Плач перепелки - Чигринов Иван (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗

— Что это за река там впереди? — спросил наконец Чубарь, да так невнятно, будто говорил в пустоту и не хотел, чтобы человек услышал его.

Но тот разобрал и тоже приглушенно сказал:

— До сих пор, кажется, помнил, а теперь вот, как на грех, забыл. Но подождите, что-то похожее на Леседь…

— Беседь?

— Кажется, так.

— Неужто Беседь? — не верил Чубарь.

А человек сошел с дороги и, уже явно направляясь к Чубарю, добавил:

— Кажется, в деревне так говорили.

Чубарь был поражен тем, что перед ним вдруг оказалась Беседь. Даже не хотелось верить, так как, по его расчетам, эта река должна быть несколько дальше.

— А деревня? Как называется деревня, откуда вы идете?

— Антоновка.

— Антоновка?

— Да, это я точно знаю.

«Антоновка», — повторил про себя Чубарь, стараясь вспомнить, слышал ли он о ней раньше.

— А та? — показал он на крыши другой деревни, что тоже стояла за рекой, ее хорошо было видно отсюда.

Человек остановился, долгим взглядом посмотрел на деревню, но ответить будто забыл. Тогда Чубарь снова спросил:

— А не знаете, это уже Беларусь?

— Кажется, еще не Белоруссия.

— Значит, еще не Беларусь? — Чубарь не переставал удивляться, ведь тогда, в лесу за Ширяевкой, он старательно изучал по карте полкового комиссара дорогу в Забеседье, и, по его предположениям, она должна была вывести его если не прямо к Веремейкам, то, по крайней мере, с небольшим отклонением от них.

Человек между тем подошел к Чубарю вплотную и сел напротив, обхватив для равновесия руками колени. Его фигура при этом сильно ссутулилась, а плечи будто еще больше сузились. Был он в военном — в командирской фуражке с темно-зеленым околышем, почерневшей диагоналевой гимнастерке и таких же галифе, а на ногах — коричневые сапоги с мягкими парусиновыми голенищами, в изгибах которых торчали перетертые нитки. Сперва Чубарь подумал, что это форма пограничника, но пограничники носили более светлые фуражки, к тому же без околышей. Значит, человек принадлежал к какому-то другому роду войск. Знаки различия на петлицах отсутствовали. Даже не заметно было темных пятен, которые оставляют обычно командирские треугольники, кубики, шпалы, ромбы, видимо, они были сняты давно. Посидев некоторое время молча, будто ради приличия, человек снял фуражку, и Чубарь увидел, что голова у него седая, но не сплошь, а прядями. Казалось, по черным волосам, словно солнечные зайчики, перемещались серебряные полоски. Седина хоть и старила его (без нее можно было бы дать человеку лет двадцать восемь), но вместе с тем и придавала всему облику какую-то почти неестественную красоту, которая вызывала недоверие. И тем не менее все в нем было натуральное — и проседь, точнее, почти сплошная седина, и красота. А в глазах, цвет которых не поддавался определению, был затаенный страх, который возник, возможно, давно, но до сих пор прятался где-то в глубине. У Чубаря это вызывало странное ощущение, будто глаза у человека не свои, по крайней мере, казалось, что они не принимают никакого участия в том, что делает их хозяин. Чубарь, конечно, не сомневался, что человек видит его, но смотрел тот на все — и на Чубаря, и в пространство перед собой — будто невидящим взглядом. Например, винтовка Чубаря, которая лежала на траве рядом, даже не привлекла его внимания.

— Вы командир?

— Нет. Я военврач. Гинеколог.

Услышав это, Чубарь сдержал непрошеную улыбку, но все же не преминул пошутить:

— А что делать в армии гинекологу? На службу ведь пока брали мужчин?

— Это я по прежней специальности гинеколог, а так — военврач второго ранга.

— Словом, доктор?

— Да.

Наверное, человеку не в первый раз приходилось вести подобный разговор, и потому отвечал он Чубарю с какой-то почти заученной легкостью.

— А теперь что, из окружения выходите? Военврач не ответил.

— Тогда почему вот так, — допытывался Чубарь, — открыто? Можно опять к немцам в лапы угодить!

— Я из плена иду.

— Не рано ли? Обычно из плена возвращаются после войны.

— Меня отпустили. Чубарь пожал плечами. — Кто?

— Немцы.

— И куда вы теперь?

— В Свердловск.

От удивления Чубарь захлопал глазами.

— В Свердловск?

— Да.

— А как вы туда попадете?

Человек, казалось, даже не почувствовал растерянности Чубаря, глаза его были наполнены тем же затаенным страхом, от которого Чубарю все больше становилось не по себе.

— Я иду из немецкого плена, — будто окончательно убеждая Чубаря, уточнил через некоторое время военврач. Он вел себя так, как на допросе, который безнадежно затянулся и который в конце концов стал безразличным для него.

И Чубарю ничего не оставалось, как продолжать этот допрос:

— Где вас взяли в плен?

— Около Слонима…

— Раненого?

— Нет.

Разговор все время шел будто по кругам, которые в отличие от тех, что на патефонной пластинке, не имеют перехода от одного к другому. И потому каждый раз Чубарю приходилось начинать чуть ли не сначала.

Как бы там ни было, а Чубарь уже смотрел на доктора, как говорится, во все глаза, однако не потому, что почувствовал свое превосходство над ним, скорее, наоборот, внешняя отчужденность, которую доктор принес откуда-то, с каждой кинутой все больше вызывала у него растерянное недоумение.

— И вы серьезно доктор? — спрашивал далее Чубарь.

— Военврач второго ранга. — Для большей убедительности человек поднял руки, показав растопыренные ладони. Они были у него действительно докторские, как говорится, выхоленные, отмытые, будто он только что вышел из операционной.

Чубарь подался вперед всем телом и доверительно воскликнул:

— Это хорошо, что я вас встретил! Счастливое совпадение!

— Что, заболели?

— Нет, сам я здоров.

— А кто болен?

— Пока нет больных. Но могут быть. Точнее, раненые. — И тут Чубарь достал из кармана листовку, которую ему дал полковой комиссар, протянул доктору. — Почитайте вот.

Тот развернул ее, пробежал глазами: «В занятых врагом районах надо создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны повсеместно и всюду, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной связи, поджигания лесов…» — дочитав до этого места, доктор отвел взгляд в сторону и задумался.

Чубарь неопределенно сказал:

— Вот видите!

— Но я не понимаю, какое отношение… словом, зачем вы мне даете читать это?

— Я же вам сказал, нас, видать, свел счастливый случай! Мне вот так доктор нужен! — И Чубарь провел рукой по шее.

В глазах доктора шевельнулось нечто похожее на заинтересованность.

— В конце концов, кто же вы? — спросил он.

— Я уполномочен создать партизанскую группу. А листовка эта — мой мандат.

— Вот что…

Они помолчали…

— Вы здешний? — наконец спросил военврач.

— Нет. — Чубарь подумал и добавил: — Но считайте уже, что здешний. Правда, мне казалось, что Беседь еще где-то там, — он махнул рукой вперед. — Но вы вот говорите, что это она…

— Я так в деревне слышал!

— Я не упрекаю вас, — улыбнулся Чубарь. — Это даже хорошо, что Беседь рядом. Не волнуйтесь. Мы теперь с вами быстро дойдем куда надо. Там у нас леса кругом.

— И мы их жечь должны?

Наивность доктора показалась Чубарю нарочитой. Но Чубарь сдержал злость. Наоборот, притворно захохотал и бросил с чуть заметным укором:

— В листовке же не об одном этом сказано. Надо читать до конца. А то вы как-то…

— Больше не прочтешь, чем написано, — упрямо сказал военврач.

— Однако что попало болтать не следует, — с подчеркнутой угрозой посоветовал ему Чубарь. — Тем более что лично вам ничего не придется жечь. Готовьтесь партизан лечить.

Казалось, разговор по этому кругу мог бы и закончиться. Но Чубарь еще спросил:

— Так принимаете мое предложение?

— Нет.

— Почему? — удивился Чубарь. Военврач, не задумываясь, ответил: