Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Жаль, что надобность в защитной речи отпала. Сейчас командир впаяет ему трое суток казенного дома. Но и это для сообразительного тоже на пользу. Впоследствии можно так повернуть дело, что его, Зверева, в команде зауважают. Житуха наступит — лучше не придумаешь. Хорошо бы потом ребра этому чучмеку пересчитать, но один на один с ним не справиться. Себе дороже будет, он, гад, парень здоровый.
— Молчите, нечего сказать?
— Готов на гауптвахту, товарищ командир!
— Теперь хоть куда готовьтесь, веры нет. В боцманской команде разобраться с проступком матроса. Думаю, что и комсомольская организация в стороне не останется, скажет свое слово. Хоть бы извинился. Ишь, он готов на гауптвахту. Становитесь в строй!
Снова протопали, разбрызгивая лужи, башмаки. На этот раз твердо ставил ногу Зверев, можно сказать, с большим достоинством прошел он на свое место.
— Старшему мичману Петрусенко через полчаса прибыть ко мне в каюту. Разойдись!
У матроса Зверева вытянулось лицо. Почему старшему мичману Петрусенко в каюту? Как это? Зачем? Он вдруг почувствовал себя облапошенным. Взяли и обвели вокруг пальца, обошлись как с самым последним дешевкой. Попрут, попрут Иваныча с корабля, как пить дать попрут. Тогда Абросимов или земляки уразниязовские… Жесткая, суровая действительность ожидала Виктора. При случае могут просто-напросто за борт спустить. Но ведь уже можно сказать, разработана целая стратегия по спасению боцмана, можно сказать, добровольно ложился он под танк за Иваныча.
— Надо что-то делать, — промелькнула мысль. Деятельный мозг и тут не подвел хозяина. Он пошевелил своими очень даже находчивыми извилинами. Главный боцман, вот где его спасение и триумф, если все сделать по уму. Он, конечно же, не знает намерений своего подчиненного матроса Зверева и за милую душу может испортить дело, уже выигранное на девяносто девять целых девяносто девять сотых процентов. Главный боцман не догадается отрицать рукоприкладство. Поэтому его надо как-то предупредить.
Зверев покосился в сторону Петрусенко и наткнулся на почти незаметно, но многозначительно покачивающийся кулак Абросимова.
Так, с этим типом все ясно. Горбатого могила исправит.
Вид Иваныча тоже огорчил. Петрусенко стоял и ничем не выражал своих эмоций. Стало понятно, что подходить к нему — дохлый номер. Во-первых, не даст старшина. Во-вторых, а это, скорей всего так и будет, Иваныч возьмет и пошлет куда подальше.
Значит, действовать надо через других лиц. Может быть, попробовать подключить мичмана Борисова?
Матрос чуть не вслух похвалил свой «шарабан» за находчивость и со всех ног кинулся к штормовому коридору. В его начале, несколькими палубами ниже находился боевой пост акустиков. Нужно перехватить мичмана до сигнала на проверку и проворачивание механизмов. Если опоздаешь, то можно нарваться на проверяющих, начнутся расспросы, кто он такой, да почему бродит без дела, не соскучился ли по взысканию.
Борисов уже подходил к трапу, когда его окликнули. Он оглянулся. В проеме двери стоял хитроглазый матрос, судя по нагрудному номеру, из боцманской команды.
— Что вам?
— Минутку, товарищ мичман, одну минутку.
Зверев, а это был он, перевел дыхание от быстрого бега, зашел в тамбур и с таинственным видом прикрыл за собой дверь. Клим насторожился. Было в выражении лица этого матроса что-то скользкое, неприятное.
— Это я, матрос Зверев. Там Петрусенко переживает, небось, места себе не находит из-за того, что получилось. Ну так вот, передайте ему, что Зверев зла не помнит, мол, все будет тип-топ. Я его не выдам и про случившееся никому не скажу. Чего там, я понимаю, все справедливо, правильно мне попало от главного боцмана.
Матрос снисходительно посмотрел на Борисова. Дело было сделано чисто, великодушие проявлено, можно покинуть помещение. Он повернулся и вдруг почувствовал на плече тяжесть руки.
О том, что это именно Зверев, Клим догадался сразу, не мог Зверев выглядел иначе. И еще Клим Борисов понял, что он, поборник уставного порядка способен ударить матроса. Такого, как этот.
Он резко развернул к себе собравшегося было уходить парня. Мелькнула мысль: «Но ведь это непедагогично, нельзя так». Сатанея от ярости, с придыханием спросил:
— Соколик, так это вы и есть матрос Зверев?
Глаза Борисова превратились в щелочки, он бесцеремонно толкнул матроса к переборке, да так, что тот больно ударился спиной:
— Посторонимся, рядом трап, люди ходят, могут нечаянно задеть.
Виктор как будто впервые увидел ведущие вниз крутые ступени, мрачноватый полумрак пустого тамбура. Неожиданно осевшим голосом он прошептал:
— Товарищ мичман, разрешите, я пойду.
Клим тоже шепотом ответил:
— Пойдете, товарищ матрос, конечно, пойдете, куда денетесь.
Зверев побледнел, попытался освободиться от лежавшей на плече ладони мичмана, потом плотнее прижался к переборке, да так, что ощутил холод металла. Ему стало страшно. В голове мелькнуло — вот так и убивают. Стукнут сейчас по балде, или просто столкнут, а потом скажут, что сам упал. Споткнулся и упал.
Мичман пересилил себя, сдержался и очень обрадовался этому. Пожалуй, у Петра Ивановича нервишки похуже, пораздерганней, прикинул он. Петр Иванович опять пустил бы руки в ход, а он воздержится, бить этого матроса не будет. Но поучить надо обязательно, решил Борисов. Для верности, чтобы матрос не вырвался, Клим обхватил его другой рукой и задушевным голосом спросил:
— Дорогой мой, за что ударил вас старший мичман Петрусенко?
— Что вы! Он пальцем… Он просто так погрозил пальцем и больше ничего. Я специально догнал вас, чтобы сказать об этом. Нет, не об этом, я про другое. Что никто меня не бил. Не хотел бить. Чтобы вы ему передали, пусть он так командиру скажет. За что мне попало? Ну, там, ругался я.
Виктор понял, что мичман знает все и почувствовал, как вдруг потяжелело в животе, заурчало, он усилием воли сдержался, чтобы не испортить воздух.
— Слышал я, что у Уразниязова появилось новое имя. Скажите мне, дорогой товарищ матрос, как вы его теперь называете.
Зверев затравленно посмотрел на мичмана и закрыл глаза. Клим уперся ему локтем в грудь и сказал:
— Запоминайте, крепко запоминайте все, что скажу. Знайте, товарищ матрос, что старший мичман Петрусенко сразу доложил по команде о том, что ударил подчиненного. То есть вас. В вашей защите он не нуждается. Запомните и то, что в отношении Уразниязова вы поступили хуже свиньи. Даже она мирно уживается на большом дворе со всеми. Заставить повторить?
Зверев пробормотал: не надо.
Борисов приказал:
— А теперь шагом марш отсюда!
Матрос тихо поплелся к выходу.
— Отставить! Устав забыли? Повторить приказание!
Лишь после третьей попытки очутился он в коридоре. Первыми, кто попался на глаза, были Конев и Уразниязов. Зверев низко опустил голову, прошмыгнул мимо. Сзади резко грохнуло. Он отпрянул в сторону. Послышался хохот. Смеялись те двое. По переборке ударил, конечно, Уразниязов. Коняшке так не суметь, куда ему, музыканту. А может и он, если ногой шарахнул.
Черт их всех знает, набросились скопом, как сговорились — главный боцман, Абросимов, командир, старшина команды акустиков и еще эти двое. На одного то!
Звереву захотелось очутиться в своем ПТУ. Пусть ненадолго, но почувствовать себя снова на высоте, выйти всей своей компанией и дать жизни первому встречному, да так, чтобы зубы напрочь и хребет пополам. То-то была бы отместка, а потом водяры дерябнуть и про все забыть.
Уже возле рубки дежурного по кораблю, когда до юта оставалось всего ничего, он увидел Петрусенко. В животе снова противно заурчало. Ход мыслей резко изменился. «Сейчас он покажет такую высоту и такую водяру, что от меня родная мама откажется. Вот идет навстречу», — обреченно подумал Зверев и остановился.
Иваныч приближался, громадный, как бык. Мускулистые его руки явно страдая без дела, поигрывали какой-то тесемкой. Зверев в отчаянии рывком сорвал с головы мокрый берет и закричал:
