Навсегда (Роман) - Кнорре Федор Федорович (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Когда он говорил о приказе, на лице его появилось почти довольное выражение. Но вдруг, хищным движением подавшись вперед, он навалился грудью на край стола и впился в Малюнаса застывшим, нацеливающимся взглядом.
Господин Малюнас знал, что это такое. Это парализующий волю взгляд удава — сильного человека высшей расы.
Фабрикант немножко выпрямляется, чтобы чернильница не мешала принять этот взгляд. Первый испуг прошел. Он прекрасно видит, что господину коменданту давит шею воротник мундира, что на правой щеке у него осталось недобритое место, что сигарета у него догорает и скоро обожжет пальцы. С каждой секундой неподвижности ему делается все более неловко, он не совсем точно представляет себе, как надо реагировать на этот взгляд коменданта. И вдруг против его воли глупейшая стеснительная улыбка начинает расплываться по его лицу. Он и сам не понимает, как это получилось. Глупая улыбка появилась сама собой, от неловкости, так же как вдруг делается мокро в штанишках у малыша, засмотревшегося на игрушки в витрине магазина.
В тот же момент сигарета в руке коменданта догорела до пальцев, он отшвырнул ее со злобой прямо на пол и снова посмотрел на Малюнаса. Но теперь это был уже не фиксирующий взгляд удава, а взгляд пожилого человека с нездоровым цветом лица, разозленного как раз настолько, чтобы у себя дома, за утренним кофе, влепить пощечину жене или у себя в канцелярии подписать, не читая, приказ о расстреле неизвестных людей.
И господину Малюнасу больше не смешно и не неловко, ему только страшно. И это искреннее выражение страха успокаивает коменданта.
— Перейдем ближе к делу, господин фабрикант. Вы знаете всех людей в городе. Рассудим логически: к какой группе населения могут принадлежать эти бандиты?..
Глава пятая
Такого мрака, такой лютой, волчьей зимы, кажется, целое столетие не было на Литве.
Морозы и метели. Занесенные снегом трупы расстрелянных. Черные известия, рвущиеся из каждого репродуктора под буханье барабанов и победоносный звон меди. Это было похоже на шумное торжество сумасшедших, удачно подпаливших дом.
Придавленная нашествием, притихшая, лежит заснеженная земля. Где-то в глухих лесах иногда гремят редкие выстрелы.
Люди живут, не думая о завтрашнем дне, — только о сегодняшнем. Прожить бы хоть этот день, накормить семью, не быть схваченным или убитым…
Правда, у людей есть Москва. Когда запуганный, доведенный до отчаяния, униженный человек закрывает на ночь глаза и начинает с тоской искать, на что же еще ему осталось надеяться в жизни, он вспоминает: Москва! Он никогда ее не видел и слышал про нее гораздо больше лжи, чем правды. Он очень смутно может себе ее представить. Он знает только, что она устояла. Первый город в мире, который устоял! Значит, это возможно? Значит, стоит жить, надеяться и бороться? Только бы она устояла и дальше…
Но найти путь к борьбе — это очень трудное дело. Для одиночек, пожалуй, и вовсе немыслимое. А пока надо продолжать хоть как-то жить…
У Ляонаса со Станкусом день начался как обычно. Едва рассвело, они с маленькими санками отправились в лес. Не заходя далеко вглубь, выбрали подходящую березу, утоптали вокруг нее снег и, низко согнувшись, принялись пилить под самый корень.
Хлопья снега от сотрясения сыпались с веток. Высокая крона дерева еще стояла неподвижно среди других деревьев. Потом она как будто в нерешительности двинулась вперед и начала падать, все стремительнее, с быстро нарастающим шумом, цепляясь за ветки соседних деревьев. Бухнул глухой удар ствола о землю, и стало тихо.
Они постояли, прислушиваясь. Это был самый опасный момент в их работе. Шум падающего дерева всегда бывает далеко слышен, даже зимой.
Первым успокоился Станкус. Тихонько посвистывая, он взялся за топор, собираясь обрубать сучья, и вдруг резко обернулся.
Старый лесничий Казенас стоял с ружьем, наблюдая за происходящим.
Скрывая страх и неуверенность, Станкус развязно изобразил радость:
— Какая неожиданная встреча! Здравствуйте, лесной царь!
— Здравствуйте, лесные воры, — мрачно ответил Казенас, попыхивая трубкой.
— Фу! — Станкус укоризненно покачал головой. — Вот уж от кого не ожидал я таких невежливых слов.
— Не все получают, что ожидают, — зловеще заметил Казенас. — Некоторые получают такое, чего никогда и не ждали.
Ляонасу стало страшновато и, главное, стыдно: как-никак, его поймали в лесу с поличным. Ему вовсе не по душе шуточки, какими, по-видимому, собирался отделаться Станкус.
— Сроду я вором не был, — Ляонас с досадой вогнал топор в ствол срубленного дерева, — да ведь лес-то немецкий? Вам немецкого леса жалко?
Казенас, прищурясь от дыма собственной трубочки, с остервенением сплюнул.
— Нет, немецкого мне не жалко. Идите в немецкий лес и рубите, сколько хотите. А этот лес литовский. А я лесничий и этого леса портить не позволю.
— Да ну, хозяин, — заныл Станкус, — не потащите же вы нас к коменданту из-за какого-то паршивого полена?
— К коменданту? Нет… Какое дело коменданту? Не его это лес. А рубить я никому не позволю. Зачем вы эту березу срубили, свиньи такие? Эту березу вовсе не надо было трогать. Вы лес портите. Таких дураков совсем и пускать нельзя в лес.
— А жить нам надо чем-нибудь? Что, по-вашему, лучше: дрова воровать или к немцам на работы записаться? Сами скажите.
— Что, что? Все надо делать с головой… Ну-ка, идите за мной.
Проваливаясь в снег, они поплелись за Казенасом в глубь леса.
— Вот это видите? — старик показал пальцем на засыпанную снегом, аккуратно уложенную поленницу заготовленных дров. — Тут и берите для своей торговли. Дрова все равно немцам достанутся. Я за дровами не смотрю. Я за лесом смотрю. Поняли?
Ухмыляясь во весь рот, Станкус похлопал лесничего по плечу:
— Я так и знал, что вы умный человек, лесничий! Спасибо!
— Пошел ты к чертям в болото со своим «спасибо»! — гаркнул Казенас. — Такую хорошую березу мне загубил! Так бы и дал тебе в морду!
Через два часа оба товарища уже стояли на рынке, на обычном своем месте в дровяном ряду. Коротко напиленные и мелко расколотые поленья, связанные аккуратными вязаночками, были разложены на земле.
Ляонас никудышный продавец. Только и топчется около дров, засунув руки в рукава, постукивая каблуком о каблук и дожидаясь, не спросит ли кто-нибудь его товар. Другое дело Станкус. Тот издали замечал покупателя и умел заговорить ему зубы.
— Сюда, уважаемый! Распродажа последних настоящих дров довоенной выделки! Настоящее дерево, безо всякого эрзаца! Единственный неподдельный товар на всем рынке!
И покупатели, усмехаясь, брали у Станкуса охотнее, чем у других.
Вообще-то говоря, торговля шла неважно, хотя морозы стояли изрядные. Не то чтобы людям не нужны были дрова, но богатые не станут покупать вязанками, а у бедных часто не хватало денег и на вязанку.
Распродав часть товара, Станкус оживлялся и начинал прикидывать, как распорядиться выручкой.
— Еще две вязаночки, и хватит на сегодняшний день. Получится ровно на бутылочку и на хлеб. Живем!
— Опять бутылочка! — сокрушенно восклицал Ляонас. — Лучше бы нам купить хоть такой вот кусочек сала. Хоть со спичечную коробочку!
— Да ты совсем, я вижу, распустился, обжора. Забыл, что время военное и нужно экономить? С ума я сошел, швырять деньги на ветер? Бутылку и хлеб! Только самое необходимое! Разве что луковицу на закуску. Я научу тебя жить расчетливо и скромно, без излишеств!
Конечно, Станкус, как всегда, балагурил, но что касается бутылки, тут он был вполне серьезен. Без бутылки, считал он, по теперешним временам просто и жить бы не стоило…
Глава шестая
Бывший уездный председатель Матас первый месяц оккупации провел на нелегальном положении, потом устроился батраком к кулаку в отдаленном от Ланкая районе. Прошло несколько месяцев, прежде чем ему удалось заполучить вполне правдоподобные документы, с которыми можно было решиться вернуться поближе к своему району.
