А смерть подождет - Барабашов Валерий Михайлович (книги онлайн полные txt) 📗

Марина вернулась из Чечни в конце апреля. Олег узнал об этом от Сереги Рискина — тот сам позвонил, сказал, мол, Проскурина наша в трауре, погиб Гарсон, глаза её теперь не высыхают.

— Сама-то она как? Не ранена?

— Нет, всё в порядке. Но переживает страшно.

Олег сейчас же набрал домашний телефон Проскуриной.

— Мариша, это Олег, здравствуй!

— Здравствуй, узнала. А я сама собиралась тебе позвонить. Как ты?

— Нормально. Бегаю уже.

— В самом деле?! Ой, ты молодец. Мне Серёга рассказывал, что ты уже протез освоил, ходишь.

— Я же тебе говорю — бегаю. — Олег засмеялся. Потом признался: — А, вообще, протез такое дерьмо!… В Москву надо ехать, доставать приличный… Марин, что с Гарсоном случилось?

— Бой был… Олег, я зайду к тебе завтра, ладно? И всё расскажу. Отосплюсь малость.

— Жду, жду, жду.

Он почувствовал, что она улыбается на том конце провода, чмокнул трубку. На душе было хорошо. Марина вернулась живой и здоровой — разве это не повод для радости!?

Гарсона жалко — тот ещё был сыскарь! Как же Марина не уберегла его?!

В ожидании встречи Олег провёл беспокойную ночь: Чечня навалилась на него воспоминаниями и нехорошим сном. Будто бы они с Лёшей Рыжковым скакали на черных диких конях, кричали и стреляли неведомо в кого, а потом вдруг оказалось, что это вовсе и не кони, а громадные чёрные волки, и тот, на котором, сидел он, Олег, всё время скалил зубы, оборачивался на бегу и грыз его колено…

Разбуженный испуганной мамой, он потом долго не мог уснуть: отчего это приснились ему чёрные волки? Таких же не бывает. Разве только полукровки, от смешанных вязок. И тут он вспомнил, что в одном из уральских питомников таких вот чёрных псов и выращивают: обличье собачье, а натура волчья… И выносливы, и умны, и бесстрашны.

Но в Чечне-то они откуда взялись? И как они с Лёхой верхом на них оказались?

Непонятный, загадочный, нехороший сон.

Олег не спал почти до рассвета. Понемногу успокоился, стал думать о предстоящей встрече с Мариной, решил, что говорить с ней будет сегодня прямо и серьёзно. Он должен понять её.

… Она пришла часа в четыре пополудни — нарядная, отдохнувшая, с искусным макияжем на лице, с гладкой, непривычной для его глаза прической. Она вся как-то изменилась — и взгляд у Марины был другой, более взрослый, что ли, и движения стали заметно резкими, и даже голос несколько изменился, появился в нём красивый низкий тембр. А в целом она по-прежнему выглядела красавицей — благоухала, светилась здоровьем и молодостью.

Олег шагнул ей навстречу — приодетый в праздничное, чисто выбритый, пахнущий дорогим парфюмом. Они обнялись, он стал жарко, торопливо целовать её, Марина, смеясь, только приговаривала: «Ну что ты, что ты!», всё пыталась увернуться от его губ, подставляя щёки, а Олег, возбужденно лаская её, только крепче прижимал к себе, распалённо чувствуя мягкое податливое тело Марины.

— Как я рад тебя видеть, Мариша! — говорил он, сияя, подводя к дивану и садясь рядом. — Милая ты моя! Солнышко! И какая ты красивая сегодня!

— А раньше, что ли, не была? — спрашивала она кокетливо, поправляя на груди блузку с пышным бантом, призывно заглядывая ему в глаза.

— И раньше, и всегда — первая красавица в городе. Всегда для меня будешь самая красивая и желанная.

— Ой-ой-ой! — она провела ладонью по его гладко выбритому лицу. — Мужчина истосковался по женской ласке. Ждал?

— Ждал, думал, готовился! — Олег едва сдерживал дрожь во всём теле. — Люблю тебя, Мариша!… Скажи ты. Скажи!

Она мягко убрала его руку со своих бёдер.

— Ладно, Олежек, успокойся. Чего ты завёлся? Давай поговорим о тебе. Правая рука — как?

— Чувствуешь — тёплая? Пальцы, вот, шевелятся.

— Чувствую. Работаешь кистью?

— Да, всё время что-нибудь этой рукой делаю. Мучаю ее… Слушай, Марин, давай о другом, а? Болезни эти, а!… Надоело. Не хочу инвалидом быть, не желаю!… Выпьем по граммульке за встречу, ну? Я тебя буду расспрашивать… Мама там, на кухне, приготовила, она знала, что ты придешь.

— Хорошо, я сама принесу, ты сиди.

Марина легко поднялась, принесла из кухни тарелки, еду, а Олег тоже мало-помалу помогал ей в хлопотах, восхищёнными глазами следил за её ловкими движениями, за тем как Марина ходила, переставляла посуду, управлялась с приборами.

— Давай Гарсона помянем, — сказала она грустно, приподняв рюмку. — Замечательный был мальчик!

Олег с этим и не думал спорить, Гарсон действительно был первоклассной служебной собакой, за него надо выпить и вспомнить его добрым словом… И всё же её предложение знакомо царапнуло душу Олега — лучше бы им с Мариной выпить за самих себя.

— Как это случилось, расскажи, — попросил он.

В глазах Марины стояли слезы.

— Да как!… Нас с Гарсоном… С Гарсончиком моим дорогим, в комендатуру вызвали там, в Грозном. Спецоперация проводилась на двух улицах, Щорса и Чернореченской. Народу нашего там много было: омоновцы из Рыбинска, фээсбэ, вэвэшники… Мне говорят: давай, Проскурина, с собакой своей обследуй… и подвал показали, там, по наводке, тротил мог быть. Ну, дом нежилой, ничего такого подозрительного не наблюдалось. Я поводок с Гарсончика сняла, даю ему команду, он кинулся вперёд, а я — за ним. И тут сбоку, из подсобного какого-то помещения, — автоматная очередь. Гарсончика сразу наповал, он только взвизгнуть успел. Мы назад, бой начался. Боевик один был, но с большим запасом патронов, и укрытие у него хорошее, сразу не возьмешь. Минут сорок мы с ним воевали. Гранатой взяли, не копнулся. Некий Абасов, на улице Кабардинская проживал… Я все его данные хорошо запомнила, он моего Гарсона убил… Шакал!

Марина помолчала.

— Гарсон не только мне жизнь спас. Пошли бы мы в подвал этот сразу… А у чечена нервы не выдержали, когда собаку увидел.

— Конечно, — согласился Олег, ярко, до деталей, представив и этот злосчастный дом в Грозном на улице Щорса, и заросшего черной бородой боевика, прячущегося в надежном укрытии, и даже последние мгновения жизни Гарсона — красавца-овчарки, вышколенного сыщика и боевого друга. Они снова приподняли рюмки.

— За друзей, Марина! За тебя, моя дорогая!