Побратимы (Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич (книга жизни TXT) 📗
«Товарищем назвали», — отметил про себя Алексей. Словаки охотно положили на стол Алексея коробок спичек и пересели за его столик.
— Мы рады посидеть с вами, — сказал рослый чернявый солдат и заказал пиво.
Алексей взял кружку:
— За исполнение ваших желаний, господа!
— Дружба з русскими — то наше желание, — первым чокнулся чернявый.
— И победа вместе с русскими, — дополнил второй словак, коренастый русоволосый крепыш с круглым лицом и румянцем во всю щеку.
— И киньте ви це слово «господин», — улыбнулся чернявый. — Мы есть товарищи. Товарищи — це ано [60]. А к господинам мы не маемо любов.
Зал столовой был пуст, но откровенные высказывания в харчевне не предвещали ничего хорошего.
— Где я вас видел? — перевел Леша разговор на другую тему. — Часом, не вы воевали с немцами за мальчика?
Разведчик вспомнил историю, приключившуюся на днях на немецком складе. Тогда немец стал бить мальчика, а двое словаков вступились за него. Произошла стычка. Мальчика спасли. Это был Володя Соколов юный помощник Алексея Калашникова.
— Мы! — с достоинством ответили словаки. — Якщо вы про ту зражку [61], яка була во дворе по улице Гоголя, то це мы.
Из харчевни они вышли вместе. Петляя по глухим переулкам, Алексей прощупывал настроение новых знакомых.
— Вы что так неосторожно ведете себя? Подслушают — и тюрьма. Да и не так просто поверить вам. Теперь даже фашисты заигрывают с русскими.
— Прохаю прощение, — ответил высокий солдат, Ладислав Томаш, — який дурень может верить гитлеровцам? У сему свиту зрозумительно, што позад ще одного Курска фашисты ще красивше заспевают.
— Но вы — в армии Гитлера.
— Мы тут против нашего желания, — запротестовали словаки. — И до первого встречания з Красной Армией или з партизанами.
— Но нельзя же так открыто заговаривать с русскими!
— Це нам ведомо. Словаков теж немало взято в гестапо. Але русских товарищев через молчание знайти не можно.
Однако слова есть слова. И Алексей решил проверить их на деле.
Для начала он предложил словакам вместе с русским товарищем пробраться на скотный баз мясокомбината и там «заготовить» скот. С помощью городских жителей скот будет переработан в мясопродукты и роздан военнопленным. Эта работа была знакома Алексею, и потому первой пришла на ум.
— Добре, — согласились словацкие парни. — Словаки не возражают заготавливать и бить скот. Але лучша праця — знищувать фашистов.
Для выезда на операцию словаки предложили грузовик. Новые друзья назначили время и место встречи — на углу улиц Субхи и Караимской, возле ларька, мимо которого они прошли.
Вечером новые знакомые были у киоска. Тут же стоял и их грузовик. Но получилась неувязка. Словаки совершенно не знали западной окраины города и не могли понять, куда подать машину. Они предложили Алексею ехать вместе. Но с его липовыми документами лучше было не попадаться на глаза жандармам на заставе. А объехать злополучную заставу тоже было нельзя.
— У нас на кузове великий брезент, — предложил Ладислав, — давай заверяемо тебе в него.
Завернуться в брезент и лечь в машину, управляемую солдатами вражеской армии! Мысль Алексея напряглась, чутье обострилось. Отказаться? Но этим оттолкнешь словаков: разве можно ответить недоверием на доверие? И разве так уж ничего не известно об этих словаках? А защита мальчугана? Разве это ничего не подсказывает опытному разведчику?
Все, что довелось пережить Калашникову за трудное время Севастопольской обороны, фашистских лагерей и в партизанской борьбе выработало у него особое чутье, которое никогда не подводило.
— Ладно! — Алексей, взявшись за борт машины, прыгнул в кузов. — Как только проедете заставу, направо увидите пустырь. Сворачивайте туда и останавливайтесь.
В брезентовом куле было душно и темно. Грузовик двинулся, загромыхал кузов, каждая выбоина и бугорок мостовой стали отдаваться в затылке и позвоночнике. Был Алексей в куле не более четверти часа. Но эти километры были трудны и опасны, как и любой шаг разведчика.
Наконец машина сделала резкий поворот вправо и остановилась.
— Ви жив, Алеша? — Словаки развернули брезент, и Леша увидел их улыбающиеся лица.
В это время из-за горы выкатил медный диск луны. Длинная гряда гор, холмистое предгорье, кварталы города — все щедро залито лунным светом.
— Да, не партизанская ночь, — заметил Алексей. — Но отступать не будем. Чапаев никогда не отступал!
Оставив машину возле пруда, парни прокрались к стене мясокомбината. Когда часовые ушли в дальний конец, Лешиным лазом все трое проникли на баз.
…К полночи «заготовительная» операция была окончена. Алексей и словаки пришли на Новосадовую, двадцать четыре, в квартиру подпольщицы Лиды Котляровой. Алексей нарезал хлеб. Ян расставлял тарелки. А Ладиславу Лида делала перевязку руки, которую ушибло во время операции на мясокомбинате.
Ладислав с восхищением говорил:
— Лида, вы должны поверить: Алеша корову подняв на кузов. Взяв корову на плечи, ако барашку, и подняв.
В разговор вступает и Ян.
— Мы маемо любовь до русских. У них красива сила и душа. У Алеши багато силы, дружбы и смелости…
Так благополучно закончилась первая совместная операция со словаками.
Прошло двое суток, Осипов почему-то на связь не пришел. Наступило время возвращения в лес. Но возвращаться было не с чем. И разведчик решил: надо идти к Осипову в концлагерь…
…Вечером на Речной улице вдоль стенки концлагеря лениво шагает полицейский.
Вот он подошел к углу, машинально оборачивается и шагает обратно. Вслед за ним выскальзывает словацкий солдат с пистолетом и бесшумно движется следом за полицейским.
Позади словака вдоль стенки крадется человек в лохмотьях военнопленного. Под восьмым стояком проволочного заграждения, которое тянется поверх стены, он подпрыгнул и, подтянувшись на руках, отцепил нижнюю проволоку. Через проделанный лаз быстро переметнулся на другую сторону стенки.
Словак, пройдя за полицейским с полсотни шагов, круто свернул на другую сторону улицы, так и оставшись незамеченным.
А Алексей, чей прыжок в лагерь прикрывал словак, уже перебрался на сук тутового дерева. По его стволу он спустился на крышу здания и скрылся в слуховом окне. Остаток ночи он провел в дальнем углу безлюдной прачечной на ворохе белья, накрывшись несколькими одеялами.
Утром, когда прачечная ожила, ночной гость нагрузившись узлами стиранного тряпья, смешался с другими обитателями лагеря. Через некоторое время он появился перед рабочим столом врача Осипова.
— Здорово, Николай Петрович!
От неожиданности из руки врача выпал карандаш. Осипов вздрогнул точно от выстрела.
— Леш-ш-ка! — постепенно пришел в себя Осипов. — Сумасшедший. Тут землю фашисты переворачивают, ищут…
— Это — их дело.
— А ты, небось, прямо с минами и листовками?
— Это — мое дело.
— Мы горим. За мной следят. Я поэтому не хожу на явку.
— Не горели, доктор, и не погорим. Нет такого фрица, которого нельзя провести. В изоляторе есть кто?
— Никого.
— Порядок! Дай листок бумаги и пиши покрупнее: сыпняк, сибирка или еще что- нибудь. За этой вывеской просижу день. А вечером, с этим же хламом, — указал он на узлы белья, — опять нырну в прачечную и ночью — дай бог ноги. Кстати, эта поклажа мне понадобится в изоляторе. В нее заверну лесную посылку.
Обмакнув карандаш в чернила, Осипов выводил буквы. А Лешка передавал новости:
— Запомни, Николай Петрович: Ладислав Томаш, кличка — Славик. Пароль явки: «По вашим желаниям». Отзыв — «С русскими». Это солдат-словак. Их часть стоит на Караимской, пятьдесят, шестьдесят восемь и семьдесят. Через Славика, если потребуется, сдублируешь связь. С ними пока никого не знакомь. Условься и о знаках явки на новых местах. Он знает два моих лаза. К вам меня провожал. И на мясокомбинате был. Парень надежный. Смелый. Будет носить передачи пленным. Если что, спасайся с их помощью.
