Последний штурм - Домогацких Михаил Георгиевич (книги txt) 📗
— Ты знаешь, Алекс, честно говоря, я над этим не задумывался всерьез, ну, так, чтобы защемило где-то внутри. Но после этого разговора с тобой что-то зашевелилось в голове, — Бритт за шутливым тоном старался скрыть, что ему не безразличны слова близкого друга, — смотри, как бы не пришлось тебе отвечать за это, — засмеялся он. — С другой стороны, ты же не будешь отрицать очевидного факта, что мы помогаем законному правительству укрепиться в стране, защитить его от Вьетконга.
— Если хочешь, Артур, выбери один вечерок, приезжай ко мне в гости, я сведу тебя с очень умными и честными людьми. И ты услышишь от них, вьетнамцев, к Вьетконгу не имеющих никакого отношения, что правительство Сайгона — это куча мошенников, пауки в банке. Для них те идеалы, о которых мы говорим, видятся в толстых пачках долларов. Кто больше их нахватает, тот и главный демократ.
— И так действительно говорят не какие-то там комми, а настоящие вьетнамцы? — спросил Бритт.
— Да, буддисты, чиновники, ученые.
— Ну, Алекс, мне, наверное, было бы полезно поговорить с такими людьми. Обязательно приеду. А сейчас, если ты не возражаешь, я хотел бы несколько минут побеседовать с арестованными тобой солдатами.
Выйдя из подвала комендатуры, где были оборудованы тюремные камеры, Бритт был чернее тучи. Майор не стал спрашивать его ни о чем: если захочет, сам объяснит. Но тот ничего не объяснил, только сказал:
— Итак, Алекс, жди меня в воскресенье днем. А вечером устроишь рандеву.
Вернувшись на базу, подполковник доложил командиру дивизии о происшедшем и выразил поддержку позиции коменданта города — преступление слишком скандальное, чтобы его можно было замять.
— Ладно, — согласился генерал, — не умели скрыть следы, пусть отвечают. Думаю, что отправят их в Штаты — и на этом дело кончится. Сейчас нас беспокоит другое, Бритт. Воздушная разведка доносит, что в горах идет какое-то передвижение больших масс людей. Не похоже, докладывают, что это военные подразделения, но тут ведь вся война не похожа на настоящую войну. Ваша бригада повернута фронтом к горам, поэтому будьте внимательны. Не дайте застать себя врасплох.
Но врасплох дал застать себя сам командир дивизии. На рассвете первого июля сильный артиллерийский огонь обрушился на высоту 935, прямо по квадрату, где находился штаб дивизии, а потом с других направлений артиллерия ударила по вертолетным ангарам.
Дивизия оказалась плохо подготовленной к случившемуся. Генерал стал вызывать штаб фронтового участка в Дананге, требуя помощи и поддержки авиацией. Ему обещали ответить позже. В полдень начальник штаба поставил перед ним несколько конкретных вопросов, связанных с боевой обстановкой и силами противника.
Ни на один из них генерал ответить не мог, и начальник штаба посоветовал сохранять спокойствие — не он первый да и не впервые подвергается атакам Вьетконга, — выяснить боевую обстановку, навести порядок в дивизии, а то можно себе представить, что в ней творится, если сам командир охвачен паникой. Когда все будет ясно — доложить, какие меры приняты им лично для ликвидации опасности, нужна ли помощь или можно обойтись собственными силами.
Подняв в воздух армаду почти из пятидесяти вертолетов с десантниками на борту, командир приказал прочесать местность, не упуская из поля зрения даже бегущего оленя, обнаружить во что бы то ни стало артиллерийские точки противника и подавить их всеми имеющимися средствами — бомбами, огнеметами, ракетами, пулеметами. Если будет необходимость, выбросить десант и вступить в бой с Вьетконгом. Командовать отрядом генерал приказал подполковнику Бритту.
Веером разлетелись вертолеты над подозрительным районом. В каждой машине было двадцать или сорок десантников. Специально выделенные наблюдатели во все глаза осматривали каждую расщелину в горах, каждый распадок, но ничего подозрительного не обнаруживали. Можно было подумать: никто не вел уничтожающего огня по дивизии.
Подполковник приказал командирам машин докладывать обо всем подозрительном. Но все молчали. И уже когда приближалось время возвращения на базу, командир машины, летевшей низко над лесом, радостно передал:
— Командир, заметил зенитную установку, делаю разворот и иду на уничтожение. Разрешите действовать?
— Разрешаю, — согласился подполковник.
Он увидел, как вертолет «кобра» с двадцатью десантниками внутри, с ракетами и крупнокалиберными пулеметами спереди и по бокам завис на какое-то мгновение, чтобы сделать разворот и выйти на цель, и вдруг ослепительное пламя, оглушительный взрыв — и вертолет развалился на глазах: его фюзеляж, лопасти, шасси вместе с беспомощно кувыркающимися десантниками, редко вылетающими на операцию с парашютами, полетели к земле. Картина настолько потрясла всех — а ее наблюдали, наверное, сразу из нескольких машин, — что подполковник срывающимся голосом не произнес, а вытолкнул из себя команду:
— Всем вертолетам, всеми видами оружия обрушиться на вражескую позицию!
Начался кромешный ад на земле: рвались бомбы, ракеты, строчили не умолкая пулеметы. Если бы можно было, они проутюжили бы подозрительное место… Это продолжалось полчаса или чуть больше, после чего подполковник отдал приказ возвращаться.
На базе он доложил командиру дивизии, что обнаружена огневая точка противника. Зенитчики Вьетконга сбили один вертолет. Погиб экипаж машины и двадцать десантников.
— Вы уничтожили зенитную точку? — спросил генерал.
— Да, уничтожили. Думаю, не только зенитную установку, но и обширный кусок гор превратили в пепел и порошок.
— В следующий раз, подполковник, сохраняйте трезвость мысли. На одну зенитную пушку вы израсходовали боеприпасов на десятки тысяч долларов. Нужно быть экономней, подполковник, война нам обходится и так слишком дорого.
— Но погибли же наши боевые товарищи.
— Война не бывает без жертв, а уже демаскировавшую себя зенитную точку можно было уничтожить с меньшими затратами.
Подполковник хотел возмутиться, но, выйдя от генерала, остыв немного, признал его правоту: не выдержали нервы.
Через день сильный артиллерийский обстрел базы повторился и повлек еще более тяжелые потери. Обстрел начался глубокой ночью, когда вертолеты не могли вылететь на задание. Предпринятая разведка снова не дала результатов, противник будто растворялся в воздухе.
Несколько раз повторявшиеся налеты через день показали будто бы определенную закономерность: противник подтягивает орудия, наносит удар, а потом отходит на хорошо замаскированные позиции. Штаб дивизии разгадал эту уловку и в предполагаемую ночь налета рассредоточивал свои силы, чтобы уменьшить потери. Вьетконговские артиллеристы, сделав два-три выстрела, прекращали огонь, зато на следующую ночь, когда налета не ждали, обрушились с новой силой.
Командир дивизии доложил обстановку командующему, и тот принял решение держать наготове ночные бомбардировщики, чтобы по сигналу с высоты 935 немедленно бросить их на огневые точки. Четыре ночи летчики не выходили из кабин самолетов, но за все это время ни один снаряд не разорвался на территории дивизии. Боевая готовность была отменена, а уже на следующую ночь артиллерия противника в течение нескольких часов вела огонь по объектам.
Из Сайгона прилетел заместитель командующего экспедиционным корпусом генерал Макрейтон. Он осмотрел позиции дивизии, выслушал доклад о потерях в людях и материальной части, легко представил, в каком нервном напряжении находится личный состав дивизии: уже несколько человек отправлены в госпиталя с полным расстройством психики и два солдата покончили жизнь самоубийством. Но он не знал, что посоветовать командиру дивизии и его штабу; пообещав немедленно доложить генералу Абрамсу, он отбыл в Сайгон, чтобы там найти наилучшее решение проблемы. Пока в штабе корпуса искали решение, противник предпринял новую дерзкую операцию — ночную атаку сразу двух бригад и самого штаба дивизии. Десантники, измотанные обстрелами, живущие под постоянным страхом быть разнесенными в куски снарядами, не ожидали атаки пехоты. Они, включая офицеров, были просто парализованы. Никто не мог сказать, сколько вьетконговцев участвовало в нападении, но все называли фантастическую цифру. В ночном нападении, когда десантники практически не оказывали сопротивления, дивизия, помимо убитых и раненых, потеряла 12 вертолетов и 5 самолетов. Это переполнило чашу терпения даже в главном штабе.
