Орлята партизанских лесов - Давидзон Яков Борисович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Чем дольше жил Володя в лесу, тем сильнее чувствовал неудовлетворённость. Он заскучал: перестал ходить к пулемётчикам, потерял интерес к лошадям.
— Зайди ко мне вечером, — как-то вспомнил о нём комиссар. — Поговорить нужно.
Михайлов встретил Володю приветливо, как равного. Пригласил за стол, напоил чаем. С разговорами не спешил. Подражая Акиму Захаровичу, Володя сдерживал выпиравшее из него желание нажаловаться на командира подрывного взвода, который пренебрегал им.
— Вижу по глазам: кто-то пришёлся тебе не по душе, — сказал комиссар. — Выкладывай. Только по-военному: чётко и без лишних эмоций. Мужчина должен сдерживать себя.
— Он меня послал щи хлебать! — выпалил Володя. — А я уже взрослый, я за мать должен мстить!
— Подожди. По-порядку и без крика, — сурово осадил Володю Аким Захарович.
— Хочу быть подрывником. Попросился к командиру, а он меня… щи хлебать послал… как он смеет!
— Смеет! Он — командир, и ему виднее, с кем идти на задание. Ты мне лучше скажи: твёрдо решил стать подрывником?
— Да!
— А знаешь, какая у подрывников работа? У каждого партизана смерть за плечами стоит, а у подрывника — сразу две. И от вражеской пули, и от собственной мины! Справишься? Не подведёшь?
— Не подведу! Честное пионерское!
Немало партизанской крови было пролито на подступах к железнодорожной магистрали Ковель — Брест. По обе стороны насыпи немцы вырубили не только лес, но даже мелкий кустарник, через каждые пятьсот метров построили доты.
— Я бы на твоём месте, — сказал Миша Гузненок, протирая чистой тряпицей матово поблёскивавший пулемёт, — не просился в группу, которая на «железку» идёт.
— Хоть один эшелон, да подорву, — упрямо стоял на своём Володя. — За маму!
— Опыта у тебя нет на «железку» ходить! Вон сам Павлов вчера вернулся ни с чем. Его ты знаешь — десантник, подрывник, каких поискать нужно. Тёзку своего, Героя Советского Союза Владимира Владимировича Павлова, Володя знал хорошо. Старался издали увидеть, как он готовит мины. Вот и вчера, когда вернулись подрывники, поспешил к их костру — послушать. Хорошо запомнилось всё, о чём рассказывал Павлов: «Подошли мы к железной дороге. В темноте вышли к насыпи, — рассказывал Павлов, прихлёбывая кипяток из железной кружки. Края кружки обжигали, он морщился, но продолжал пить. — Тихо. Лишь справа на разъезде свистел маневровый паровоз. Вдруг над лесом поднялась ракета. За ней — другая. Над нами пролетели первые мины. Я приказал отходить. В темноте мы сбились с тропы и пошли напрямик через лес. Вскоре под ногами зачавкало болото… За нами гнались… Чудом выбрались на сухое…»
— Если уж Павлов не смог, — сказал Миша, — то какой с тебя толк! «Хороший парень Мишка, но слишком осторожный, — подумал Володя. — Ну как он не понимает, что я в подрывники-диверсанты не для отдыха пошёл? Конечно, в «крокодилы» меня не скоро зачислят, но и в «аллигаторах» ходить не хочу!»
Тут нужно объяснить, что с лёгкой руки Владимира Павлова эти клички широко бытовали в партизанском отряде имени Щорса. «Крокодилами» называли подрывников-диверсантов, которые, рискуя жизнью, незаметно пробирались к железнодорожному полотну и пускали поезд под откос. Для них невыполнимых заданий не существовало. А вот «аллигаторами» окрестили тех, кто под любым предлогом старался отсидеться в лагере или, на худой конец, пойти с группой, но остаться в прикрытии.
— Что ты мне талдычишь? — не выдержал Володя. — На то у нас не один диверсант-подрывник, а вон сколько. Не пройдёт Павлов, пройдёт другой…
— Уж не ты ли? — с подковыркой спросил Миша.
— А чем я хуже других! И вообще, Мишка, не дразни меня…
Но Мишка не был бы Мишкой, если бы отступил.
— Может, поборемся? — отложил тряпочку Гузненок.
— Ладно, — сказал Володя и поднялся. — Пойду лучше с Павловым поговорю, с умным человеком приятнее дело иметь…
Конечно, Володя понимал, что это очень непросто выйти на железнодорожное полотно. Ночью, в темноте, одному. Товарищи остались далеко, и ты должен забыть и о них, и об опасности, что поджидает тебя. Иначе одно неосторожное движение — и чуткий механизм взрывателя сработает. Разве мало было таких случаев!
Но не опасности страшили Володю Казначеева: больше всего он боялся не справиться с заданием. Не сомневался, что никто и слова плохого не скажет. Но не мог представить, что именно он, Володя Казначеев, сможет подвести.
— Ты не думай, что фашисты — дураки, — остудил его пыл комиссар. — Они тоже не лыком шиты. Когда ты ломаешь голову над тем, где бы понадёжнее поставить мину, их специалисты думают, как помешать тебе это сделать! На рожон не лезь! Это не по-нашему, не по-партизански.
— Понимаю, — ответил тогда Володя.
…Но прежде чем Казначеев получил самостоятельное задание, он много раз ходил с диверсионными группами. Они ставили мины-«ловушки» на дорогах, портили связь, оставляли мины-«сюрпризы» в местах, где жили полицаи. Выполняя приказ Михайлова, взрослые всячески оберегали юного подрывника. Володя всё схватывал на лету, и вскоре мог так поставить мину, что даже бывалые подрывники удивлялись, откуда у парнишки такое редкое умение.
Но прошло немало времени, прежде чем Володя Казначеев отправился на «железку».
…Уже вторые сутки, как они вышли с базы. Их было восемь — пулемётчик, шесть автоматчиков и подрывник Володя Казначеев. Ночью группа заблудилась. Никто потом не мог вспомнить, как это получилось. Но только вместо того, чтобы выйти к железной дороге, они очутились в самом гиблом болоте. Партизаны вынуждены были остановиться, потому что стоило оступиться, как человек тут же проваливался по грудь.
Проводник — местный житель — чертыхался, но и сам не знал, куда идти. Партизаны приуныли: они знали коварство полесских болот. Собирался дождик. Стемнело, болото стало совсем чёрным.
Володя отдал мину ближайшему партизану. Тот молча взял её и, как грудного ребёнка, прижал к себе, боясь лишний раз пошевелиться.
Володя осмотрелся.
Болото тянулось насколько хватал глаз. Но недаром Володя родился и вырос в этих местах: совсем малышом брал его в лес отец, показывал, где гнездо горлицы, учил читать следы, определять по муравейникам страны света. Но даже не это было главным в той немудрёной науке: Володя привык доверять лесу, чувствовать себя в нём, как дома.
Сквозь кисею дождя разглядел Володя мелкие кустики, растущие на кочках. К ним-то и направился юный партизан. Он шёл и не оборачивался, словно ощущая молчаливую поддержку товарищей. Его беспокоило время — оно уходило бесполезно: пока они сидели в болоте, по железной дороге катили к фронту поезда. В вагонах были мины и снаряды, пушки и пулемёты, ехали солдаты и офицеры…
Ноги с трудом нащупывали опору. Володя прикидывал — пройдут ли за ним партизаны, ведь он среди них самый лёгкий. Дважды он проваливался по самое горло, и лишь каким-то чудом его не засосала трясина. Несмотря на ледяную воду, ему было жарко, и пот заливал глаза. Он вспомнил, как однажды им пришлось с отцом заночевать па крошечном островке посреди болота. Отец держал его на руках, согревая собственным теплом. Сквозь тонкую рубашку он ощущал, как дрожит отец, ему стало страшно, и он заплакал. Отец сказал: «Никогда не плачь, сыпок, когда тебе страшно! Когда человек плачет, он теряет силы и уверенность, и не знает, что ему делать. А человек должен бороться и победить!»
«Бороться и победить!»
Володя медленно приближался к берегу. Всё чаще попадались твёрдые островки, на которых можно было передохнуть и слегка согреться.
Когда он выбрался наконец из болота, силы оставили его, и Володя рухнул на мокрую траву. Она показалась ему такой тёплой, такой мягкой, что он никак не мог найти в себе силы подняться и отправиться в обратный путь.
— Без тебя, хлопец, сидеть бы нам в болоте, — говорили партизаны, разводя костёр.
— Здесь любой заблудится, — вставил слово молчаливый проводник. — Особенно ночью.
