Сердце солдата - Туричин Илья Афроимович (серия книг .TXT) 📗
— Пошли, — сказал кто-то громко.
«Нашли. Конечно…» — подумал Коля и опять выглянул…
Солдат и полицейские уходили с огорода. Тайник был не тронут. Коля вдруг почувствовал необыкновенную слабость. Отер со лба выступивший пот. Хотел заплакать, но сдержался и, с трудом преодолевая неприятную дрожь в коленях, пошел домой.
Немцы вывели отца из хаты.
— Не беспокойтесь, пан Гайшик. Все в порядке. Вас отвезут в Ивацевичи, допросят, зарегистрируют и отпустят. Уж я похлопочу, — ласково говорил Козич. — Я ж помню, как вы мне новую крышу ладили. Господам немцам нужны работящие люди.
— Пошоль, — сказал один из солдат и толкнул Василия Демьяновича в спину прикладом.
Отец оглянулся.
— Береги ребят, Ольга…
— Шнеллер, шнеллер! — Солдат снова толкнул Василия Демьяновича прикладом.
Отец вышел за калитку и пошел по дороге — босой, без шапки, в серой неподпоясанной рубахе и заплатанных «домашних» штанах. Солдаты и полицейские шли следом, а позади двое полицейских, подымая облако серой пыли, тащили на веревке пристреленную свинью.
До полудня приводили в порядок хату. Пол возле печки и кровати был густо покрыт пухом из разорванных подушек. Страницы книг перемешались — не поймешь, какая от какой. Повсюду валялись черепки битой посуды и стекла. Под образами коптила забытая лампадка.
Коля и Нина терпеливо сбирали пух и совали обратно в наволочки.
Мать ходила по хате, хватаясь то за одно, то за другое. Потом вдруг садилась на лавку и долго сидела молча, безучастная ко всему. Коле становилось не по себе. Уж лучше б она плакала, чем так вот сидеть и молчать. Коля с ужасом думал о том, что случилось бы, если бы немцы нашли оружие. Нет, не надо было его приносить из лесу!.. А что, если Мартын и Алексей не зайдут к ним? Оружие так и будет лежать в тайнике за сараем? А если снова придут немцы и найдут… Может, рассказать матери?.. Нельзя. Вон как переживает за отца, а сунешься к ней с оружием, и вовсе заболеет. Надо с Володькой посоветоваться.
Коля перешел к изорванным книгам и начал собирать их по листикам, отыскивая недостающие страницы в ворохе бумаги. Но постепенно им начало овладевать нетерпение. Скорей бы убраться в хате и — к Володьке. Рассказать ему про обыск, про отца…
Когда порядок в хате был наведен, Коля попросил у матери разрешения сходить к Володьке.
— Сиди дома, — ответила мать. — Еще, не ровен час, и с тобой случится что.
— Чего мне сделают? Я — маленький. А тут всего-то полторы версты.
— Сиди говорю! — Мать посмотрела на Колю сердито. Я пойду в поселок, может, что об отце узнаю. А вы чтоб из хаты ни на шаг! Запритесь и никого не пускайте. Говорите — нет хозяев. — Она вздохнула, накинула на голову платок и вышла.
Коля видел в окно, как зашагала она торопливо прямо через поле. Когда мать скрылась из виду, он сказал:
— Слышь, Нинка, у меня дело важное. Запрись и сиди в хате. А я мигом до Володьки и обратно. Может, и он к нам придет, все веселей втроем-то!
— Мама не велела из хаты выходить.
— Не велела, — передразнил Коля сестру. — А ты не ябедничай, она и не узнает.
— И не собираюсь, — обиженно ответила Нина. — А только попадет тебе, если пойдешь!
— Не попадет.
Коля схватил ботинки и собрался было надеть их, но раздумал. Роса высохла, земля теплая, а без ботинок куда быстрей идется!
— Ой, Коленька, пропадешь, — торопливо проговорила Нина. При этом глаза у нее стали большие-большие, а нос сморщился. — Гитлеры кругом ходят. Схватят…
— Не схватят, — уверенно сказал Коля. — Я от них убегу. Я ж — босой, а они — в сапожищах.
Коля выскочил в садик, но не пошел на дорогу, а остановился в раздумье. А что, если верно фашисты?.. Взять или не взять?.. Взять… Он шмыгнул за сарай и замер, прислушиваясь к биению собственного сердца. Потом лег на землю, втянул голову в плечи и, быстро перебирая руками и отталкиваясь босыми пальцами ног, пополз к своему тайнику. Лежа, раздвинул кучку сухой картофельной ботвы и руками стал отгребать землю. Долго возился, пока докопался до хвороста. Нащупал прохладный ствол винтовки. Потом добрался до пистолета. Но рука с пистолетом не пролезала назад. Коля сунул в тайник другую руку и начал раздвигать хворост. Какая-то ветка сломалась гулко, будто стрельнула. Мальчик прижался к земле, замер. Стало жарко. На лбу выступили капельки пота, светлая прядь волос лезла в глаз, а Коля боялся шевельнуться. Но вокруг стояла привычная тишина, только ласково шуршала сухая картофельная ботва да звенели злые осенние мухи. Немного успокоившись, Коля снова принялся раздвигать хворост. Наконец вытащил пистолет, сунул его под рубаху, за пояс штанов, и, засыпав тайник, отправился к Володьке.
Пистолет неприятно холодил кожу. Хотелось ежиться от его металлической прохлады, поджать живот. Но Коля с гордостью думал о том, что он теперь не просто мальчишка из деревни Волька-Барановская, а вооруженный человек, обладатель настоящего пистолета. Попробуй-ка, сунься! Он ка-ак бабахнет!..
Правда, Коля не очень отчетливо представлял себе, как именно надо «бабахать» из этого пистолета и вообще заряжен ли он. Но это не имело существенного значения. Важно было, что пистолет у него за поясом.
Солнце еще по-летнему грело. В воздухе плавали прозрачные белесые паутинки. Пахло сухой травой. Коля шел быстро, не оглядываясь, придерживая рукой ерзающий на животе, ставший теплым пистолет.
Вот и лес. Прелое болото. Мягкий зеленый мох. На высоких сухих кочках темно-зеленые жесткие и блестящие листья брусники с алыми пятнами крупных ягод. У пней — большие размякшие трухлявые подберезовики. Грибов много в эту осень, но никто их не собирает. И они никнут и падают со своих ножек влажными коричневыми блинами.
В другое время Коля непременно посбивал бы их ногами или прутиком — и эти старые подберезовики, и длинноногие тускло-серые поганки, что растут целыми стадами. Но сейчас он спешит. Ему не до войны с грибами.
Коля свернул к старым вырубкам и чуть не наткнулся на какого-то веснушчатого сердитого парня. Тот стоял прямо на тропинке, широко расставив ноги и опираясь на крепкую суковатую палку. Парень был в высоких охотничьих сапогах с отворотами, в сером пиджаке, из-под рыжей выцветшей кепки выбивались такие же рыжие выгоревшие вихры. Он смотрел на Колю в упор зеленоватыми глазами, и каждая веснушка на его плоском худом лице, казалось, хмурилась и сердилась.
Коля остановился и прикусил губу.
— Здорово живешь, гражданин хороший! — сказал парень.
— 3-здравствуйте, — ответил Коля.
Парень был незнакомый, и от встречи этой в лесу стало жутковато. А ну как стукнет дубиной?
— Откуда путь держишь?
— Из Вольки. — Коля крепче прижал пистолет к животу.
— Стало быть, из того села?
— У-гу…
— А куда?
— В Серадово.
— Стало быть, в то село?
— У-гу…
— Ты, я гляжу, шибко разговорчивый!
Парень вдруг засмеялся.
— Ты что за штаны держишься? Падают?
— Живот болит, — соврал Коля. И добавил для большей убедительности: — Кашей объелся!
— Кашей? — переспросил парень. — Кашей, браток, никак нельзя объесться. Каши можно ба-альшой котелок умять — и ничего. Только пузо получится, как барабан, — хоть бери палочки да играй! М-да-а… — Парень вздохнул и вдруг печально спросил: — А какая каша-то?
— Пшенная.
— Она-а-а, — сказал парень протяжно и снова вздохнул. — Ты мне вот что скажи, гражданин хороший, в селе немцев много?
— Утром были.
— А сейчас?
— Сейчас вроде нема. — Теперь парень уже не казался Коле страшным, и он спросил: — А вам на что немцы?
— Мне-то? — парень усмехнулся. — Лыко драть, лапти вязать, на пшенную кашу менять. Так нет, говоришь, немца в селе?
— Нету, — весело ответил Коля.
— Ай-я-яй!.. Видать, останусь я без лаптей, да и без каши.
Потешный парень и не страшный вовсе. А может, он из тех, что с Мартыном и Алексеем? Спросить? Нельзя. Отец строго-настрого запретил об этом разговаривать.
