! Пользуемся случаем послать вам весточку о себе. Мы доехали очень хорошо, хотя дорога была трудная. Особенно когда ночью ехали по Ладожскому озеру. Был сильный мороз и ветер. Мама с Тотиком сидели в кабине. Тотик спал на руках у мамы, а мы втроем сжались вместе и с головой накрылись маминым пуховым одеялом. Но иногда выглядывали, и тогда было видно все кругом. По озеру несутся машины с яркими фарами, в обе стороны. Люся отнимает перо…»
Дальше шли несколько убегающих кверху строчек с неровно глядящими в разные стороны буквами и без знаков препинания:
«Не понимаю как могла Наташа тогда видеть что-то! Было так ужасно-ужасно холодно и ужасно-ужасно хотелось спать, а когда я открывала глаза, они у меня сразу замерзали. Зато здесь так чудно-чудно!»
Дальше снова почерк Наташи.
"Здесь, правда, чудно. В колхозе нас приняли очень хорошо. Мы живем у родных Даши; они все очень милые, и мы сдружились. Дружим мы и с нашей старушкой – матерью Жениха. В деревне совсем не осталось мужчин, все на фронте. Первым делом нас тут стали откармливать (тут снова Люсиным почерком вставлено: «и у нас всех сразу разболелись животы, но потом прошли и теперь мы здоровы»). Мама, – продолжала Наташа, – очень сошлась с председательницей колхоза и уговорила ее открыть детский сад и ясли.
В детском саду мама работает сама, а также руководит работой в яслях. Я помогаю маме только в детском саду, потому что не люблю самых маленьких, с ними возиться скучно. Люся опять отним…"
